Начало

  Не смотря на то, что Польша внезапно оказалась врагом Третьего Рейха, нацисты закрывали глаза на службу поляков в Вермахте. А во время переписи населения генерал-губернаторства в конце 1939 года часть людей записала в графу национальность - "немец". Автоматически попадая под закон о всеобщей воинской обязанности.
  По данным профессора Рышарда Качмарека, директора Института Истории Силезского Университета, автора книги "Поляки в Вермахте", через немецкие вооруженные силы прошло около полумиллиона поляков из Верхней Силезии и Поморья.
  И это только в Вермахте! Известно о наличии польских добровольцев и в частях СС. А в 1944 году в их состав вошла так называемая Свентокшиская бригада или "Бригада Святого Креста", сформированная из польских нацистов.
  Помните гуляющее по книгам "матка, курки, млеко, яйки"? Вы задумывались НА КАКОМ ЯЗЫКЕ говорили эти оккупанты?



  Поначалу казалось, что война обойдёт Скепню стороной. Только частым гребнем собрала мобилизация за неделю всех мужиков. И с полей, и с кузни, и с раскопа на болотине, в котором издавна ковыряли железняк.
  Да мычащее колхозное стадо, щедро умытое бабскими слезами, ушло на восток и сгинуло в безвестности вместе с пастухами.
  Да чужие самолёты, с того самого воскресного, страшного дня пятнавшие небо чёрными крестами, изредка проползали обочь оцепеневшего села. Поначалу куда-то далеко, за окоём. А с июля поближе - на Жлобин да на грунтовку до Гомеля.
  Туда - гружёные, утробно, с надрывом завывающие в чётких клиньях троек и девяток. Проходили - и за лесом нехорошо и гулко клокотало. Обратно - налегке, с наглым и довольным звоном в голосах моторов. Но изредка (ох, как же изредка!) возвращались они неряшливо, сбившись в беспорядочные вороньи кучи, оставлявляя за собой протяжные дымные шлейфы.
  Первые раненые были тоже чужими. Пацанва, сунувшаяся после первой близкой бомбёжки на дорогу из глупого детского любопытства, прибежала к сельсоветовскому старшыне с глазами, полными ужаса и боли. Сидор Корж, потерявший руку ещё в девятнадцатом, когда давили бунт Стрекопытова, поднял на уши всё село. И вереница подвод пустых - потянулась на восход, а вернулась - полная горя. Увечных и битых военных и гражданских с оханьем и причитаниями разобрали по дворам и лечили, как могли.
  А потом, когда уже и со стороны далёкого Гомеля поднялось и повисло в полнеба мутное серое марево, в село влетели несколько мотоколясок. Опять же не наших. Чужих, оглушительно стрекотавших вонючим бензиновым выхлопом.
  Протарахтев по пустынной улице до самого сельсовета, мотоциклы сделали круг и скучковались у студня под соломенным навесом. Пока один из пришельцев, в квадратном шлеме и очках-консервах сурово сидел в люльке, зыркая по сторонам, прочие, гогоча и выколачивая из себя клубы рыжей пыли, стаскивали с себя гремящую амуницию. Толкаясь у криницы они поливали друг друга ледяной водой, по-конски ржали и фыркали. Сполоснувшись и выхлебав, мало не по ведру на голову, пришельцы хором покурили и так же хором укатили обратно на большак. Совершенно не обращая внимания на выглядывающих на них из-за заборов селян и не смущаясь висевшего на сельсовете флага, пусть и выцветшего на солнце и дождях.
  И снова на село обвалилась тишина. Старшыня, напряжённо сидевший в пустой комнатушке правления, с трудом разжал пальцы на стареньком "нагане" и вытер рукавом рубахи внезапный пот.
- Зарас, усё... Доскакалися... Падобна край прыйшов...
  И отправился Сидор по хозяйствам. Ходил долго, сбивая ноги. Уговаривая, моля, угрожая.
- Забирайце барахло и прадукты, ды хавайцесь!.. Там, за балоцинай, на астрауках адсядзимся!.. Хрэн гэтыя гады туды сцяжынку знойдуць!
  Куда там! В большинстве домов в ответ только и слышно было:
- Заби зяпу!.. Ты ачумев ци што, ирад!.. Чаво удумав - з хаты бегчи!.. Вось так, кинуць усё, бы у лесе пад кустом сядзець?.. Вось курва!
- Бабы, да вы сами з глузду зъехали!.. Галовы вы капусныя!.. Али забылися, што германец у тую вайну тварив?.. На будь вам агароды?
- Идзи, идзи ты на лихаматары!.. Савецкая влада, вунь, скончылася!.. Няма чаго табе камандаваць!
- Вам што, парасяты свае жыцця даражэй?
- Во, халера!.. Шкыньдзёхай!.. А то вилами па спине атрымаеш!.. Идзи, идзи прэч, пракляты!
  И так - почти везде. Ой, ма! Ор и крик. Да такой, что аисты в своих гнёздах начинали беспокойно трещать.
  Коржу выть хотелось. Просто поветрие какое-то на всех нашло. А ведь он, доверяя своей чуйке, допризывную ребятню и стариков услал в лес ещё неделю назад, вместе с обеими учительницами и фельдшерицей. Куда - не сказал никому. И зачем - никому не сказал. Хотя, чего скрывать - схроны они рыли, схроны. А вечерами приходили из леса связники с Нестева Борка, докладывались, чего и как сделано. А получается - всё в пустую!
  Только самые осторожные и ушли. Забрав с собой тех раненых, кто были военными. Ушёл и старшыня, напоследок сняв с крыльца и, помогая себе подбородком, бережно сложив красный флаг. Остальные остались. Куркули...
  Поначалу, в селе обосновались немецкие ремонтники. Заняли они три крайних дома да кузню, к которой рычащими тягачами приволакивали с грунтовки битую технику. И свою, и советскую.
  Чумазые, деловитые немцы больше занимались работой, а с местными вели себя спокойно и проблем больших не создавали. Только наладили живой обмен: им - приварок к казённым харчам, селянам - дефицитный керосин или починка полезных в хозяйстве железяк. Охранявшие ремонтников солдаты, несмотря на злючего унтера, тоже не докучали, откровенно подзабивая на службу, едва тот скрывался из виду.
  Всё вроде бы устаканилось и пошло своим чередом. Ребятня даже постоянно крутилась при кузне, не обращая внимания на грозные:
- Хальт!.. Вохин гейст ду, Попель?!
  Лазали втихую по приволоченой с грунтовки и стоящей на луговине броне, что-то тыря и отвинчивая. Двоих, правда, немцы поймали в полуразбитом пулемётном Т-26, вытащили из башенок и хорошенько выдрали солдатскими ремнями. Да так, что в багрово-красные ягодицы залётчиков впечатались орлы с округлым "GOTT MIT UNS". Зеркально, правда. Но, кого по малолетству ремнём не лупили? А потом...
  С утра в село ввалились новые немцы, заполняя улицы шумом, лязгом, скрипом повозок и матюгами офицеров. Немцы пришли злые да мятые, дочерна загоревшие, пропахшие порохом и потом. И было их не особо-то и много, но они были везде. Словно высыпали на улице мешок тараканов, и забегали теперь эти тараканы по хатам. Бесцеремонно вышвыривая хозяев из домов в сараи и погреба.
  А потом начался чёс. Калитка распахивалась ударом тяжёлого сапога с коротким голенищем, и хохочущие солдаты в распахнутых до пуза кителях орали:
- Хей, дране червонобжуху!.. Курчаки, яйки, сало, млеко мажь?.. Побьежь, и поспещ ще!.. Естещми барзо глодны!..
- Бабаньки, зирнице, бы гэта ж ляхи!.. От халера!.. У Германии свае солдаты скончылися ци што?.. Аж лахаць хочацца!..
  Вправду, были то поляки. Но не было смешно совсем.
  И рвали из трясущихся рук, и шарились по пристройкам, пуская в воздух фонтаны птичьих перьев. И уходили, таща в мешках визжащих поросят, картоху, хлеб, гусей со свёрнутыми шеями, горшки солёных боровиков... Тащили, выметая припасы дочиста. Да не только припасы.
  Бабы выли, бросались в ноги, но бравые пехотинцы только сатанели. Вымещая на старухах и девках злобу за минувшие тяжелейшие бои и свой страх, пережитый под Жлобином, когда русские внезапным ударом едва не раскатали их дивизию.
  И скоро по всему селу потянулись к небу дымки костров. А к вечеру наступил ад...