Сердце

11.12.2009

Взрыв эмоции и пронзительная боль где-то в лабиринте мозга.
Она перебежала дорогу. Кто-то ей отчаянно гудел. Всё, жива. Всё хорошо.
Она спешит куда-то, точно не зная в какой ей поворот. Второй, седьмой?
Она стучала каблуками по снежному асфальту, в такт своему дыханию и музыке, летящей от дверей гипермаркета.
Этот безумный город каблуками следит по ее лицу, больно вдавливаясь и царапая до крови.
Она засыпает на каждом своем шагу, проваливаясь в любимые просторы невольных снов. Рисует собственную реальность… а что реальность? Кто придумал это?.. мы властны называть явью всё, что захотим. Пьяный бред, наркотические галлюцинации, сон в конце концов. Сладкий, приятный, какого нам всегда желают.
Она идет, и просторы смываются в зеленое месиво, в кровавый кетчуп из амбиций и целей. Будто все мы существуем только ради того, чтобы доказать природе, что способны выжить.
Она тоже думает о жизни. Сейчас. Когда громко стучит каблуком по асфальту, призывая всех к спокойствию или желая обратить на себя внимание.
Куда, скажи, куда? Куда ты идешь?
К старому, пропахшему пылью метро.
Рёв железной машины андеграунда заставляет её вздрогнуть, а сквозной ветер – взлететь волосам. Раздирающий крик метро усыпляет. Теперь не поспешишь, ехать долго.
Она просыпается на конечной станции от того, что кто-то треплет ее за рукав пальто. Спасибо.

Журчиние эскалатора, предвкушение морозного поцелуя. В нее влюбленный уже ждет ее у выхода. Она то ли бежит к нему, то ли пытается оттянуть момент прикосновения. А он… любовно смотрит на свое сокровище, возвращающееся с учебы.
- Игорь!..
Он странный немножко, молчаливый, но улыбчивый. Берет ее за варежку, крепко сжимает руку, до хруста. Игорь тащит на спине гитару. Образ трабадура прочно впитался в его романтичный образ. Игорь, игорь… Да?..
Они вышагивают мощеные дорожки, утопая в сугробах выпавшего снега. Мысками сапог они уткнулись в ворота парка. Сели на первую попавшуюся скамью. И вот уже нежно обнимаются на одной из скамеек, и временами холодными пальцами он перебирает ржавые струны, но не поет. Красивые мелодии говорят о большем… о чем-то большем.
- Таня.
- Да?
- Я хочу…
- …
- Чтобы ты стала моей женой.
- …

Наступающее утро изменилось. Оно перестало быть кофейным. Оно стало сливочным и со вкусом какао. Игорь разбудил ее телефонным звонком. Спасибо.
Ведь она всегда случайно может проспать учёбу.
весь день она разглядывала его фотографию, пытаясь что-то для себя понять. Но в голову ничего не приходило. Как после томного вечернего душа, когда не знаешь, куда же подевалось полотенце. Милый, милый, любимый, самый, нежный... Ложь. Ей хотелось разбежаться и больно соединиться с поверхностью стены. Неужели все так далеко зашло, и она может потерять остатки своей свободы? Неужели она не птица, летящая наугад и клювом царапающая свои жертвы. Неужели она способна продать саму себя и… и отдать?..

Подаренные им когда-то розы в розовом горшке увядали без воды-влаги и заботы. Осталось вытряхнуть только их из горшка и отправить на помойку. А так жалко. Пусть постоят еще немножко.

Возможного согласия Игорь ждал бы около полугода, это вполне нормально. Но…

- Извини, я… должна тебя несколько огорчить и сообщить то, что я не собираюсь выходить замуж. Поэтому не тяну с ответом. Да-да, я могла бы лгать и выжидать.. а вернее даже выжимать время из себя. Я предала тебя, там мне проще. Прощай, хорошо? Не иди за мной, не проси объяснений. Просто молчи и не мешай мне. Ты с гитарой, а девушки любят музыку. Игорь… все было очень сладко. Но я толстею от твоих пирогов и шоколада.
Он так жалобно на нее смотрел, что это, чуть было, не заставило ее побледнеть и сдаться. Только не сейчас, пока у нее еще есть силы охранять свою свободу. Прощай, Игорь.

Эгоистичная самостоятельность обрела Татьяну.
Или Татьяна обрела себя. Железной горгульей она поглощала работу,  свои мысли. Она сама вышла на первый план. Как капитан перед крушением выходит на нос корабля. В панике она металась от одного к другому, к тому, что необходимо успеть… бегом, бегом…
Сегодня одно.
Завтра третье.
И всё нужно совместить и успеть.
Бегом, каблуками, бегом. Забывая различать ночь и день.

Устает. Она очень устает. И всегда хочет спать. Но не в метро, а дома. Не среди мертвой пыли, а среди  звездных путей снов и мечты.
С кем-то.
 У нее есть большой плюшевый слон. Его подарили ей в одни из коротких новогодних каникул, когда она лежала в постели со сломаной кистью руки. Большой такой слон, плюшевый заменяет ей теплого и мягкого мужчину, храпящего в своем углу.

Бегом, быстрее. Имена, числа, фразы… Строки, буквы.
Спать-спать-спать. Забыть, не думать. Каблуками считает километры.

- Постой, ты куда?
- Куда?
- Что?
- В библиотеку.
- Я с тобой.
- Может быть, не стоит?..

Они сидят и читают полуразвалившуюся книгу. Сердце оглушающее стучит. Они одноклассники, но школа уже давно позади, о ней остались одни пьяные воспоминания выпускного.
Его холодные пальцы периодически касаются ее, когда хотят перелистнуть шершавые страницы. Тук-тук-тук сердце, тук-тук.
Тук-тук.
Тук.
Строки, буквы плывут перед глазами и машинально они листают страницы, пролетая между строк. Библиотека закрывается, пора домой?
Они не роняли ни слова, ни о чем не рассказывали, все хорошо, все как и должно быть. Просто мужчина и женщина. Без слов.
- Тань… у меня дома есть интересный фильм. Не хочу прощаться, мрожет быть,  зайдешь?
- Может быть, не стоит?..

Он не слушал ее слабые искуственные возражения, стремительно расстегивая пуговицы блузки. Татьяна такая приятная, такая странная. Неподатливая и романтичная. Она дерзко приоткрывает рот и улыбается в предвкушении. Тук- тук. Таня загадочная, неясная, непознанная. Познать саму себя – счастье? В любви к своей свободе –да.
Она, увлекаясь, ногтями чертила ссадины на его предплечье.
Дерзкая и романтичная.
Но все закончилось быстро. Как будто и не начиналось.
Время было идти домой. Возвращаться к себе, вернуться.
Он слегка задержал ее у двери. Таня резко дернулась, мех подола ее пальто подарил ему несколько ворсинок.

Новое утро. На подоконнике собралась пыль и плохо пахнущие лепестки  роз.
Вчерашнее времяпровождения оставило легкие воспоминания в виде мужского запаха от ее волос. И зачем ей только нужно было смотреть в глаза случайно повстречавшемуся однокласснику. Все так давно…не было. Она была в него даже влюблена. Только, кажется, уже совсем этого не помнит. Теперь она просто была дерзкой и романтичной. Была собой, но ничья.
Неплохо-неплохо. Приятно.
Она сварила очень приятное какао. Разбавила молоком, незаменимым растворителем какао-порошка. Молоко оказалось вкусным, не прокисло. Хотя открыто уже дня четыре.
Что-то умирает, задыхается, тухнет, опадает, а что-то страстно продолжает жить и раздражать чувства. В такие моменты хочется вжаться в воздух и проверить: тонка ли кишка удавиться? Особенно, когда на твоем-то небе ни тучки. А слезы все-таки капают и капают. В лужи после дождя. Просто и без внешних причин…

Вечер. Голодный вечер и треск рекламы в телевизоре. Звонят. Звонят. Долго. Подруга. В неадекватном состоянии, что-то кричит в трубку. Почему по ночам она всегда пьет? Некую травянистую жидкость, напоминающую скорее болото, чем элитный коньяк. С этим будто бы ничего не поделаешь. Она просит жалости к себе. Жалость – страшно гадкое чувство. Татьяна искривляет рот в гримасе тупого непонимания. Зачем, милая? Зачем? Ты живешь, ты чувствуешь… не глуши мозг и чувствительные рецепторы разбавленным спиртом. Пей спирт.

Бегом, бегом. Каблуками по собственному лицу. Смывая серые жалкие лица как бумажный комок в бездну смрада.
Она, пробегая, кинула просящему старику, игравшему на флейте, пару монет. Тут же позабыв об этом.
- Девочка!
Обернулась. Зовет… Он в коричнево-синих лохмотьях, еле стоит…
- Да?..
- Мне кажется, ты могла бы поиграть на флейте.
- Что? Я не увлекаюсь музыкой. Извините, мне пора.
- Постой. Правда. Подумай об этом. Жизнь, как тонкий звоночек, она сигналит чувствам внутри тебя..!

Все забывается. Улетает. Но какие-то мысли предательски цепляются за нити сознания. В жестоких условиях мучительной рефлексии приходится развивать мелодику, гармонию, музыкальность мысли. Так становится возможным с нею жить, получать слабую сатисфакцию… может быть, это чего-то будет все-таки стоить?..

Ей хотелось вернуться в тот грязный переход и еще раз услышать, как он играет, напевает и просит ее присоединиться… почувствовать, слиться. Оставить позади все, что было, что имело значение. Опустить, унизить то, что было так важно. И стать внутренне свободной. Внутренне и по-настоящему. Впервые.

Она все еще бежала, но к другой цели. Гулко звеня каблуками по мраморному полу перехода.
- Вы меня помните?
- Конечно, девочка. Ты решила поиграть? На самом деле я не такой жалкий, понимаешь…
- Вы так зарабатываете деньги?
- Нет, просто я не нуждаюсь в одежде.

Они сидели на мягких подушках и говорили о жизни. Вернее говорил только он. А она его очень внимательно слушала. Глотая и силою переваривая теоретические суждения странноватого старика. Как ей этого не хватало. Не хватало гласного понимания. А она помолчит, не будет решать. Будет плыть, лететь за кем-то…
 - Ты же теперь понимаешь, что заблуждалась. Заблуждалась в своих поступках, пытаясь бежать и догонять уходящую жизнь. Жизнь в тебе, жизнь в сердце. Слышишь, тук-тук..тук… так просто и близко. Ближе, чем то, для чего ты безвольно измеряешь каблуками шаги. Тук-тук. Брось, отпусти, почувствуй себя, свое сердце. Ты же можешь, хочешь. Я знаю, да? Дай волю себе. А решать позволь судьбе.
- …

Они стояли полукругом. Их было около двадцати, а может и больше. Совершенно голые, через одного с улыбками во все лицо. В левой руке по флейте. У троих в правых руках были дудки, деревянные, простые, душевные.
И вдруг они, будто чувствуя коллективный организм, встрепенулись и начали играть. Каждый на свой лад? Но нет. Получалась общая, обнажающая существо, мелодия. Хаос и терзания души.
Уже в течение месяца ее мозг был бережно отключен. Она играла до мозолей на губах, они опухали и приобретали красивый вишневый оттенок. Кончиками пальцев в занозах она касается легкого пушка над верхней губой. Трепетные капельки пота струятся по чистому лбу. Отлично. Спели, слились в одни такты. В одну религию. Напротив светились огоньки братьев.
Старик приятно улыбался. Получилось, все хорошо.

Обувь из лесных прутьев вдавливается при каждом шаге по мраморному полу в белоснежные ножки, в розовые ступни. Топ-топ. Шварк-шварк. Медленно, неспеша. Несбивчивые вдохи. Спокойно, все хорошо.

Все изменилось, да?
- Да, милая. Теперь не будет как раньше. Теперь ты все поняла.

Она летела к солнцу, ловила черной бездной в глазу яркие оранжевые лучи и улыбалась. Серебро улыбок растворялось в прозрачном воздухе. Она летела, отдаваясь целиком и искренне. Все было по-настоящему и навсегда. Это невозможно вырвать из клеток мозга невозможно выпарить, отсортировать, отложить или выбросить… это теперь в самой мембране, сладко пощипывает и дарит счастье.
Свист деревянной флейты высосал все, что мог и что было. И теперь она летела, в ней одной множество жизней, судеб и любви. Они верили ему, верили в нее. Она одна из них, у них на круг братьев одно сердце. Тук-тук. Тук-тук.

Тук…
Тук.