Бабушка Алина. Фиалки

            В раннем детстве – в 4-6 лет – любые мои попытки поиграть дома в N-ске: расположиться на ковре в центре комнаты с игрушками, разложить раскраску с фломастерами на письменном столе, поиграть в кулинарию рядом с мамой на кухне или возиться с мыльной пеной в тазу, когда мама стирала, прекращались с появлениями моей старшей сестры Тани. Таня цикала на меня, как злой мальчишка-хулиган, чтобы я убрала всё, с чем разложилась. Мама обмякала и, что удивительно, эхом помягче неизменно соглашалась с ней. Отношения были таковы, что времена, когда мы с сестрой Таней не будем видеться, казались мне несбыточной мечтой. Иногда я тихо замирала где-нибудь в одиночестве и мечтала о том, чтобы не видеться с Таней, как об избавлении. Дело было не столько в Тане, сколько в потакании её садистским наклонностям со стороны моей доброй мамы, которая обострила всё, что только можно было обострить: "Иди к своему папочке!". В Вязьме, на папиной территории, любые аналогичные попытки Тани поиздеваться надо мной пресекались и она с взглядом исподлобья: «Ничего, я потом отыграюсь», - затаивалась в искусственном одиночестве.
           Никогда в жизни я не чувствовала в себе желания издеваться над животными и никогда не давала поводов подозревать такую предрасположенность. Однако Таня, которая, проецировала на меня собственное видение мира, увидев рыжего кота Бабушек Ливона, стала истошно голосить: "Смотрите, смотрите, она сейчас его мучить будет!". Когда никаких попыток к мучению Ливона я не проявила, Таня стала приговаривать: "Ну, смотри! А, то...".
           Гнобить свою младшую на семь лет сестру с покровительства и поощрения мамы, Крошка Цахес привыкла на столько, что не понимала, какие местами карикатурные, а местами мелочные формы принимало это гнобление. Хотя никто мамину кровинку в Вязьме не притеснял, одно только отсутствие одобрения ввело её в ступор и она обиженно засела в комнате с книжкой. Бабушки переговаривались между собой:
            - Что она дома сидит не выходит на улицу?
            - Сказала книжку читает.
            - Можно плед расстелить на солнце книжку читать. С Севера приехали - надо на солнце.
            - Ты предложила? Не хочет, как хочет. Не будешь же её заставлять.
            Пресечение попыток к привычным издевательствам надо мной воспринималось Таней, как попытка её унизить. Так сильно, под покровительством «доброй» мамы, она привыкла считать, что гнобить садировать младшую сестру её законное право. Никто никак её не притеснял. У Тани всего лишь не шли на поводу и одёргивали, когда она начинала говорить: «Бабушка Аля, она не болеет! Она специально притворяется, что кашляет, чтобы вы её пожалели! Разве вы не видите, она не натурально кашляет!», «Бабушка Аля, не давайте ей ростки фиалок! Она не будет их поливать! Они у неё завянут!».
            Бабушка Алина дала мне ростки фиалок и несколько саженцев других цветов в торфяных горшочках, чтобы я их поливала перед высадкой в основной грунт. У меня был свой маленький детский огородик под яблоней. Один день я забыла их полить и испугалась, что Бабушка вспомнит слова злой Тани и заберёт саженцы. Их не только никто не забрал, но и, я заметила, кто-то в тайне полил за меня. Земля волшебным образом оказалась мокрой. Когда я рассказала Бабушке Але о том, что забыла полить цветы, она ответила, чтобы я не волновалась и добавила  в мой маленький персональный огород ещё пару горшочков саженцев с цветами и маленькими ростками кабачков.