Литовская крепость. 28

28.

Ольга Якимова, сестра Микиты, очень боялась своего брата, но не так, как его боялась мать. Ольга ведь ни в чем не была виновата. С детства она смотрела на Микиту снизу вверх, и всегда делала все, что он ей говорил. Она считала, что он всегда прав, даже когда он приказывал ей: «Следи за матерью! Это наша мать, и никто не должен встать между нами и ею!»

Мать Ольга тоже любила, но строгость брата по отношению к ней оправдывала. В конце концов, это мать по слабости своей родила в плену ребёнка и тем самым опозорила их семью. Теперь следовало следить, чтобы она снова не сделала что-нибудь не так. К тому же, мать должна была осознавать свою вину и никогда не забывать о ней.

В последнее время, не смотря на все обожание Ольги, брат к ней изменился. В детстве у них с Микитой секретов  друг от друга не было, а теперь то и дело она слышала: «Это не твоего женского ума дело! Иди за свою прялку!» или «Что ты здесь ходишь! Почему не смотришь за матерью? Тебе простого дела поручить нельзя, а ты норовишь влезть в сложное!»

Конечно, у мужчин есть свои дела, которые непонятны женщинам, поэтому Ольга никогда не пыталась узнать, куда брат уезжает со двора со своими людьми. И все же, почему он стал с ней раздражительным и грубым, словно она мать, опозорившая их дом? И это в ответ за всю её беспредельную любовь и верность! Обида всё чаще приводила её к мысли сделать что-нибудь поперёк Миките, не открыто, конечно, а тайно, но поперёк. И она придумала, что она сделает.

С вечера, когда Микита вернулся из крепости, она слышала, как скрипели двери сарая и подвала. Он всегда запрещал ей ходить туда, куда неприлично благородной девушке, и она всегда его слушалась, сидела на женской половине и гордилась, что ей нисколько нелюбопытно заглядывать в такие места. Но сегодня она пойдёт и заглянет тихонько и в сарай, и в подвал. Брат об этом не узнает, а ей будет приятно, что она сделала поперёк и отомстила за его грубое обращение.
Видя, что мать задремала за прялкой, Ольга подошла к окну и увидела, что во дворе никого нет. Тихонько скользнула она вниз по лестнице, пересекла прохладные сени и, приоткрыв дверь, выглянула на улицу. Был жаркий полдень, и двор был пуст. Собака, лежавшая в тени возле будки, подняла голову и, увидев, хозяйку, лениво застучала хвостом. Цепь на её ошейнике звякнула.

Ольга осторожно сошла с крыльца и, крадучись, через заросли малины, примыкавшие к стене дома, направилась к сараю. Пробравшись под прикрытием кустов и тени от крыши, она прижалась к двери к двери и прильнула глазом к щели. Внутри солнечный луч выхватил какие–то хозяйственные инструменты, старые корзины и мешки.
Прикусив губу от разочарования, Ольга направилась каменному подземному подвалу. На поверхности земли о его существовании можно было узнать по наклонной крыше и выложенному из камня входу. Внутри, Ольга помнила с детства, наклонная, тесаная из известняка лестница вела в находившуюся ниже поверхности земли комнату, посреди которой был вырыт ещё и подпол. На двери подвала висел замок, а неподалеку от неё, на завалинке, спал, привалившись к стене, здоровенный детина из числа тех, кто постоянно сопровождал её брата. Усмехнувшись, Ольга обошла подвал, натянула рукава на ладони и, раздвинув заросли крапивы, опустилась на колени и заглянула в зарешеченное окошко, проделанное в каменной стене для того, чтобы в подвале не застаивалась сырость. Снаружи её скрывали от ненужных глаз заросли крапивы. К удивлению своему, внизу девушка увидела отрока Феодора, пение которого она слышала каждое воскресенье в церкви. Отрок спал, свернувшись калачиком, на мешках. Услышав легкий шорох, произведённый девушкой, а может, уловив колебание света и тени, когда она заглянула в окошко, Феодор открыл глаза и секунду глядел на неё.

–Добрая девушка, –  сказал он, – помоги мне выйти отсюда.
–Откуда ты меня знаешь, и что ты тут делаешь? – спросила заинтересованная Ольга. Хотя отрок и был моложе неё, однако его пригожее лицо и красивый голос нравились ей, как и многим другим девицам во Мценске.
–Я видел тебя много раз в церкви, а сюда меня привёз твой брат, и я не знаю зачем. Выпусти меня, я хочу вернуться в крепость.
–Я не могу выпустить тебя. Дверь находится под охраной. К тому же, мой брат – очень строгий, и мне не поздоровится, если я это сделаю, – покачала головой Ольга.
–Тогда позови свою мать, может, она заступится за меня, – попросил отрок.
–Да ты знаешь, что ей будет, если брат узнает, что мы вмешиваемся в его дела! И при чем здесь моя мать? – возмутилась Ольга, собираясь уйти.
– Но она ведь и моя мать! – воскликнул отрок.
–Да что ты такое говоришь? – оторопела Ольга и замерла на месте.
–А ты – моя сестра, а твой брат – и мой брат, – продолжил быстро говорить отрок, опасаясь, что она уйдёт, не дослушав. – Знаешь, сколько я сюда шла, чтобы вас увидеть?
–Что ты сделал… сделала?
–Я шла, переодевшись мальчиком, от самой Москвы одна, то со странниками, то с купцами, то со слепым гусляром. На нас напали разбойники, и гусляра убили. Я чуть осталась жива. Позови сюда мать! Скажи ей, что здесь её дочь Федора!
Ольга, окаменев, глядела вниз, на отрока, который утверждал, что он – её сестра Федора из Москвы. Она никогда не видела стриженых девочек и знала, что переодеваться в одежду другого пола – страшный грех.
Сказать честно, отец, а после брат чуть не каждый день припоминали матери «приплод», который она нажила в плену, и благодаря которому опозорила всю их семью. Однако, ненавидя сам факт рождения этого «приплода», никто из них толком даже не поинтересовался, кто же там родился, мальчик или девочка. Само собой разумелось, что они все больше никогда не увидят ни боярина, у которого мать жила в неволе, ни, тем более, прижитое ею во грехе дитя.

Глядя на бледное лицо, обращенное к ней снизу, Ольга сначала не знала, что и сказать, но потом собралась с духом и заявила:
–Зачем ты сюда пришла? Да знаешь ли ты, как все у нас ненавидят московских за все их неправды, за набеги и…и… за всё! Почему ты не осталась там, со своим отцом?
–Отец мой умер, а братья заявили, что я им не родня. Кроме матери у  меня никого нет, вот я и пошла к ней, – жалобно заговорила Федора, и слёзы заструились, как вода, по её лицу.
–Да ты знаешь, что брат сделает с матерью, если она сюда придёт? Он её убьет! – воскликнула Ольга в замешательстве. – Ты хочешь, чтобы он её убил?
– Не хочу. Но ведь он и меня убьет!
–Так он знает, кто ты?
–Знает!
–А зачем ты врала, что не знаешь, почему он тебя сюда привёз?
–Я боялась, что ты не станешь со мной разговаривать…
–Я не могу позвать мать!
–Ну, так выпусти меня отсюда! Я уйду и никому больше не скажу, кто я! Выпусти меня, я  его боюсь! – жалобно просила снизу Федора. – Он меня убьет!
–Вот ещё, нужна ты ему! Самое большое, довезёт тебя до границы и выкинет на вашу сторону! – гордо заявила Ольга, поднялась с колен и, не замечая от гнева жгучей крапивы, гордо вышла из зарослей прямо на брата Микиту.

–Что ты там делала? – тихо спросил Микита, и в холодном спокойствии его голоса Ольга мгновенно уловила скрытую угрозу.
Сжавшись, она молча, вся трепеща, уставилась на него.
–Я спрашиваю, что ты там делала?
–Ничего, – пролепетала она.
–Ничего? Да я сейчас придушу тебя собственными руками? Ты видела что-нибудь в подвале?
–Ничего не видела, братец, отпусти меня! – стала умолять Ольга.
–Не ври мне! – грубо встряхнув, рявкнул на неё Микита. – Видела?
Ольга зажмурилась, зажав руками уши.
–Слушай сюда, сестрица, – снова тихо заговорил брат. – Встретил я по пути боярина Говорова. Он пригласил нас всех на свадьбу дочери. Не хотел я ехать, но теперь ничего не поделаешь. Сейчас ты пойдёшь к матери и скажешь, что завтра поутру я повезу вас на несколько дней к Говоровым в поместье гулять на свадьбе. Уедите, а я пока разберусь с этой. И не вздумай  ни о чем проболтаться матери! Поняла?
Ольга, не открывая глаз, закивала головой.
–Не слышу! – внезапно взревел Микита. – Поняла?
–Поняла, братец, поняла!
–И запомни, проболтаешься, меня под стражу возьмут. А знаешь, что бывает с родственниками тех, кто все знал, а властям не сказал?
–Микитушка, ты же её не убьешь?
–Я тебя сейчас убью! Пошла быстро к матери и собрала вещи! И за-помни: меня повяжут – и вам с матерью не сдобровать!

Испугавшись, Ольга опрометью бросилась в дом к матери. Боярыня Настасья Марковна удивилась решению сына, но затем прослезилась и сказала:
–Вот видишь, Оленька, не пропали мои молитвы впустую. Я всегда верила, что Господь смягчит его сердце. Что поделать, я перед ним и перед тобой виновата. Но теперь все будет хорошо. Поедем на свадьбу – может, увидит тебя хороший человек и посватается, будешь и ты хозяйкой в дому. Или ты не рада?
–Рада, матушка, рада, – еле проговорила Ольга, всё ещё ощущая железную хватку брата на своих плечах.
–Или ты заболела?  – продолжала спрашивать мать. – Если тебе плохо, Бог с ним, с праздником, никуда не поедем.
–Что ты, матушка! – спохватилась Ольга. – Поедем, конечно, поедем! Я просто очень устала.

Женщины собрали вещи для поездки в гости на несколько дней и легли спать. Лежа в темноте, Ольга трепетала и мучилась. И зачем только она ослушалась брата и заглянула в этот подвал? Какой легкой и честной была её жизнь! А теперь у неё на душе страшная тайна, которая давит ей на сердце, словно камень, подвешенный на шею! Если бы она могла забыть, что в подвале сидит Федора!  Зачем она пришла и нарушила их покой! Лучше бы ей пропасть в дороге! Что сделает с ней братец? Отпустит? Нет, конечно. Ведь тогда все снова вспомнят о грехе их матери! Нет, не может Федора открыто ходить на глазах у всех ни здесь, ни в Мценской крепости! Она должна отсюда исчезнуть. Но куда? Может,  он все-таки довезёт её до границы с московскими землями и, дав пинка, оставит одну на дороге, ведущей в её прежний дом? А если она не пойдет домой, и снова захочет вернуться? Нет, Микита этого не допустит, но что он с ней сделает?

А мать, что скажет мать, если узнает о том, что Федора была здесь? Что она скажет, если узнает, что она, Ольга промолчала о том, что Микита держал её ребенка в подвале и собирался повезти его в лес на границу и бросить одного в лесу на дороге?  А если не бросить, а сделать что-то ещё хуже, то кем будет она, Ольга, которая знала, но ничего никому не сказала?
Наутро Ольга с матерью сели на загруженную их вещами и подарками молодым телегу и направились в гости. По бокам от них верхами ехали слуги Микиты. Утро было свежее. На траве крупными каплями лежала роса. Солнечный свет, преломляясь в каплях, вспыхивал всеми цветами радуги. На горизонте нижний край неба окрасился розовым. Розовый цвет все прибывал, пока над землей не показался алый круг солнца.
Чем дальше они удалялись от дома, тем легче становилось Ольге. Глядя на пробуждающуюся вокруг природу, слушая свист птиц, она начала думать, уж не приснились ли ей все неприятности? Может, ничего плохого и не было, а она сама придумала себе всякие страхи?

В поместье боярина Говорова женщин встретили приветливо и сразу повели в дом. Жених  был сиротой, чьё поместье находилось по соседству, так что свадебный пир готовили в доме будущих тестя и тещи. Боярыней Настасьей Марковной завладели женщины, чтобы она помогла с приготовлениями к застолью, а Ольгу закружили дочери боярина. Всех шесть девиц Говоровых она хорошо знала в детстве, при жизни отца, и лишь с того времени, как главой дома стал Микита, она стала видеться с ними реже. Больше всего она была дружна со второй и третьей дочерьми – Аленкой и Акилиной. Они жалели, что она не приехала накануне, когда проходил девичник.
–Ты могла бы быть подружкой и вместе с нашим братом «продавать» дружку жениха с его поддружьем косу нашей сестры. Видела бы ты дружку!  – щебетали ей на ухо сестры, помогая наряжаться в праздничный наряд. – Такой парень! Лицо – кровь с молоком, брови соболиные, темные, а волосы – как пшеница. Мы так смеялись, а он так краснел, так краснел!
– Между прочим, – заговорщицки завела речь Акилина, – у нас скоро может быть другая свадьба.
–И кто из вас выходит замуж? – спросила Ольга.
–Если бы знать! – загадочно улыбнулась Алёнка. – Отец пока дело не сладит, никому ничего не говорит!  Давай я тебе заплету косу так, чтобы она казалась толще.
– Давай, – согласилась Ольга. – А как вы узнали о том, что будет другая свадьба?
–А к нам ночью приходил жених, хотел познакомиться с невестой, – прошептала Акилина, подавая сестре гребень.
–Приходил ночью? – изумилась Ольга, позабыв следить в зеркало, как продвигается её прическа. – Да как же он пробрался в дом? И ваш отец не убил его?
–В какой ещё дом? – возмутилась Алёнка, вплетая в волосы подруги алую шелковую ленту. – Как ты могла про такое подумать? Мы смотрели на него в окно, а он стоял на лестнице, прислоненной к забору.
–И какой он, этот жених?
–Если бы знать!  – с досадой воскликнула Акилина. – Ночью ведь было темно! Мы договорились, что когда пойдём в церковь, то он поздоровается с отцом и с нами, но ночью в крепости был пожар, и на следующее утро в церковь мы не попали.
–А как же этот жених объяснил, к которой из вас он пришёл? – полюбопытствовала заинтригованная Ольга, не забывая следить, чтобы вышитая головная повязка ровно легла на её лоб над бровями.
–Он сказал, что его отец договаривается с нашим о его женитьбе на одной из нас, но на какой точно он не знает. У него отец такой же строгий как наш, так что увидеть свою суженую впервые он может только на свадьбе,  – заявила Алёнка, и по её лицу, отражавшемуся в зеркале, было видно, что она-то точно догадывается, кто должен вскоре выйти замуж.

–А как его зовут? – спросила Ольга.
–Он сказал, что из семьи Евлаховых.
–Евлаховых? Это не из наших ли соседей? – задумчиво произнесла Ольга.
–Ты знаешь эту семью? – захихикали сестры и стали теребить её с двух сторон. – Ну же, рассказывай, кто там у них есть из парней.
–Уж не за Хомяка ли кого–то из вас просватали?
–Хомяка? А что он за парень? Красивый ли? Высокий? Сколько ему лет? Ну же, ну, говори скорее! – заторопили сестры.
Хомяк, являясь соседом, совершенно не вызывал у Ольги никакого интереса. Настоящий суженый должен был, по её мнению, появиться издалека и быть прекрасным, как рассвет. С другой стороны, это был, в конце концов, не её жених. Конечно, сестры Говоровы были её лучшими подругами, но с них хватило бы и обычного парня, так что Хомяк годился им в женихи ничуть не хуже других. Однако, как им ответить? С точки зрения самой Ольги ничего замечательного в нём не было. Больше того, она ещё отлично помнила, как в детстве подстерегала  с другими детьми Хомяка, тогда ещё мальчишку, и дразнила: «Рыжий! Рыжий! Черт бесстыжий!» Обычно сосед замахивался на нахальную компанию малышни, и они с визгом разбегались, ощущая восторг от только что грозившей им опасности быть пойманными и наказанными более старшим по возрасту мальчиком. Впрочем, однажды они так разошлись, что потеряли всякую меру. Обозлённый дразнилками Хомяк на этот раз не ограничился угрозами, а очень серьезно погнался за малышнёй, поймав Ольгу за косу. Вспомнив, как он надрал ей уши, девушка вспыхнула и мстительно сказала:
–Да он такой рыжий…

К счастью, в этот момент Акилина взвизгнула от восторга и заявила, что ей очень нравятся рыженькие парни. Ольга сразу пришла в себя и вспомнила, что она как-никак говорит о потенциальном муже лучшей подруги, а потому должна аккуратнее выбирать выражения.
В эту минуту на дворе послышался шум. Весь дом пришёл в движение: это вернулись из церкви в крепости молодые. Все люди, бывшие в усадьбе,  сбежались во двор, чтобы посмотреть, как родители будут встречать молодых.
Боярин Говоров с женой стояли на пороге. Мать держала в руках вышитое полотенце с хлебом-солью.

Телеги свадебного поезда с разукрашенными лошадьми въехали во двор, сразу наполнив его толкотнёй, шумом и веселым смехом. Молодые, обсыпаемые с двух сторон зерном и овсом, приблизились к крыльцу и опустились на колени на шубу, чтобы родители благословили их. Жених показался Ольге старым: ему было лет тридцать. Девушка его знала: в прошлом году у него от поветрия умерли родители и жена в родах. Впрочем, он вполне годился невесте, которой стукнуло двадцать четыре.
Гости перешли к застолью. Когда были осушены первые чаши и чарки, подружки невесты завели величальные песни. Ольга с интересом вглядывалась в лица гостей, которых славили в этот момент, но больше всего её интересовали молодые парни: а что, как среди них находится и её суженый? Впрочем, парни все были не то чтобы совсем уж невыразительные, но того, похожего на ясного сокола, которого девушка себе выдумала, среди них не было. Сестры Говоровы очень оживились, узнав, что старый боярин Евлахов приехал с семьёй на свадьбу, но ужасно огорчились, когда услышали, что Хомяка не отпустили со службы. Они утомили Ольгу расспросами, кто из родни Хомяка больше похож на их потенциального жениха.

Свадебный пир двигался своим чередом, когда малец, сидевший рядом с Ольгой, вдруг упал головой на стол. Его мать и другие женщины засуетились и разволновались, крича, что бедняжке стало плохо в душном помещении, набитом людьми. Однако вскоре выяснилось, что «бедняжка» каким-то образом нахлебался не положенного ему по возрасту вина. Тогда старшие заругались на Ольгу и её соседок, сестер невесты: куда, мол, смотрели? Девушки возмутились и обиделись: больше им делать нечего, как смотреть на празднике за всякой мелюзгой!
Когда пьяного дитятю отправили отсыпаться, началось поднесение подарков молодым. Каждому гостю подносилась чарка с вином, которую он выпивал стоя и говорил, что вино горькое. Молодые вставали и целовались. После этого им дарился подарок.
Хвастовство родственников друг перед другом, шум и духота так утомили Ольгу, что она уже мечтала побыстрее выйти из-за стола.

– Терпи, Оленька,  – шепнула ей Акилина. – Скоро молодых проводят в спальню, а мы пойдём с другими девушками послушать сказки. Знаешь, как наша тетушка их рассказывает! Я каждый раз жду, когда она приедет к нам в гости, чтобы послушать!
Наконец, молодые, сопровождаемые смехом и шутками, ушли.
Девушки вышли во двор, чтобы отправиться в отдельную летнюю горницу, где они должны были ночевать с другими гостьями. Во дворе было свежо и прохладно. В небе светила яркая луна. У конюшни слышно было, как смеялись парни. В густых вечерних сумерках они показались Ольге гораздо более симпатичными, чем на пиру.
–Эй, девчонки! – окликнул их кто-то из парней. – Пойдёмте с нами купаться на речку!
–Ишь, какой быстрый! – откликнулась Алёнка. – Сначала посватайся, а потом поговорим! Мы – честные девушки!
–Ой, а я так завидую парням! – вздохнула Акилина. – Им можно ходить куда захочешь! Я бы сейчас пошла и искупалась! Я так устала от духоты и шума, словно это была моя свадьба!
– Одна уже пошла и искупалась! – оборвала её Алёнка.
–Это ты про кого? – спросила Ольга.
–Да про Анку Жиневу.
–Ой, сплюнь три раза через плечо и постучи по дереву! Нашла кого на ночь поминать!

Девушки добрались до горницы, где женщины-гостьи готовились ко сну. Все были возбуждены, смеялись,  сталкиваясь в полутемном помещении и устраиваясь на ночь. Наконец, когда все улеглись в тесноте, но не в обиде, а самые уставшие уснули глубоким сном, между теми, у кого ещё были силы, начались разговоры. Сначала они крутились вокруг гостей, особенно мужчин, молодых, подарков, а потом перешли к более интересным для молодежи темам.
–Тётушка,  – не выдержала Акилина, – расскажи что-нибудь на ночь страшное!
– Ой, не надо! – раздался испуганный девичий  голос из темноты. – Я потом вообще не усну!
–Да ладно! – отмахнулась Алёнка.  – Что может случиться в горнице, где такая толпа народу?
–И вообще, –   решительно поддержала её сестра, – почему все должны страдать из-за одного человека, который боится?
–Ну, не все же такие храбрые! – снова обиженно раздалось из темноты.
–А ты заткни уши или накройся с головой одеялом! – посоветовала Акилина. – А вы, тетушка, не слушайте, рассказывайте!
Тетушка, для приличия  или по доброте душевной, решила было встать на сторону робкой девушки, но остальные так её упрашивали, что она начала рассказ глубоким, выразительным голосом:
– Возвращались однажды три подруги с городской ярмарки. Шли они, шли, да и заблудились. Тут вечереть стало. Смотрят, стоит одинокий дом, каких они в своих краях не видели. Подошли они и попросились ночевать. В доме была одна старуха, но дом был большой, и издали слышались голоса. Старуха покормила девушек на кухне мясом и проводила в большую горницу, где стоял один сундук, а на полу были постелены постели.
Легли девушки и начали было засыпать, как вдруг слышат:
Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап.
Громко так в тишине.
Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап.
Стали ни прислушиваться, где капает, и поняли, что за занавеской в углу. Отодвинули они занавеску, и видят, что висит там тело мертвое, за ноги подвешенное голое тело. А горло у трупа перерезано и стекает кровь в подставленный таз. Полный таз крови и последние капли в него падают. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап.
–Ой, не рассказывайте дальше! Я боюсь! – снова раздался испуганный голос из темноты.
Однако любители страшных историй на ночь на неё зашикали и взмолились, чтобы тётушка не прерывала свой рассказ.

– Испугались девушки,  – продолжила свой рассказ тётушка таинственным голосом, от которого у слушателей мурашки пробегали по коже, –  поняли, что попали в разбойничий притон, хотели потихоньку выйти и убежать, а дверь заперта. Не стали они стучать и дверь дергать, а потихоньку вынули оконную заслонку, да и выпрыгнули в окно.
Вот бегут они по полю, а ночь темная, тучи луну закрыли. Слышат, погоня за ними. Лошадиный топот, крики. Много людей гонится. Тут одна девушка говорит: «Бегите дальше без меня. Сил больше нет. Не добегу я».
Но девушки ее не бросили. Присели все горе за куст какой–то и затаились. А ночь темна, вот и проскакали мимо разбойники. Посидели девушки, отдохнули, и пошли дальше дорогу домой искать.
Шли они, шли и почувствовали, что на дорогу вышли. Обрадовались. Дорога–то куда-нибудь, да приведет. Идут они по дороге, вдруг слышат как сзади шорох за ними, как будто ползет что-то. Тут луна из-за туч вышла. И увидели девушки, что ползет за ними черная жаба. Огромная. Страшная.
Ползет жаба, а глаза у нее, как у кошки светятся. Испугались девушки, пошли быстрее, а жаба не отстает.
Тут говорит одна девушка:
– Это грехи за кем–то ползут. Грешен кто–то из нас очень.
– Это я, наверное, – говорит другая девушка. – Я с мачехой живу, ругаюсь с ней много, не люблю ее.
– Нет, – отвечает первая, – Это мои грехи. Гуляю я с парнем, а о свадьбе он и не заикался. А мне все нипочем. Вот теперь догоняют меня мои грехи.
– Ну, грешен, кто-то из вас, – говорит третья, – а я за собой ничего не знаю. Не мои это грехи.
Прошли девушки ещё немного и видят впереди деревня. Стали девушки стучаться, на ночлег проситься. Но как увидят хозяева жабу, двери закрывают: кому охота чужие грехи в дом пускать? Вот и последняя изба. Стучат девушки, просятся : «Христа ради, пустите переночевать».
Вышла на порог женщина не старая, строгая с виду. Говорит:
– Коли хотите, что бы я вас на порог пустила, пусть каждая из вас в отдельной горнице спать ложится, а я двери закрою и до утра никого не выпущу.
Ну, девушкам выбирать не из чего. Развела хозяйка их по комнатам и двери за ними заперла. Прошло немного времени, вдруг крик ужасный раздался. Все в деревне повскакивали, сидят, трясутся, а из избы выглянуть бояться.
Слышат две девушки, что кричат в средней горнице, той, в которой третья подруга осталась. Стали и они кричать, в дверь стучать. Но двери крепкие, а открывать никто не собирается. А крики все громче, все ужаснее. Хотели девушки в окно выскочить, подруге помочь, а окна ставнями закрыты. Долго крики раздавались, а потом смолкло все.
Вот утром открыла хозяйка двери и выпустила подруг.
– Смотрите, – говорит, – что с вашей подругой стало.
Видят девушки, что средняя дверь вся изорвана, а посередине дыра огромная прогрызена. Вошли туда, а там жаба дохлая лежит, а от подруги только косточки обглоданные остались. Всю ее грехи съели.
При последних словах рассказчицы послышались испуганные вздохи некоторых слушательниц.
–Ой, мне теперь до утра глаз не сомкнуть! – пожаловалась робкая девица из темноты.
– А ты не греши, тогда и бояться нечего будет! – решительно заявила Акилина. – Мне вот ни капли не страшно!
–И мне! И мне!  – заявили несколько голосов из темноты.
– Ой, не хвалитесь, – рассмеялась тётушка, –  а то в наше сборище святых точно черная жаба заглянет!

Было решено, что теперь-то уж точно пора спать. Ольга закрыла глаза, но в наступившей тишине ей почему-то стало страшно. Она придвинулась поближе к спящей матери и крепко взяла её за руку. Потом подняла голову и, прищурившись, поглядела в сторону невидимой в темноте двери. Чего она испугалась? Что может с ней случиться в усадьбе, полной людей? Да и в горнице от двери до лавок, где они лежали с матерью, было далеко. К тому же, если бы кто и вошёл, то споткнулся бы о женщин, спавших ближе к выходу, а они вон спокойно сопят, как  ни в чем ни бывало.
Ольга закрыла глаза и вдруг поняла, что её пугает. А что, как Микита не выкинул Федору где-нибудь в лесу, а убил? Вдруг её тело лежит где-нибудь под ракитовым кустом и кровь, стекая из глубокой раны, капает: кап, кап, кап… Девушка закрыла глаза и как живое увидела лицо сводной сестры: бледное, с голубыми кругами под опущенными ресницами.
«Когда приедем домой, ни за что не спрошу Микиту, куда она делась, – решила Ольга. – Пусть будет, словно её никогда не было. Никто ничего не узнает. Люди не узнают, а … Бог? Но я ведь сама ничего плохого не сделала.  И для неё ничего не могла сделать.  Нельзя ведь ослушаться старшего брата, который мне вместо отца? Скорей бы рассвет!»
Ворочаясь с боку на бок, она так и не сомкнула глаз. Едва слюдяное окошко посерело, а в щели горницы проникли первые лучи солнца, как Ольга встала и пошла к колодцу умыться. Солнце стояло уже высоко, но уставшие с вечера гости ещё спали. Лишь из конюшни раздавался смех парней: эти ранние пташки либо собирались искупаться пораньше в реке со своими лошадьми, либо вспомнили, что нужно их накормить. В окрестных деревьях насвистывали и щёлкали птицы.
Вдруг посреди покоя и тишины раннего летнего утра чуткое ухо девушки различило звук лошадиных копыт. Сердце её сжалось. Парни из конюшни тоже вышли, переговариваясь о том, кого бы это могло принести в такую рань.
Когда всадник появился перед воротами и забарабанил в них кулаком, с трудом удерживаясь на пританцовывающей лошади, дворовая челядь со всех ног бросилась отворять. Едва створки приоткрылись, стало  ясно видно, что прибывший – боярин из Мценской крепости. С губ его лошади падала пена.

–Эй, хозяева! Вставайте! – крикнул он. – С границы передали, что татары идут! Поспешите укрыться в крепости!
 Откуда-то раздался женский крик. Вся усадьба сразу ожила. Забегали люди. Двор наполнился лошадьми и телегами. Повсюду тащили какие–то вещи. Родственники спешно искали друг друга.
Ольга побежала к матери.
–Матушка, матушка! Братца с нами нет! Кто нас довезёт до крепости? – испуганно закричала она.
Раз в несколько лет татары приходили из южных степей и, вихрем пройдясь по округе Мценской крепости, исчезали, увозя захваченное имущество и уводя с собой пленных, которых уже больше никто никогда не видел.
–Не бойся, Оленька! – отвечала мать. – Кто-нибудь довезет! Не могут же нас бросить здесь!
Женщины выбежали во двор. В царящей суматохе их толкали, и никто не обращал на них внимания. Когда они совсем уж было растерялись, хозяин вытащил их из толчеи и посадил на свою телегу, где уже находились его жена и дочери.
–Ну, с Богом! – крикнул он работнику. – Гони!
– А ты-то, а ты-то как? – жалобно окликнула его жена.
– Не боись, жена! – помахал он ей рукой. – Сейчас гостей отправлю, и приеду! Мне же нужно на службу!
На дороге их телега была не одна. Женщины оглядывались и испуганно вскрикивали. Когда телега поднялась на высокий пологий холм, с вершины которого было отлично видно окрестности, жена боярина Говорова пронзительно вскрикнула:
–Вон они! Вон они!
–Где? Где?  – закричали все.

У мягкой волнистой линии горизонта они увидели, как из-за леса вы-ползает нечто черное, рассыпавшееся отдельными точками. Несомненно, это был отряд татарских всадников.
–Черная жаба! – прошептала Ольга побелевшими губами.
Телеги понеслись ещё быстрей. Какой-то узел, завернутый в красную ткань, упал на дорогу, но, не смотря на крики хозяйки, никто не стал оста-навливаться и его подбирать.

Они были почти у крепости, когда наперерез им из зарослей  бросилась группа татарских всадников, криками и свистом пугая лошадей. Открытые ворота хорошо виднелись, готовые принять людей, искавших спасения. В это мгновение телега, на которой ехали Ольга с матерью, подскочив на камне, перевернулась. Вещи рассыпались по траве. Женщины, сидевшие в ней, кубарем покатились по земле. Кто-то придавленный колесом, страшно мычал, не произнося ни слова.
От крепости отделился отряд, спешивший на помощь. Оглушенная Ольга подползла к окровавленной матери и стала трясти её. Сердце её бешено колотилось. От криков и свиста татар девушку прошибало горячим потом. Кто успеет доскакать до них скорее, татары или бояре из крепости?
–Мамочка, вставай, вставай! – закричала она.
Мать приоткрыла глаза и, махнув рукой, прошептала:
–Беги, Оленька, беги!
Но Ольге было не до этого.
–Мамочка, не умирай! – закричала она, в ужасе оглядываясь на стремительно приближавшихся к ним с двух сторон всадников. – Прости меня, прости! Это все из-за меня!
–Беги, Оленька, беги!
–Мамочка, прости меня! Прости, не умирай.
– Беги, доченька, брось меня!
–Мамочка, это Бог всех за меня покарал! Я не казала тебе, что Микита держал в подвале и, наверно, убил сестрицу Федору!