Очевидная неочевидность

Ты пишешь: «Это, выходит, как та сумасбродная идея Гегеля», «подсунем-ка мы логике как предметную область не что-то отличное от логики (как делали всегда), а замкнем её на саму себя, и начнем ей же изучать её же» — ты совершенно прав, только это не идея Гегеля, а Идея Гегеля, то есть самопорождающая, самонаблюдающая, самодвижимая Идея. Он ее не подсовывал, он ее видел, и пытался донести до остальных. Проблема Гегеля в непонимании того, что сначала эту Идею нужно «увидеть», а потом уже можно ее как-то вербализовать. Он считал свои умозаключения самоочевидными, это действительно так, но только для тех, кто уже «увидел» Идею. Остальные спорят до сих пор, считают его темным, непонятным, сумасбродным! Эту его попытку вербализовать, то есть сделать общим достоянием самоочевидное, попытался осуществить еще Будда (см. Сутру сердца), а затем китайцы школы Чань (яп. Дзен). Независимо от них на Западе был Гегель. Теперь этим занимаются еще несколько человек.

Видишь в чем сложность? То, что всем кажется очевидным, по определению не заслуживает внимания. Истина сама себя защищает! Но от того, что что-то известно, еще не значит, что оно познано. Есть знание и есть познание. Можно знать кучу информации, это функция памяти, которую обрабатывает базовая логика, которую исследовал Аристотель, на основе формулы А=А. Но если строго придерживаться этой логики возникают неразрешимые парадоксы, типа теоремы Гёделя, которую ты приводишь: «Невозможно доказать, что это утверждение истинно». Но как только наше мышление начинает видеть себя, мы всходим в пространство диалектического мышления, где то же самое мышление, будучи одним разделяется на 2, и базовой формулой становится А=А и одновременно А≠А. Тогда парадоксы мышления оказываются выражением диалектических противоречий, суть которых в том, что без них нет никакого движения. То есть они просто отражают постоянный процесс движения, взаимных переходов. Процесс, жизнь нельзя остановить и препарировать, это будет уже не жизнь, это срез жизни. Мы видим вокруг постоянный процесс изменений, но пытаемся его понять с помощью логики мертвых срезов.

Гегель и прочие пытались донести, что за поверхностной стабильностью мы можем увидеть ее суть, постоянные изменения, где необходимо применять уже другую логику, которая подходит для наблюдения за постоянным движением, а именно А=А и одновременно А≠А. Тогда исчезают парадоксы, они больше не имеют смысла, они всего лишь игрушка для ума, но появляется видение постоянного взаимодействий противоречий. Их кстати немного: единство — множество, порядок — хаос, непрерывность — дискретность, внешнее — внутреннее и т.д. Парадоксы тоже нужны, они показывают ограниченность базовой логики Аристотеля. Однако вместо того, чтобы рассмотреть что привело мышление к этому парадоксу, человек не может оторваться от его образов и впадает в ступор. Теорема Гёделя это продолжение софизма «Может ли Всемогущий Бог сделать то, что он сделать не может?» Это совершенно бессмысленное рассуждение до тех пор, пока мы не увидим, что она вынуждает нас дать два противоположных, но равнозначных ответа, а следовательно прийти к выводу о том, что либо истина вообще не познаваема, либо допустить функциональную ограниченность базовой логики мышления, поставившего такой вопрос. Если истина не познаваема, это крайняя степень скептицизма, которая легко опровергается — если ваша истина в том, что истина непознаваема, то как она может быть истиной? Остается второй вариант, когда мы допускаем ограниченность базовой логики. Мы не можем решить тупиковый вопрос средствами мышления, которое поставило такой вопрос. Поэтому мы обращаемся к точке «ХЗ», где этот вопрос появился, и где еще нет никакого разделения, и видим там то, что ты уже увидел — чистый процесс до начала всякого разделения.