Два в одном

Эти две короткие истории (или даже просто два эпизода) произошли друг за другом в одном рейсе из скучного Люксембурга через Тбилиси и Актау в солнечную столицу Афганистана Кабул, чем отчасти скрасили время, на него затраченное.

                Эпизод первый. «Тушка»
Сразу отмечу, что Тушками (а иногда Тушканчиками) в авиации завсегда называли все самолеты марки «Ту». Один из них, а именно – сто пятьдесят четвертый, стоял после нашей посадки в Тбилиси неподалеку от нашего грузовичка Ан-12, ожидавшего заправки. Пока суть да дело, я подошел к техническим домикам на перроне и, погамарджобовшись, присел к крупному грузину в спецовке, убийственно напоминающему  своими добрыми глазами старшего Махарашвили из фильма «Отец солдата». Меня интересовал вопрос: можно ли в ту, уже после развала Союза, пору запросто приехать в какое-нибудь горное грузинское село и погостить там  в доме у простой местной семьи недельку, слушая грузинское семиголосье и, попивая грузинское вино, вспоминать строки из Мцыри. Усатый визави, разгладив растительность над губами, улыбнулся и ответил,  что можно, но надо деньги. Беседу прервал громкий шум, как хлопок от удара, исходивший от нашей ласточки, куда я незамедлительно поспешил. Подбегая к самолету, я увидел за ним высоко взметнувшийся нос Тушки, которая без сомнения села на жопу. Термин этот не мой и касается всех машин с ярко выраженной задней центровкой, которой в значительной степени обладала пятьдесят четвертая модель. Ребята наши глазели на соседку кто из окон пилотской кабины, кто из двери и спокойно обсуждали увиденное. Из многострадального лайнера, видимо, было слито топливо (количество которого во многом эту центровку определяет) и, очевидно, демонтирована часть оборудования в передней части фюзеляжа для техобслуживания; ну а после того, как техники, его демонтировавшие, покинули кабину, она настолько облегчилась, что задняя часть перевесила и самолет на неё и сел. Но самое веселое началось потом.
Тут же набежало много народу, кто в авиационной форме с кучей серебра на погонах и фуражках (начальство!), кто в характерных для Кавказа фуражках-аэродромах, кто вообще без головных уборов, все они бегали как тараканы вокруг лайнера и громко голосили, отчаянно жестикулируя. По обрывкам доносившейся незнакомой речи было ясно, что идет совещание. Когда же к самолету подкатил подъёмный кран, я, вспомнив про кинокамеру командира, посоветовал ему привести её в состояние полной готовности. Воспитанные советской школой, где всяческая фото и киносъёмка на территории аэропортов была запрещена, мы расположили оператора (по совместительству капитана корабля) за срез входной двери в грузовом салоне и стали ждать развязки. Грузинские спецы, соорудив петлю из троса, набросили её на штырь коротковолновой антенны, торчащий вверху на киле, и медленно стали поднимать краном хвост самолета. Когда передняя опора шасси коснулась земли, вдохновленные удачей присутствующие по чьей-то команде разбежались в разные стороны и вскоре каждый из них катил к самолету покрышки от колес самых разных габаритов. Затем эти покрышки складывали одну на другую под задний скос фюзеляжа, создавая некий упор. И когда последняя из них со стремянки была всунута под дюраль обшивки и народ благоразумно отошел подальше, последовала команда и кран, медленно опуская стрелу, освободил антенну от петли. Со стороны действа последовали многочисленные  возгласы радости, но я попросил оператора не останавливать съёмку. Не знаю, в лужу или во что ещё я смотрел, но через пару секунд резиновая опора стала деформироваться и, рассыпавшись покрышками в разные стороны, разлетелась. Теперь уже шум от падения звучал ещё в сопровождении протяжного «ООО…». Эта процедура повторилась ещё раз с тем же итогом, и уже на третьем дубле, после постановки самолета на три копыта, граждане по трапу стали заполнять передок кабины балластом, после чего съёмки были прекращены.
P.S. Через какое-то время, работая в другой авиакомпании, я узнал, что наша короткометражка завоевала первое место в передаче «Сам себе режиссер» и автору вручили кинокамеру. Распиливать её пополам мы не стали, тем более, что надвигалась пора видеоаппаратуры.

                Эпизод второй. Нарды
Перед самым вылетом в кабину ворвался молодой симпатичный грузин в форме и с большой сумкой. Поздоровавшись, он со знанием дела ринулся в пилотскую, откуда послышались восторженные возгласы. «Дато батоно» - это командир проявляет знание языка. «Андруха, привэт  дорогой» - это уже пришелец. Затем друзья (как выяснилось – однокашники по летному училищу) вышли из кабины и гость, положив сумку посреди кабины сопровождения и указывая пальцем на неё сказал: «Эта скотина чуть не сожрал моего мальчика. Кстати, Андрэй, у меня син родился. Лезет к нему в кроватку и орет страшно. Я его в горы увез километров за двадцать. Через неделю пришел. Грязный, худой и ещё больше злой. У него лапа толще, чем шея у моего мальчика. Я тут узнал, что ты прилетел и дальше в Актау вроде. Слушай, я убить его не могу, забери с собой, там выпусти, Каспий он не переплывет. Немножко колбаса-молбаса вот тут, покормите чуть-чуть и пусть там живет». По рычанию с мяуканием мы поняли, что речь идет про кота. Мы были не против, командир согласился и после недолгого прощания коллега ушел. А мы улетели. В полете кот сошел с ума и орал громче всех турбовинтовых двигателей. Хорошо, что при попытке покормить чудище мы не открыли сумку, а попытались просунуть еду в слегка приоткрытую молнию, за что мой техник получил до крови разодранный палец и, пнув сумку, сунул его мне для обработки и перевязки.
 Актау! Степь, пыль, жара. Co-pilot,  тоже Андрей, сбегал на КДП (диспетчерская) оформить документы и, когда пришел, увидел картину дележа обязанности выпустить монстра. Капитан, договаривавшийся с грузином, нам был нужен живой, и у второго Андрея родилась идея разыграть вакансию. Я почему-то согласился. Достали нарды. И через минут пять-семь он тащил суму, обреченно оглядываясь на самолет, в тени которого весь экипаж провожал его сочувствующим взглядом, к забору, ограждающему периметр аэропорта. «Открывай на вытянутых руках, отвернись от сумки, переверни и вытряхни его» - неслись советы уходящему. Кот был действительно огромный. Он с ужасным воплем вырвался из заточения, подпрыгнув выше забора. Но когда его ужасные когти оказались вновь на тверди, Андрей был уже под самолетом, запыхавшись и тяжело дыша. В компании он считался лучшим игроком в нарды.
- Садись,- придя в себя, указал он мне на доску.
- На что? - осведомился я.
Андрей оглянулся по сторонам и не увидев ничего и никого подходящего кроме борт оператора, крепящего груз, шепотом произнес: «Балу! Поджопник!». А надо сказать, что означенный Балу и впрямь походил на персонажа Киплинга по весу, габаритам и отсутствию чувства юмора. 
За партией следил весь экипаж. И когда через пять-семь минут второй Андрей шел в грузовую, лицо его имело уже знакомое выражение. Подойдя к ничего не подозревавшему оператору  и извинившись, он пнул последнего под зад (по договору – не шутя). По трапу скатились буквально друг на друге, но обидчик был легче и юрче. Под всеобщий хохот они нарезали круги вокруг лайнера, пока пострадавший не взмок и не выдохся. Тут им дали водички, объяснили что почем, и вот уже на высоте восемь-сто мы  порхаем в Кабул, а Сашка (Балу) всё еще смотрит на меня исподлобья. А я что? Это всё нарды.