Рассечение

     .


     Это был прекрасный солнечный полдень жаркого сентября. Они все только что пошли в первый класс, но в разные школы. И тут – на тебе – встретил Вовку, с которым так всегда было просто и интересно, и радостно, прямо во дворе маминой поликлиники. Оказывается, Вовка всегда тут и жил, в этом дворе, а он и не знал.
     – Вовка! – закричал он, чувствуя, как радость клокочет в нём вместе со звуками имени и полнит его настолько, что обязательно, неотменно нужно что-то подарить, дать в ответ. – А знаешь... а хочешь... А хочешь, у нас очень вкусный квас есть, у мамы тут, в поликлинике?
     – Ага! – сказал Вовка.
     – Бежим! – сказал он, и они помчались, он – впереди, как счастливый вождь радости, раздающий повсюду благодеяния и показывающий путь на извилистых жизненных тропах, ну а Вовка, как и подобает радующемуся вместе – прямо по пятам следом.
     Они бежали, и летели, и скакали, и прыгали от радости, пока не добежали до крыльца, и вдруг ноги бегущего впереди, подсечённые незаметно чем, заплелись и земля, прямо вместе с поликлиническими ступеньками, не бросилась ему в лицо. Руки не успели сделать ничего.
     Он поднялся. Быстро повернулся и сказал:
     – А чего ты подножки ставишь?
     Это было несправедливо, и он знал это. Внутри, где-то глубоко за пазухой, неприятно ёкнуло. Хотя... ведь кто знает, как было на самом деле... Так-то с чего бы ему вдруг запинаться самому за себя? Ну, разве что камешек какой попался или выступ на щербатом асфальте, который он не успел заметить или... Кто ж теперь знает.
     У Вовки расширились глаза. Он сжался. И вдруг, не сказав ни слова, бросился бежать и стремглав исчез за углом.
     А оставшийся мальчик, в недоумении посмотрев на себя, на свою белую по жаркому времени рубашку с коротким рукавом, заметил, что она стремительно пестреет от красных потёков и брызг. На скуле и щеке было тепло. Больно не было.
     Он вошёл в поликлинику и молча пошёл по коридору, правда, всё же немного быстрее, чем обычно. Люди расступались перед ним. Кто-то сказал маме, и она, выскочив и увидев его таким, заплакала. Тогда заплакал и он. Но ненадолго. Он и раньше, как говорила мама, плакал не от боли, а от обиды. Но здесь... что это было? Испуг? Следование за другим?
     Два сантиметра в сторону – и висок. Или глаз. Об этом невозможно было и подумать.
     Но он быстро успокоился, когда добрые мамины подруги его заверили, что всё будет хорошо. И блаженное чувство доверия и надёжного покоя снова разлилось в груди.
     Ему чистили и зашивали рану, ему делали укол в живот, а он лежал и улыбался. Его спрашивали, не больно ли ему, и он говорил, что нет, и это было правдой. Потом ему налепили пластырь с бинтом. Он потянулся пощупать, но мама сказала, что трогать пока нельзя. Он потом пощупал тайком, отвернувшись как будто на что-то посмотреть, когда они уже шли домой. Скула только припухла, и всё.
     На следующий день он пришёл в школу с этой налепленной блямбой как герой-страстотерпец и увлечённо рассказывал всем, как всё было... Но что-то всё не давало покоя. И когда всё уже было рассказано и пересказано, он задумался, и оживление с улыбкой ушло с его лица. Вроде бы он не был виноват, но... Он так и молчал и думал все оставшиеся уроки, и путь домой, и даже дома, пока наконец что-то не отвлекло его.
     Потом этот шрам ещё довольно долго помогал ему на физкультуре поворачивать при командах направо или налево... Отчего-то он всё не мог запомнить, где же право, а где лево. Зато он помнил, что шрам у него именно на левой скуле. И при команде он всегда тихонько щупал её. Даже и потом, когда наконец запомнил. Со временем эта привычка прошла.
     Так и осталось неизвестным, что же это было, сам он споткнулся или действительно Вовка случайно попал ему по ноге... Больше он его никогда не видел. Только всё равно часто вспоминал, как они радостно бежали и как потом всё оборвалось. И задумчивость опять охватывала его.
     Так странно и резко закончилось время детского сада и началось школьное.
     И грусть делала жизнь другой. Глубокой, как тень в саду, когда воздух делается синим. Такой ощутимой, что кажется – подними руку и можно ощутить эту тень на ощупь. И он поднимал и трогал воздух... но она всегда ускользала. Впрочем... иногда казалось, что он всё же прикасался к чему-то. Он только не знал ещё тогда, что же это.


     Июнь 2022.