Пять рублей

Я смотрю на часы, стрелки показывают восемь утра. На площади у Балтийского вокзала длинной змейкой тянется очередь. Народ стремится в Питер на работу. Чувствуется напряжение. Оно понятно, в маршрутке 14 сидений, а желающих уехать больше сорока человек. Народ отворачивается от пронизывающего мартовского ветра. Площадь изрыта вздыбившимся асфальтом с замёрзшими кучками снега. Пожелтевшая от времени реклама зазывает в Гатчинский дворец, стекло на стенде в трещинах. Поваленный забор у заброшенного футбольного поля, обшарпанные стены давно не ремонтированного здания вокзала дополняют безрадостную картину.

В начале двухтысячных городской транспорт переживал трудные времена. Спасибо частникам, выручали. К подъехавшей машине кидались сразу 5-6 человек, их нервозность выдавала опаздывающих на работу.

Я давно уже отбросил надежду уехать на маршрутке. Взгляд скользит по сторонам в поисках альтернативного транспорта. Вдруг необъяснимое чувство подсказывает: «Она!»

Делаю резкие два шага, тёмно-синее Жигули, свернув с дороги, остановились у моих ног. С удовлетворением пропускаю на заднее сиденье двух пассажиров, сажусь третьим. Отяжелевшие Жигули, выбросив из-под колёс грязный снег, вернулись на шоссе.

В дороге читаю книжку, не обращая внимания на соседей. Минут через сорок остановились у Пулковской обсерватории, мужчина интеллигентного вида подаёт водителю две десятки. Стоимость проезда в маршрутном такси 15 рублей, частники берут столько же. Хозяин Жигулей забирает деньги, мясистое лицо сияет от самодовольства.

– А сдачи у меня не-ет!

Его физиономия с ехидной ухмылкой превращается в торжествующую, хамскую рожу. Меня аж передёрнуло. Поразительно, как проявляется нутро человека даже при таком мелком поводе, как пять рублей. Пассажир опешил от наглого поведения. Что тут сделаешь? Он закрыл дверцу, в глазах промелькнула растерянность. Я присмотрелся к водителю. Машину вёл уверенно, на крупном лице с пышными усами застыла усмешка. Откуда в людях это желание нахамить? Выходя из машины, кинул недвусмысленный взгляд на мужика: «Ну, я тебя запо-о-мнил».

В течение двух-трёх месяцев тёмно-синие Жигули словно преследовали меня. Я не горел желанием увидеть ещё раз физиономию старого знакомца. Но случилось то, что должно было случиться. То ли я разомлел от тёплого июньского солнышка, то ли углубился в размышления, до коих был охоч, не суть. В машину сел не глядя. Вскоре замечаю поломанную кнопку блокировки дверей и характерные потёртости на сиденье. Да, те самые Жигули, и водитель с усами. Я лихорадочно вытащил из кармана сотенную купюру и две десятки. Ситуация повторяется. Теперь мне предстоит общение с хамом. Выбор невелик: промолчать либо дать отпор зарвавшемуся частнику. Справедливости одной ради, куда ж без неё, родимой, русскому-то человеку. Нужен удар, потом катарсис. Но как?

Идти на конфликт не хочется, взрослого мужика словами не убедить. На каждый чих не наздравствуешься. Или при расставании небрежно бросить: «Сдачи не надо». То бишь, уподобиться невеже. Скользкий вариант. Или смириться, махнуть рукой? Моя хата с краю?

Значит, пустить на самотёк? Ведь считаю себя православным христианином. Вот так равнодушием и трусостью попускаем твориться злу в этом мире. Да ещё убеждаем себя, дескать, должно со смирением встречать различные искушения. Как там, в Нагорной проповеди: «и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду». Может сотенную предложить?

Правда, водитель не знает о претензиях к его моральному облику. Мелькнула мысль помолиться, но непонятно куда делась. Появились варианты, как вернее пристыдить хама. Бросить прямо в лицо правду-матку? Грубо. Напомнить вежливо о совести? Рассмеётся в ответ. Передо мной стоит задача: осадить, но не осудить. «И помириться с ним по размышленьи зрелом».

Я осмотрелся. Слева в футболке с изображением Виктора Цоя дремлет волосатый парень лет восемнадцати. Небось, всю ночь где-то куролесил. Рядом с Цоем читает книжку белокурая девушка. Нашла себе избу читальню. На переднем сиденье широкоплечий мужчина с бычим затылком смотрит в окно. Что им Гекуба?

Я вернулся к обдумыванию непростой ситуации.

Как обозначить ту грань, где заканчивается смирение, и начинается попустительство? Разберусь-ка я с собой. Что я хочу? Причинить добро этому типу или сбить с него спесь? Сначала проверю, насколько благодушно я настроен. Сумею найти нужные слова с миром в душе, то, «приобрету брата своего». Для этого желательно соответствующее духовное состояние, иначе бессмысленно начинать. Перво-наперво нужно испросить прощения. У нас, православных, ведь как? Прощения просит не тот, кто виноват, а кто прав. Представил мысленным взором ситуацию:

Водитель оборачивается за деньгами, а я в лоб:

– Прости, друг, за личную неприязнь.

У обалделого частника приоткрывается рот, в глазах читается смутное подозрение:

– Товарищ, похоже, из Кащенко.

Да, напрямую воздействовать опрометчиво. Остаётся единственный вариант, молчанием покрыть грех брата моего. И был ли грех-то? Может у него воспаление лицевого нерва, а я тут с мировой гармонией. Лучше отступиться от бедолаги и подумать о своём несовершенстве. Если он действительно хам, достаточно удержаться от осуждения. Святитель Игнатий Брянчанинов так пишет: «не покусись остановить его немощною рукою твоею».

Вот я молодец! Уже готов себя признать слабым, лишь бы соскочить с неприятной темы.

Теперь понятен распорядок действий: привожу себя в мирное устроение, мысленно посылаю потенциальному брату мир и любовь. Уж сколько имею, недостаток последних покроет денежный эквивалент. Главное – помолиться, непременно молча. Ещё в детстве мама учила молитве Давидовой: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его».

Нашёл правильное решение, но досада остаётся. Вот кабы после моего взора, исполненного духовных переживаний, на лице грубияна появились бы признаки смущения... Вот и разгадка. Мне важен результат, здесь и сейчас.

Ошеломлённый столь однозначным выводом, некоторое время еду без всяких мыслей.

Ох, и тяжёлая это работа – мир улучшать. Священник Александр Ельчанинов писал, что нет случайных встреч, каждый человек посылается Богом. Подведу итог: пользу я, несомненно, получил. Прежде чем «обратить грешника от ложного пути его», сыскал в себе недостатки.

Показался город, спускаемся с горки у Пулковской обсерватории. Через пять-семь минут выходить, а я не могу сосредоточиться. Сосед тихохонько посапывает, девушка увлечена чтением. Они не подозревают, до каких высот духовного совершенства я дошёл. Меня слегка потряхивает от волнения, как при сильном голоде. Организм очищается? Пересекли Дунайский проспект, вдалеке показалась моя остановка. Хриплым и взволнованным голосом прошу остановиться. В руке зажаты десятки, в последние секунды вспоминаю кротость Давидову. Водитель оборачивается ко мне.

А это не он!

Я бодро шагаю по Пулковскому парку. Лёгкий ветерок колышет листочки на берёзках, с безоблачного неба ярко светит солнышко. По телу разливается тепло, как от горячего чая с малиной. Пенсионер в белых штанах выгуливает рыжего шпица. Сразу видно – добрый человек. Почему так решил? Не знаю. Пусть будет добрый. Даже пёсик одобрительно глянул на меня. Дышу полной грудью, всё вокруг пышет радостью. Вспоминаю слова Исаака Сирина: «Умирись сам с собой и умирятся с тобой небо и земля».

Но почему состояние это случается так редко?