Каверна. Часть первая. Глава 16

16

Начался чемпионат Европы 2008 по футболу. Первый мой чемпионат Европы на свободе. Я поймал себя на мысли, что просидел три чемпионата Мира и два Европы. Мира: 1998, 2002, 2006; Европы: 2000, 2004.

И вот я перед телевизором.

Первую игру наша сборная позорно проиграла Испанцам. Я сильно переживал во время матча. Потом ругал себя за то, что вообще чего-то ждал от нашей сборной.

Игру с греками смотреть не стал, чтобы не расстраиваться. Но когда узнал результат и посмотрел повтор забитого гола, единственного в ворота действующего чемпиона Европы, подумал – шанс выйти из группового турнира сохраняется, надо игру со шведами посмотреть.

В палате я переспорил деда и улегся перед телевизором.

Пришла моя ненаглядная Ира и начала протестовать.          
- Опять ты свой футбол собрался смотреть?! По пятому каналу индийский фильм сейчас начнется.
- По НТВ тоже хороший фильм будет, - проговорил обречено, пользуясь моментом, Виктор.
Я строго посмотрел на Виктора, он поежился. – Ира, дай сигарету, - полез он за зажигалкой.
- Твои индийские фильмы чуть ли не каждый день показывают, а чемпионат Европы – раз в четыре года! – сказал я Ире, стоявшей передо мной.
- Тогда подвинься, - перелезла Ира через меня и улеглась у стенки. Немного поерзала, пытаясь приласкаться, но, видя, что я внимательно смотрю составы соперников, присела, достала пакетик семечек из кармана, постелила газету и, со словами: «Кто играет?» - начала смачно грызть семечки.
Дед тут же протянул руку, Ира насыпала ему семечек.
- Ну все, хватит! Дайте футбол посмотреть! – прикрикнул я на них.

Началась игра. Настрой потрясающий! Я не узнавал сборную России, со времен Лобановского наши так не бегали, настоящий футбол! При каждом голевом моменте у ворот шведов я подскакивал и тревожил Иру с семечками. Когда забили первый гол, я просыпал семечки по постели.
- Ну-у… ты с ума сошел! - Ира стала стряхивать шелуху с халата и собирать с покрывала на газету.
Я не обращал на неё внимание, и она поняла, что это серьезно, отложила семечки и принялась смотреть футбол.

Забежал в палату Альба.
- Ты смотришь? – спросил он удивлено. – Я не пойму, что это?
- Давят шведов наши! Давят! – смеялся я. – Колодин молодец, как Куман лупит! Вратарь шведов потерялся!
- Вроде бы шведам наш газ не нужен? – проговорил Альба и выскочил из палаты.

Игра закончилась убедительной победой наших.

Потом была еще более фантастическая победа над голландцами. И снова позорный проигрыш испанцам.

Ира после той игры полюбила футбол и стала интересоваться у меня правилами. Она не могла понять - почему наши не играли с испанцами, как с голландцами и со шведами? Я объяснил ей, что когда наши опозорились в первой игре с испанцами, те отсыпали нашим кокаин, только с тем условием, что наши не применят его против них. Так вот, с греками наши не распробовали, но кокаин и в Африке кокаин. Со шведами им понравилось. А с голландцами – их конкретно торкнуло. И тут снова испанцы…

- Правда? – не могла понять Ира. - Я тебя серьезно спрашиваю, дурак.

Кто может понять – что это было? По-моему, сам Гус Хидинг не понял – что это было?

Получилось так, что мы в больнице отметили бронзу нашей сборной по случаю с футболом не связанному.

С утра я поехал в город по делам. Вернулся в больницу ближе к обеду. Проходя по аллейке, заметил группу больных на краю сосновой рощи, они возились с бараньей тушей. Я поинтересовался происходящим.

- Хачик подъезжал. Барашка и пару пакетов с насущным подвез. Пакеты к тебе занесли, – сказал Артур, сидя на корточках.

Руки у него были чуть ли не по локоть в крови и он держал их вытянутыми перед собой, чтобы не испачкаться.               

На земле лежала шкура в куче бараньей требухи. Над этим свежим ливером летали мухи. Большая муха, заходя на посадку кругами, отливала зеленым перламутром. Она садилась на кучу и жужжание прекращалось. Несколько мух поменьше тут же взлетали и устраивали над кучей круговерть. Покружившись хаотично, они приземлялись на бараньи кишки с разных сторон и сгоняли перламутрового гиганта. В эфире снова повисало жужжание.

На площадке перед корпусом собрались собаки, разморенные июньским полднем, они дышали, вывалив языки. Некоторые чесались и зевали. Самые голодные беспокоились, бегали между людьми и принюхивались к воздуху. Они отбегали к другим собакам, как бы говоря: «Что вы сидите? Нам ничего не достанется».         

Подошел Арсен, рукава его рубашки были закатаны, руки тоже были в крови.
- Салам, - приветствовал он меня, как усталый работник. – Тенгиз, тушу отдали в столовую варить. Там котлы… все есть. Часам к трем готово будет. С требухой возиться не стали.
- Шкуру надо будет убрать, - сказал я. – Да и ливер, что собаки не съедят.
- Дворнику скажем, уберет.

Подошел Киш, весь на цырлах. 
- Теник, мы прикинули… лето, тепло, прямо здесь, во дворе столы поставим. Свежая баранина, сыр, зелень. Соберемся и посидим. Нормально же будет?
- Конечно, нормально, - вмешался Арсен. – Пройдемся по больнице, кто посчитает нужным - спустится.
- Тёма где? – поинтересовался я. - Он что говорит?
- Он тоже так считает, - махнул рукой Киш. – В одной палате мы не поместимся, а по больнице с мясом же ходить не будем.
- Правильно, так и сделаем, - согласился я.

Подошел Малой, он прогуливался вокруг корпуса. Киш начал пересказывать наш разговор Малому.

- Ладно, - сказал я, - пойду пока.

Пройдясь по больнице, я приглашал желающих спуститься во двор на застолье.

Альба сказал, что Тёма меня искал. Мы спустились в хирургию.

Тёма был суетлив и хватался сразу за все. Потом сосредоточился и сказал:
- Хачик подъезжал. Ну ты уже видел. Пакеты у тебя…
- Что там?
- Сигареты, чай, глюкоза… Ты занес? - обратился он к Альбе.
Альба утвердительно кивнул.
- Так ты еще в палате не был? – удивлено спросил Тёма.
- Нет. Только иду.
- Ладно, тут еще вот что… Хачик обезболивающее привез, двадцать листов.
- Короче, Тёма, ты лучше меня знаешь – кто нуждается. Сам распорядись.

Тёма не ожидал такого равнодушия к этому вопросу и заметно обрадовался. Он стал объяснять, как хочет распорядиться барбитурой.
- Вот, вот, - соглашался я. – Тут хирургия, реанимация, всех тяжко-хворых ты знаешь, я тебе доверяю.

На этом мы и поладили. Договорились собраться внизу к трём, и я пошел к себе.

Прибежала Ира и начала обо всем расспрашивать. Я посадил её на колени, как маленькую девочку и, расчесывая волосы, целуя в щечку, рассказывал.

- Вы тоже спускайтесь с Залиной, девочек позови.
- Никто не пойдет. И мы не будем вдвоем среди вас тереться.
- Как хотите.
- Ты нам мясо отложи, мы здесь покушаем.
- А то сам бы не догадался.
- Кто тебя знает, - спрыгнула Ира с колен.

Её настроение быстро менялось. Она могла ласкаться, как кошка и тут же, если ей что-то не понравилось, становилась грубой, но не всерьез, строя из себя горделивую амазонку.

Мы пошли на прогулку. Попутно я купил хлеб, минеральную и сладкую воду, пару бутылок водки, на случай если кто-то захочет выпить. Возвращались к больнице с небольшим опозданием, потому что Ира капризничала, хотела еще погулять. Я объяснил, что люди ждут и без меня они не начнут. Она зашла в корпус, надувшись.

Теплый день мироточил солнечным елеем. Природный оркестр взял мягкий мажорный аккорд. Торжеством органа отливали горы возвышенную гармонию.

Столы уже стояли. Больничный двор копошился приготовлениями. Я расставил бутылки с водой, разложил хлеб и сваленную в кучу зелень, под которой оказался сыр и чеснок.

Подошел Даха с пакетом кефира и объявил, что сейчас сделает настоящий тузлук.

Рома взял водку и, не вынимая из пакета, аккуратно поставил под лавку. Вынесли горячее мясо в большом эмалированном тазу и бульон в ведре.

- Поварих отблагодарили? – спросил я у Арсена, который устанавливал таз с мясом на стол.
- Да, они себе хороший кусок отрезали. – Он показал на посуду. – Все чистое, столовское надо потом вернуть.

К столу, составленному из двух, собралось десятка три больных. Рома разливал водку, не вынимая бутылки из пакета, чтобы не быть наглядным перед медсестрами, которые, безусловно, любопытствовали с окон. Пили лишь немногие, ведь большинство принимали химиотерапию. Да дело и не в этом, наркоманы морщатся при виде спиртного, а сегодня у них был удачный день и они, довольные, чесали носы.

Я сказал тост, чтобы задать тон мероприятию. Замелькали руки над столом, заработали челюсти. Баранина получилась парная, легко отходила от костей, просто таяла во рту. Пальцы слипались после неё.

Приблудился незнакомый старик. По-моему, он не был больничный житель, а подошел к столу, отозвавшись на крик Арсена, как глашатая, призывающего всех желающих не побрезговать и принять участие в пиршестве. Старик был скромно одет, и в седой бороде была какая-то неопрятность. Он жевал мясо, смотря в одну точку и ни с кем не разговаривал. Вид его был символичным – накормив хоть одного нуждающегося, наш стол оправдывал свое предназначение. Старик также незаметно удалился, как и появился.

Наевшись, потихоньку все стали разбредаться. Оставались несколько пареньков, начавших прибирать со стола, и куча собак, грызших кости и проглатывавших жилы не жуя. Я собрал несколько кусков в ведро из-под бульона, отдал Малому, и проследил за тем, чтобы дворик прибрали. Потом пошел на этаж.

Заглянул в сестринскую. Там сидела Жанна и еще несколько медсестер.
- Что вы отмечали? – спросила она улыбаясь.
- Ничего. Люди добрые позаботились о больных, привезли молодого барашка. Вот мы и накрыли столы.
Они смотрели удивленными глазами.
- Такое сейчас бывает?
Я пожал плечами.
- Ладно, я так… поинтересовалась, – бросила Жанна и продолжила болтать с подружками.

Позже мы с Ирой спустились на веранду к Малому. Смеркалось, июньский вечер располагал к посиделкам. Мы принялись чаевничать на свежем воздухе.

- Ну и где твое мясо? – спросила Ира так, будто бы не ожидала, что про неё не забудут.

Малой показал, где стояло ведро с мясом. Ира подогрела баранину на плите и поставила на стол в большой тарелке. Предложила мне, Малому, Кишу, Роме и всем, кто показывался на глаза. Мы не могли смотреть на мясо и наслаждались чаем, который хорошо утолял жажду после обильного белкового переедания.

Ира придвинула стул впритык к моему, перекинула ногу мне на колени, давая понять, что я её собственность, как любимое кресло или теплая тигриная шкура. Ей доставляли удовольствие такие посиделки. Она веселилась и выглядела совершено счастливой.

К Ире по-прежнему никого не подселяли, её палата была нашей спальней. Спальней молодоженов, на которых мы тогда походили. Ира даже начинала ревновать, она ни на час не хотела выпускать меня из вида. И если не могла быть рядом, то бомбардировала звонками или смс-ками. Куда же улетучилась та, которая говорила: «Вида не подам, пройду и не замечу!»

Ей постоянно мерещилось, что я готов приударить за каждой юбкой. Ира приставала, чтобы я повел её в сад, и время от времени капала на мозги. Естественно, она узнала, что я водил туда Асю, и ей хотелось перекрыть собой все, что можно, в том числе и это.

- Почему ты хочешь пойти в сад? – спрашивал я, когда она очередной раз донимала меня. – С Асей мы пошли, потому что негде было уединиться. А у нас палата в распоряжении. И потом, тогда была весна, цветение…

Ира не могла объяснить свои капризы, тем не менее, при удобном случае приставала снова и снова.

- У тебя сухой кашель. Какой тебе сад? – пытался я вразумить её.
Но она прижималась ко мне и ласкалась.
- Почему ты так сильно кашляешь? Металлический звон какой-то?
- Пройдет, - отвечала Ира, – не страшно.
- Что ты сейчас принимаешь?
- Полтаблетки тубазида, таблетку рифа и антибиотик внутримышечно.
- А что так мало? Надо больше по весу.
- Меня и от этого тошнит, голова кружится. Федоровна уже не знает, что со мной делать.
- Тебе надо бросить курить.
- Не могу. Много лет курю.
- Я тоже долго курил. Ну и что? Бросил.
- Ну-у… - не хотела разговаривать на эту тему Ира и пыталась перевести разговор.
- И вообще, не лезь ко мне целоваться. Сколько раз тебе говорил?! – сделал я строгое лицо. - Ты, помнится, заявила: «Я не целуюсь!» - теперь что?
- Я же тогда не знала…
- Что не знала?
Она резко поцеловала меня. - Что ты такой сладкий!
- Теперь узнала?
- Да!
- А то, что мы больные тебя не пугает?
- У меня минус. И мокрота не идет.
- Откуда ты знаешь?
- Федоровна сказала. Сколько я анализов сдала, во всех минус. Так что не бойся, я незаразная, – и она снова припала поцелуем к моим губам.
Я отстранил её.
- У меня мокрота идет. Сколько раз тебе говорить? Хронический процесс. Бактериологическое оружие. Если ты не боишься, я не хочу…      
- Мне все равно! – она снова полезла целоваться.
Я стал сопротивляться, подставлял руки, отворачивал голову. Но Ира добралась до моих губ…

«Либо она круглая дура. Либо это безрассудная индийская любовь, когда за любимым кидаются в огонь, в воду, куда угодно».

Но не все было гладко в наших отношениях. Порой Ира заставляла позлиться.

Как-то раз ближе к обеду, Ира зашла в палату, прикрыла дверь и стала смотреться в зеркало. Она поправила ресницы, покрутилась возле зеркала и повернулась ко мне с довольным лицом.

- Что это? – вырвалось у меня невольно.
- Что?.. Не нравится?
- Уходи, – сказал я резко.
- Почему?.. Что с тобой? – её довольного вида и след простыл.
- Иди отсюда!
- Не пойду, - уверено сказала она.
- Тогда вылетишь!
- Не вылечу!

Я подскочил, схватил её за шиворот и выпихнул из палаты. Плотно закрыл дверь. Посмотрел на деда. Виктор как-то приник, глядя на эту сцену.

- Совсем обнаглела! – сказал я. – Расчувствовалась!

Дед вздохнул и поковылял на балкон курить.

Чтобы разрядить обстановку, я поехал домой. Еще в троллейбусе, мобильник начал звонить. Я игнорировал. Ира звонила весь день. Я не хотел с ней разговаривать. Если она не слышит меня, я не слышу её.

Я отдохнул. Мамина комната своей простотой походила на монашескую келью, с той лишь разницей, что вместо икон стены были увешены картинами.

Мама вернулась с работы веселая, много смеялась и рассказала анекдот.
Она работает няней, они ходят на прогулку, на детскую площадку, куда собираются мамаши и бабушки с детьми. Дети играют, женщины болтают. Так вот, одна бабушка говорит: «Внук пристал: «Бабушка, молись и кайся». Я думаю, откуда ребенок знает, что надо молиться и каяться? А он не отстает: «Бабушка, молись и кайся». Капризничает: «Молись и кайся, бабушка». Что я только не передумала, пока домой не вернулись. Дома внук подбегает: «Бабушка, молись и кайся!» - протягивает dvd-диск «Малыш и Карлсон».

Я возвращался в больницу еще засветло. Вышел из троллейбуса, смотрю, Ира стоит, вид такой, будто любимого с фронта дожидается. Лицо без макияжа, смотрит жалобно.

Я пропустил вперед прохожих, вышедших со мной из троллейбуса, и подошел к ней.
- А если бы я не приехал или приехал бы на маршрутке?
- Тогда я бы до утра тут стояла, - сказала она, чуть не плача.

Мы пошли в больницу.
- Почему ты не отвечал? Я переживала.
- Не хотел.
- Ты иногда бываешь жестокий.
- А зачем? Ты все равно меня не слушаешь.
- Почему?
- Сколько раз говорил – не красься как…
- Как дешевая проститутка, - опередила она меня.
- Сто раз говорил. У тебя выразительные глаза. Можно чуточку подчеркнуть. Подвести губы. Остальное лишнее. Ты красишься, как малолетка, которая решилась в первый раз и хочет всем это показать.

Мы проходили мимо алычи, обильно усыпанной зелеными плодами.
- Сорви мне, - попросила Ира.
Я сорвал несколько крупных.
- Как ты их ешь? – меня скривила оскомина при виде, с каким аппетитом Ира жевала кислую алычу.
- Мне нравиться! – ответила она, потом добавила. – Я больше не буду. Обещаю. Не сердись.

Ира взяла меня за руку и посмотрела, как провинившийся ребенок.

- Меня удивляет, почему ты не понимаешь слов? Или ты понимаешь только крик? Но я не привык… и не хочу повышать голос. Это уже не отношения.
- Это не повториться. Я же сказала… Лучше скажи, когда мы пойдем в сад?
Я вздохнул.      
- Ты хочешь?
- Очень, – предвкушая что-то, она закатила глаза.
- Когда погода будет, - сказал я и посмотрел на красивый закат.

Солнце уже скрылось за горами, затягивая разлившийся по небу шлейф красно-рыжего платья. Красно-рыжий шлейф пожирала фиолетово-синяя тьма. В этой панораме затененные холмы контрастировали с золотыми гранями снежных гор. Рваные облака переливались всеми цветами. Сойки проявляли вечернюю активность, громко перекрикивались и мелькали черными тенями над деревьями сада.