Клинкер Часть первая Глава 23, 24

Глава 23      Главный продукт завода

       Новый этап моей работы на цементном заводе, это основной цех завода, это производство  получения клинкера из сырьевой шихты путем ее обжига в печи. Это самый сложный процесс из всех технологических процессов на заводе, а потому и ответственность в этой технологии самая высокая. Не смотря на это, историческая беда нашей страны – алкоголь, бытовала и среди машинистов печи.
       В то время на каждой печи работали по одному машинисту и одному помощнику. Рабочие внизу, под головкой печи, также работали по одному рабочему на холодильнике и на ковшевом транспортере под каждой печью. Меня поражал некоторый факт дежурства на верху клинкерных силосов на отметке тридцать  пять метров, где работала всего одна женщина по обслуживанию ковшевых транспортеров наклонной галереи, сбрасывающих клинкер в силоса. Кроме того, над силосами расположены еще два транспортера для перевода, при необходимости, принимаемого клинкера в другие силоса. Я посчитал, что преступность не в том, что для одного человека, тем более для женщины, непомерный труд обслуживания большого количества оборудования, включая уборку от пыли всего оборудования и территории на этой отметке, кстати, это самое пыльное место в цеху из за отсутствия фильтров. Вернее, они стоят, но бездействуют из за незавершенности их монтажа и наладки. А преступность в том, что человек один, работающий в дали от всего цеха на высоте более тридцати метров от земли, где единственное общение с машинистами, это проводной телефон, провода которого проброшены как попало и где попало. Если произойдет несчастный случай с ней, а потенциал для этого там на каждом шагу, то ей не только некому оказать первую помощь, но и о случившемся никто и не узнает. Хотя и ставился вопрос о безопасности человека, работающего в одиночестве, да так и завис этот вопрос в устах начальства. Видимо, для этого нужен был несчастный случай, но Бог миловал.
       Впоследствии, когда я уже работал в смене с машинистами печей, мои требования к машинистам обязывали их периодически справляться о благополучии на верху. Было условлено с рабочей на этой отметке, что бы она через каждые пол часа звонила на пульт.  В нашей смене на верху работала Таранова Наталья, пришедшая в цех из заводоуправления. Многие женщины из заводоуправления переходили на работу в цеха завода с вредными условиями труда с тем, чтобы выработать стаж по вредности и выйти на пенсию раньше.
       Вписался я в коллектив смены не сразу. Новый человек в коллективе всегда приманка для рабочих, чтобы склонить его себе в угоду. Я догадывался, что меня ждет эта участь, а потому был готов ответить своими доводами. Через две или три смены моей работы в новом коллективе, я учуял запах не сильно хмельного от помощника машиниста. Улучив момент, когда машинисты послали этого помощника на головку холодного конца печи проверить работу механизма подачи шлама в печи, я пошел за ним и остановил его на площадке седьмой опоры, где нет постороннего глаза и уха. Я не потребовал от него дыхнуть ко мне, а просто сказал:
       - Ты не трезв, и я должен тебя отстранить от работы. Я в смене своей это не потерплю – предупредил я. – А сейчас я вынужден тебя сопроводить на головку, чтоб ты случайно не споткнулся, и не свалился с лестницы или с площадки.
       - Николай Иванович – стал оправдываться помощник, - я выпил самую малость, и гостям  моим объяснил, что мне на работу идти, больше нельзя. У жены день рождения сегодня, а я подмениться не смог – жалобно закончил он. Я убедился, что он вполне адекватен, и что кроме запаха признаков хмельного нет, предупредил его, чтобы впредь такого не было. 
       Помощник вероятно поделился с машинистами, потому что вскоре ко мне, сидящему в одиночестве за столом машинистов первой и второй печи, подошел машинист второй печи Володя Козленко. Подвинув удобнее стул, на который он сел, бесцеремонно заявил мне:
       - Николай Иванович, мы знаем, что Вы мужик правильный, а значит правильно и поймете нас – у нас здесь порядки свои, нами установленные, и Вам советуем с ними считаться. Если Вы наши порядки примите, то не пожалеете –  у Вас все будет хорошо.
Такое ультимативное заявление не было для меня неожиданностью, но не думал, что это будет в такой категоричной форме. Я промолчал, и ничего не говоря вышел из за стола, и направился к выходу.
       - Молчание – знак согласия ?– испытующий вопрос услышал я в след себе.
               Минуя зону спекания второй печи, я дошел до площадки привода, а с нее перешел на площадку, перекинутую  между второй и третьей печью. Дойдя до ее середины, я остановился, и оперся не ее перила. Задумался я над создавшейся ситуацией – мне сразу ставят условие. Как мне поступить здесь? Отвергнуть эти условия – значит конфронтация с самого начала. Принять условия, в которые они вросли, значит показать сразу им свою слабость, которую и сам себе не прощу… Я еще не знал сути их условий, но предполагать вполне мог. К сожалению, в то время у нас в стране повсюду была одна беда – пьянство в быту и на работе. Другие их условия, я и не предполагал. Размышляя на этой площадке, я пришел к выводу, что надо ребятам поставить свое условие – пьянству на работе «баста»!
       Вернувшись на головку к машинистам печей, как ни в чем не бывало, завел разговор с ними об их житье – бытье, кто чем, или кем обзавелся, и вообще о домашних делах. Они охотно поделились, на что я не очень то надеялся. Только Володя Козленко, до сих пор молчавший, с гордой осанкой и надменным  взглядом, обращенным ко мне, и, опершись о пульт, спросил меня:
       - А что это Вы интересуетесь нашим бытом? Он не имеет отношения к работе нашей? Какое Вам дело до нас вне работы? Спрашивайте по работе – расскажем.
       - А вот ты и не прав, Володя - ответил я. - По работе будут вопросы, когда я до них доберусь. А вот с вами ближе познакомиться, это первая моя задача – ведь мне предстоит войти в ваш коллектив, если примите.
       Хм - хмыкнул Володя, - прямо сущий Макаренко.
       Я срезу понял, что Володя не простой фрукт, но умный – взвешенная речь его выдавала это. Позже я узнал, что Володя сын кладовщицы цеха Помол Зинаиды Николаевны, женщины далеко не простой, но достаточно умной. И я понял, откуда у него горделивый надменный взгляд, поставленная речь с признаками ума.
       Володя был моложе других машинистов, но в нем чувствовалось лидерство в коллективе. Да и не удивительно. За помощью по работе, если возникала не штатная проблема, обращались к нему за советом, или помощью. Он удивительно расторопный и находчивый, чего не хватало его товарищам. Говор у него был своеобразный. Речь его порой, не шла, а как бы, кувыркалась, если он рассказывал о чем то с пристрастием. Он строчил свои слова в такой момент, как телетайп по ленте, но что характерно, речь его была вполне разборчивой. Он не был самым опытным машинистом печи. Рядом работали куда опытнее его корифеи обжига клинкера, но он был действеннее других. Он не искал способа оправдания при появлении «пятна» на корпусе печи, он не любил оправдываться – он настойчиво искал способ замазать это «пятно», и, как правило, справлялся с этим успешно.
       - Ну, коли собираетесь вписаться в наш коллектив – заявил Володя, испытующе глядя на меня, - значит, Вы согласны с нашими условиями, надо понимать. И это хорошо – это значит, Вы с нами не пропадете.
      - А я другое от вас и не ожидал - ответил я. – Только, Володя, надо одно обстоятельство обговорить. Я не знаю ваших условий, но заочно, заранее принимаю их. А у меня к вам только одно условие, единственное – я ярый противник выпивки спиртного перед работой, а уж тем более на работе. Но, надеюсь, вы  этим не страдаете. Вы ребята умные, не чета недалеким алкашам, которые не могу устоять перед зависимостью от бутылки. Ведь, настоящий мужик не тот, кто пьет без разбору, гнет маты на право и на лево, не способный соображать, что происходит – это недочеловек, мужика в нем нет. А тот мужик настоящий, кто пьет с умом – зная, когда пить, с кем пить и сколько пить. Ведь, это так просто, не правда ли? – спросил я.
Ребята замкнулись. Наступило долгое молчание. Видимо, я опередил их условия.
       - А теперь слушаю ваши условия – обратился я к ним. Снова молчание. Лишь через минуту спросил меня Володя Козленко:
       - Вас, наверно, настроил Юрий Гергардович? – назвал он правильное отчество Редько.
       - Никто меня не настраивал, Володя – ответил я. Мы с Юрием Григорьевичем поработали вместе в сырьевом, и он знает, что меня настраивать нет необходимости. Он знает, что я ревностный противник алкоголя на работе еще с давних времен – и рассказал им  о несчастном случае в Спасске Дальнем, произошедшим на моих глазах, когда пьяный молодой водитель огромного лесовоза врезался в толпу людей на остановке, рядом со школой, и погубил четырнадцать человек, из которых было восемь детей. В моем алкогольном прошлом было алкогольное кредо – «пить, так пить до протокола, середину не люблю», позаимствованное у Некрасова через гида в его усадьбе – музее в Карабихе. Это кредо  сменило кредо – ни глотка даже пива перед работой, или на работе, а уж тем более садиться за руль, хотя у меня был тогда всего лишь легенький мотороллер. Так вот в миг сменилось содержание моего кредо после увиденного мною массового убийства.
       - И что, после этого перестали пить совсем? – спросил меня Володя.
       - Да, нет же – ответил я, конечно же пил, да и сейчас не мало. Но, только выборочно, а не когда захочется, и не где попало, а тем более, не с кем попало.
       - Ну, а если … - не успел спросить Володя, как я тут же перебил его:
       - Никаких «если» - возразил я. – На всякое слово «если» есть слово «можно» или «нельзя». И каждый, если умный, должен это понимать, и делать вывод - заключил я.
       - Это легко сказывается – не унимался Володя. – А в жизни бывает ситуация, когда не возможно избежать выпивки.
       - В этом случае лучше прогул – спокойно ответил я, - чем пьяным придти на работу. За один прогул не уволят, хотя это и нарушение трудовой дисциплины.
       - За то взбучку какую зададут, - ого – го! – вмешался помощник Стенин.
       - А ты хотел, чтоб за прогул по головке погладили? – спросил его Володя Козленко.
Дебаты на эту тему длились долго, так как мое условие не удовлетворяло ребят ни как. Ну, думаю, не видать мне покоя. Но обошлось благополучно. Контакт между нами был налажен. Я почувствовал в Володе Козленко уважение ко мне и даже помощника – он имел влияние в смене.
       Но вот происходит кадровая перестановка в цеху Поработать в Обжиге под началом Редько мне, практически, не пришлось, так как вскоре после моего прихода в цех «Обжиг!», директор пригласил его на должность главного инженера, в связи с предстоящим увольнением Владимира Прокофьевича Сусева. Не сработались директор и главный инженер. Да и не удивительно, у них не было главного – взаимопонимания, и Платонов нещадно давил на главного инженера. 
       Но интересная ситуация сложилась – Юрий Григорьевич уже покинул Обжиг, а Владимир Прокофьевич еще долго оставался на заводе в своем кабинете. А где был Редько, мне не ведомо.      

Глава 24      Злополучный шлам

       Однажды в ночную смену машинисты первой и второй печи вдруг засуетились – пятно за пятном на корпусах первой и второй печи. Режим печей «плавает», удержать не возможно, приходилось и на тихий ход ставить их не раз. Я примчался в лабораторию, а там тоже не спокойно – все на ногах, суетятся. Спрашиваю старшего лаборанта, что с готовым шламом, что печи выбиваются из режима, пятна пошли, брак гонит – в чем дело?
       - У нас все нормально – отвечает старший лаборант, - можете посмотреть в журнале. Ищите причину у себя.
Смотрю в сменный журнал – все показатели, титр и влажность в норме, как и в прошлой смене. Я возвращаюсь на печи, и вижу, что картина прежняя – ребята в прежней суете мечутся от печи к приборам, от приборов вновь к «амбразуре», чтоб снова заглянуть в печь, следя за обмазкой, не сползает ли еще где.
       - Ребята – обращаюсь я к машинистам, - я только что в лаборатории проверил по журналу показатели готового шлама. В журнале все соответствует норме, так что постарайтесь продержать печи до утра, а утром, я думаю, все прояснится. Я больше верю вам, что вина, все же, в шламе. Подскажите, где можно раздобыть емкость, чтоб зачерпнуть шлам в бассейне, питающем первую и вторую печи. Я хочу убедиться в вашей правоте через анализ шлама, который выполню сам, в присутствии лаборантов. Тем более, что  я заподозрил почерк заполнения журнала – он не похож на поэтапное заполнение. Подозреваю «подгонку» заполнения журнала под норму.
       Помощник машиниста Стенин принес из за щитов пульта какую то алюминиевую литую, с разной толщиной корпуса, емкость литра на три, не определенной формы – Пойдет такая? – спросил он. – Вполне – ответил я, - хотя и не удобная носить ее. Ручки к ней придумать проблема.
       Из рукава старой, изорванной рубахи, найденной там же, за пультом, перехватили эту емкость, скрепив узлом. Выглядит страшновато, зато удобно нести. С этой емкостью я не медленно направился к бассейнам за образцом шлама, по пути уточнив в насосной, из какого бассейна питаются печи. Поднявшись на четвертый бассейн, из которого питались печи, я увидел его переполненным – нет места для корректирующего шлама.
       Оказывается, лаборатория не довела готовый шлам до кондиции по титру, а дальше корректировать не  позволял переполненный бассейн, и этот шлам подавался на печи. Позже я узнал, что сменные лаборанты, зная об этом, не предупредили машинистов печей о некачественном шламе, надеясь, что все обойдется, как и бывало не раз.
       Зачерпывая специальной для этого баночкой с веревкой шлам, я наполнил свою емкость чуть больше половины, и принес на пульт головки печей.
       Утром, как всегда, начальство поднялось на пульт справиться о работе за смену. О том, как работали печи, они знали от диспетчера, о чем докладывалось ночью, и справлялись о том, что предпринимали, и что предпринимают сейчас. Начальство не больше машинистов знает, что надо предпринимать в таких случаях, но проформы ради вопросы надо задавать. Среди «начальства» был и «самый старший» машинист Куцевич Виктор Лукич, который с ребятами вел беседу отдельно, зная, и понимая машинистов куда больше начальства. Лукичу, как начальству, лапши на уши не повесишь. Это был авторитет у машинистов, и у начальства. Даже больше – и у директора завода тоже, который раньше начальства посетил цех. Это амплуа Платонова – знать все и обо всем раньше всех. Когда директор поднялся на головку печей, чтобы упрекнуть смену в срывах режима печей, он обращался только к машинистам. Мне он только мимолетно кивнул, проходя мимо меня. О рукопожатии речь не идет, разве можно безуспешную работу смены приветствовать достойно? Такая, вот, тонкость у директора.
       - Что, решили загубить оборудование? - обратился к машинистам директор. - Вон, сколько пятен посадили на корпусах за ночь! Да и «горчицы» накрутили … Не дав возможности машинистам оправдаться, он продолжал: - Такие достижения можно добиться, только проспав всю ночь – иронизировал Платонов. Наконец ребятам удалось произнести, что, какой шлам подала на печи, такой и результат работы печей.
       - Николай Иванович сам видел в журнале лаборатории, что шлам не причем – негодующе произнес Платонов. – Проспали после пьянки, и режим печей, во хмелю, не удержали – продолжал он негодовать.
       - Виктор Степанович - обратился я к директору в защиту смены, - я ответственно заявляю, что ни какой пьянки в смене не было. И ни кто даже за столом не мог вздремнуть, потому что всю ночь машинисты были в беготне от печи к пульту, и обратно, пытаясь удержать печи в режиме. Вот шлам – указал я  на кузовок со шламом, - который я зачерпнул из питающего бассейна ночью, и после смены сам проведу анализ этого шлама в лаборатории. Я, хотя и видел записи в сменном журнале, но у меня есть сомнения в их достоверности.
       - У меня нет основания, не доверять своей лаборатории – пробурчал Виктор Степанович, не дружелюбно взглянув на меня и, развернувшись к выходу, собрался уходить.
       - Виктор Степанович – окликнул я директора, и он, остановившись, повернулся, - а у меня нет основания, не доверять машинистам, с которыми я провел всю ночь на ногах у печей, которые они спасали.
Платонов медленно сделал не полный разворот к выходу и застыл, о чем то долго соображая, шевеля своими поджатыми губами. О чем он соображал, и о чем шевелили его губы, я не знаю, но вскоре он удалился, ничего мне не ответив.
       Вообще то, Платонов к машинистам печей относился с особым уважением. К цеху обжиг он относился, как к предмету, дорогому в его жизни. Он жил состоянием и работой печей. Наверное, поэтому он насчитал верное количество свежих пятен на печах за эту ночь. У директора особенная память на состояние печей в целом. Он прекрасно знал, какой ресурс печей до ремонта, и поэтому, видимо, он любил проводить технические совещания сам. А может быть из за того, что попросту не доверял ни кому. Ему в этом позволяет его опыт в прошлом инженера – механика в Оргпроектцементе, опыт работы Главного инженера Союзцемремонт, да и работа Главного механика Главка, где работа как будто кабинетная, но он постоянно был в разъездах по цементным заводам страны, где велись строительства или реконструкции. Его богатый опыт цементника обязывает уважать его, и прощать его надменность, которую он не редко позволял себе.
Сдав смену, я отправился со своим шламом в «кузовке» в лабораторию. Спросил заступившую на смену старшую лаборантку Людмилу, за каким столом я могу провести анализ шлама, чтобы ни кому не мешать. Люда сходила доложить начальству о моем намерении, и вернулась уже вместе с Аисой Мурсаловной Амбаловой.
-  Николай Иванович – обратилась ко мне Аиса Мурсаловна, добрейшей души женщина, - Вам нет необходимости проводить анализ – Платонов знает уже обо всем, что произошли ночью сбои работы печей по вине лаборатории. Чернышкова признала вину лаборатории.
Схватив «кузовок», я собрался уходить, но Люда остановила меня:
- Что  носить туда сюда эту тяжесть? Мы сами выльем этот шлам – сказала она.
Но я, все же, не оставил этот шлам. И не потому что не доверял Люде – у нас с нею прекрасные отношения через взаимное уважение друг к другу, - я не доверчив был к лаборатории в целом, и отнес свою ношу обратно на пульт, спрятав в кабельном канале за щитами. На всякий случай.
Инцидент со шламом вскоре поутих, машинисты моей смены были вовсе реабилитированы, а лаборатория завода, во главе с руководством, понесла наказание.