Мальчик Жека

Когда дочь решила отправить нашу Дашку в лагерь, я высказала своё мнение:

— И что там хорошего, в этом пионерлагере? Никакой строгости, никакого присмотра. Научат еще чему-нибудь плохому. Курить, например!

Внучка сдула с глаз розовую чёлку и снисходительно хмыкнула:

— Бабуль, пионеров сто лет нет. А курить можно и в городе научиться. Только это отстой.

А дочь только рукой махнула:

— Да они сейчас и сами всё знают... Пусть едет!

И Дашка поехала. На целых три недели.

Я думала, что наше дитя мегаполиса запросится домой на второй день. Но прошла неделя, потом другая, а внучка не то что не требовала приезда родителей, но и отзваниваться матери по вечерам забывала!

Вернулась наша девочка загоревшая, подросшая, с кучей впечатлений и новых контактов в телефоне.

— А ещё у нас знаете, что было? — сделав большие глаза, рассказывала Дашка за ужином. — У нас один мальчик, Юрка Ломов, чуть в реке не утонул!

Мы с дочерью охнуть не успели, как она, сделав глаза ещё больше, добавила шёпотом:

— Его мальчик Жека спас. Прямо взял и вытолкнул из-под воды! Юрка сам рассказывал.

Я сглотнула пересохшим вдруг горлом и спросила с надеждой:

— Это из вашего отряда мальчик?

— Да нет же! Это Мальчик Жека! Он давно жил. И он утонул, когда спасал такого же мальчишку. А теперь спасает тех, кто из лагеря тонет. Все знают.

Внучка рассказывала ещё что-то, про девочку, что взяла чужой айфон, а сама...

Что было дальше, я не слушала. Юрку Ломова спас Мальчик Жека. Вытащил из реки. Но этого не может быть!

И, главное— "все знают".

Мне было столько же, когда я впервые поехала в лагерь. Пионеры тогда были, и горн играл по утрам, и выстраивались отряды на линейку, отдавая салют красному знамени.
На линейке начальник лагеря долго и нудно говорил о строжайшем запрете самовольно покидать территорию и лазать в соседские сады за черешней.
Потом выступала старшая пионервожатая с планом мероприятий на день. И в конце выходила в необъятном халате врачиха по прозвищу Яйцеглист и настойчиво убеждала нас в необходимости вытряхивать по утрам простыни для борьбы с яйцами глистов и "прочих гельминтов".
Потом мы неслись в столовую, где приходилось орать хором после обеда: "Спасибо нашим поварам
за то, что вкусно варят нам!"
Зато в лагере было много нового и интересного. И не виданных прежде свобод. Можно было меняться с подружками одеждой и почти каждый день щеголять в новом наряде. Можно было и ресницы подкрасить "Ленинградской тушью", что строжайше запрещалось дома и в школе. А ещё девчонки выпросили у вожатой нитки с иголкой и подшивали свои юбки "короче некуда".
Каждый день проводились то конкурсы, то соревнования. А по вечерам крутили кино или устраивали танцы под магнитофон.
Обычно девочки, стоявшие группками, делали вид, что им всё равно. А сами украдкой поглядывали в сторону мальчишек. Мальчики выжидали немного и, будто нехотя, приглашали счастливиц. Пронзительно и непонятно пел про сувенир иностранный певец, и было невыносимо жаль, что песня такая короткая.
Но самое интересное начиналось после отбоя. Наши вожатые, намаявшись за день, засыпали как убитые. А мы, отогнув оконную сетку, тихонько вылазили наружу и пробирались на "болото". Болотом назывался закуток за хозпостройками, заросший ивняком и осокой. Там лежало несколько брёвен, отполированных штанами наших предшественников, и мы рассаживались, кто как хотел.
А хотели все парами. Мальчишки неумело покуривали и рассказывали почти неприличные анекдоты. Девчонки хихикали и обмахивали ноги сломанными ветками ивы. А на следующий день начальник лагеря ставил в пример первый отряд, который никогда не бузит на тихом часе и спит "как один".

Как-то раз мы с Галкой шли мимо пионерской комнаты и услышали гитару. Конечно, мы заглянули в приоткрытую дверь. Несколько вожатых стояли, подпирая стены. А в центре сидел темноволосый плечистый парень в синей клетчатой рубашке и пел под гитару негромким глуховатым голосом:
— Ах гостиница моя, ты гостиница
На кровать присяду я — ты подвинешься...
Круглое лицо. Темные волосы до плеч. Глаза с припухшими веками и нос картошкой. Крепкие пальцы уверенно перебирают струны. Любопытство пригвоздило нас к дверному косяку. Кто он? Чей-то жених или новый вожатый?
— Таня, спой ещё, — попросил кто-то.
Человек с гитарой прищурил правый глаз и поправил с усмешкой:
— Мальчик Жека!
— Жека, спой! — отозвалась эхом вожатая.
Жека спел.
А на последнем аккорде вдруг увидел наши с Галкой обалдевшие лица и неожиданно подмигнул, приложив палец к губам: "Молчок". Нас как ветром сдуло.
Загадка раскрылась быстро. Вожатая третьего отряда Татьяна подвернула ногу на футболе ещё в начале первой смены. И вот теперь вернулась.
Таня не пользовалась косметикой, ходила вразвалочку и носила джинсы и мужские рубашки. Мальчишки бегали за ней табуном, а она то проводила футбольные матчи, то учила играть на гитаре, то водила на рыбалку.
Имя совершенно не шло ей. Да и никакое другое не подошло бы. У меня в голове не укладывалось, почему этого плечистого темноглазого парня все называли Таней. Хотелось подойти и спросить в упор: "Жека, скажи, что это шутка."
Никакой шутки — поняла я, когда вожатая пришла на линейку в темной юбке до колен и туфлях-лодочках. Это было так неправильно, так нелепо, что казалось маскарадом.
Мне очень хотелось уехать домой, но сотовых телефонов тогда не было, а письма шли долго.
В конце смены нам устроили прощальный "костёр" и разрешили не спать допоздна. Наш первый отряд, почти не скрываясь, отправился всей компанией на "болото". Осмелевшие мальчишки обнимали подруг за талии и щедро угощали черешней из соседских садов. Слышались обещания обязательно встретиться на следующее лето.
— Ну что, народ, прощаетесь? — сквозь заросли ивняка протиснулась Таня с гитарой в руках. Народ радостно загомонил, к вожатой наперебой потянулись кульки с ягодой. Она окинула компанию своим насмешливым взглядом и села рядом со мной. Потому что было свободно.
Болтали, шутили, смеялись до колик в животе. Грызли семечки и плевались черешневыми косточками.
Пели песни под гитару. Про "мой адрес — не дом и не улица" и про "надежду — мой компас земной". Ритмично звучали аккорды, и иногда твёрдый локоть задевал мой бок. И вот стало уже совсем поздно, и пришло время расходиться.
—Жека, спой "Гостиницу"— почти не разжимая губ, шёпотом сказала я.
Гитара на миг смолкла, а потом над поляной зазвучало:
—А я еду, а я еду за туманом
За туманом и за запахом тайги...

На следующее лето почти весь наш отряд снова собрался вместе. В лагере было всё так же, как и год назад — будто и не уезжали. Те же корпуса, те же дорожки меж высоченных сосен, спортивная площадка и те же вожатые. Только Тани не было. В последнюю смену прошлого лета Таня утонула, вытаскивая из водоворота двух мальчишек, бог весть как попавших в гиблое место. Пацанов выдернула из глубины, а сама...
В лагерь я больше никогда не ездила. Но долго ещё вспоминала крепкие пальцы на гитарных струнах и насмешливый взгляд, за которым пряталась глубоко скрытая грусть.
И вот теперь, спустя четыре десятка лет, Мальчик Жека дал весточку о себе. В это трудно было поверить, но я чувствовала, что это о нём. Знала.
"Он спасает тех, кто из лагеря тонет"— сказала Дашка.
И главное — все знают.
"И помнят"— добавила я про себя.
-----------

Все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми или событиями являются случайными