Междействие. Командир диверсионной группы

Планета №771/56 («Болхиа»), Военно-производственный объект СССР «Заря-21». 30.05.2339 г.

Выписка из протокола допроса интернированного местного жителя.

Допрос проводил заместитель руководителя ВПО «Заря-21 (СССР) старший инспектор государственной безопасности полковник Ковун (в протоколе обозначен, как О1 – прим.) и первый заместитель руководителя Иоффе Д.А. (в протоколе обозначен, как О2).

Допрашиваемое лицо – мужчина, 46 лет, военнослужащий, капитан Имперской армии Гуэннохорро. Командуя группой военнослужащих (12 человек), сопровождал группу гражданских военнопленных из города Амфидо с целью их передачи миротворческим силам ООН Федерации. Сдался вместе со своими подчиненными в квадрате 58-37, пытался покончить жизнь самоубийством выстрелом из пистолета. Был вооружен автоматическим оружием, пистолетом и гранатами. Сдал оружие, но пытался оказать сопротивление при попытке самоубийства ( в протоколе обозначен, как «У» - прим.)

Дополнительная информация: гражданские лица, освобожденные нашими представителями, составили заявление в защиту военных, доставивших их. Заявление прилагается (прим.).

Допрос проводился с помощью штатного  механизма-переводчика модели CRI-4220|61 на официальном языке Гуэннохорро. При допросе также применялся штатный пси-излучатель «ИКП-2461 Яуза».

О2: – Начнем допрос…Назовите ваше имя, фамилию, звание.

У: - Улар Суно Калли, капитан вооруженных сил Империи Гуэннохорро. Личный номер 32769.

О2: - Давно вы в звании капитана?

У: - Уже четыре года… Присвоено после проведения операции в Алласте (населенный пункт в соседней области – прим.).

О1: В сорок лет – звание капитана? Не поздновато?

У: - Начальству виднее. Их и спросите… Господа, вы разрешите мне закурить? Очень курить хочется… Мне кажется, что приговоренный к смерти имеет право на последнее желание.

О2: - Да, конечно, не проблема… Не стоит драматизировать, вы еще не приговоренный, так как степень вины определяет суд. Вас ведь еще не судили?
(Допрашиваемому предоставили сигареты, но он отказался от них, используя свои – прим.)

У: - Да ладно, что я не понимаю, как такие суды делаются..? Вам наверняка нужно будет эффектно показать расправу над военными преступниками, чтобы подыграть вашим союзникам и показать, что вы вершите справедливость… Ничего, я солдат, и не жду каких-то поблажек. Зря только вы не дали мне самому… Меньше бы напрягаться пришлось… Я-то себя уже приговорил.

О1: - А вы сами считаете себя военным преступником? Вам ведь никто еще не предъявлял обвинения..

У: - Я не знаю, почему оказавшись здесь, мне так хочется с вами откровенничать, но, в конце концов, почему бы и нет? Надо же хоть перед кем-то выговориться… По крайней мере, вы уж точно не потащите меня в Партийный суд за мои философствования! (Допрашиваемый засмеялся – прим.)

О1: - Да, не планируем… Кстати, если нуждаетесь в питании или медицинской помощи, только скажите.

У: - Спасибо за любезность. В первый раз встречаю таких благородных врагов… И вообще, обстановка тут у вас… Как в старых книгах про рыцарей… Честь, доблесть, благородство, все дела…

О2: - А вы считаете «честь» и «благородство» понятиями, несовместимыми с современными реалиями?

У: - Честь! Какая уж тут честь?! На братоубийственной войне! Это ведь по факту гражданская война: свои убивают и едят своих же, отняв у них человеческие права. Я сейчас не вас имею в виду, а жителей города Амфидо.

О1: - То есть вы не согласны с концепцией партии и правительства?

У: - Почему, был согласен. Был согласен до сегодняшней ночи… Точнее, я просто не задавал лишних вопросов, вот и все… Я солдат, прежде всего, а политикой пусть занимаются политики… Очень удобная позиция, не высовываться. Не задавай лишних вопросов, выполняй приказы, - и будешь в сытости и целости. Тем более сейчас, когда в армии кадровых офицеров с опытом днем с огнем не сыщешь, а уж с высшим образованием и подавно.

О2: У вас высшее образование? В какой области?

У:  - Психология… Возрастная психология… До войны я учился на детского психолога, даже поработать успел чуть-чуть… Когда началась война, там уже было не до дипломов, там уже пришлось взять в руки автомат. У меня первая категория годности, в армии до этого служил в разведроте. Когда все это началось, я не стал прикрываться дипломом и выпрашивать себе бронь, а подал заявление на переподготовку по старой армейской специальности. Ну и дальше начал, уже с младшего лейтенанта.

О2: - Интересное сочетание… Десантник-штурмовик-психолог. Мы с вами, кстати, коллеги. Моя старая специальность – тоже психология. Вас можно было назвать убежденным сторонником действующей власти до сегодняшней ночи?

У: - Да. Точнее, просто меня все устраивало…

О1: - Какие задания вы выполняли в новой должности?

У: - Глубинная разведка и поиск. Проще говоря, исследование развалин, изучение поверхности после ядерного удара… Мы ходили за десятки халсиа от нашего бункера, составили подробную карту местности…того, что от нее осталось. Несколько раз ходили в столицу, бывшую… С мутантами воевали, с уродами всякими, где могли, зачищали территорию… Устанавливали связь с уцелевшими поселениями, с убежищами, посещали развалины командных центров… Разное…

О1: - Ответьте на такой вопрос, только честно… Вы принимали участие в карательных акциях против мирного населения?

У: - Нет, нет и еще раз нет. Я заявляю, что нашей основной функцией были исследования территорий и раззведка. Ну,…отбиваться от стаи завернутых в тряпье полудиких мутантов, которые прыгают на тебя с топорами, вилами и обрезами, чтобы тебя сожрать, - это не карательные акции по вашей логике?. А то так и мутантов можно в коренное население записать!

О2: - Так что же такого произошло сегодняшней ночью, что так перевернуло ваше мировоззрение?

У: - Я сейчас сам пытаюсь проанализировать свои действия, свои мысли, и, представьте, сам не нахожу в них никакой логики… Как будто сознание разделилось на «до» и «после». Я даже грешил на воздействие каких-нибудь ваших психотронных полей или излучений. После того, как мы выполнили задание по подрыву вашей базы, мы вернулись в подразделение. Нас все считали героями, поздравляли. Я был обязан выполнить этот приказ, война есть война…  И в то же время я ясно отдавал себе отчет, что на вашей базе находились множество наших людей…, ну, герезловских… Штатских. Получается, что я уничтожил их… Я пробовал себя убедить в необходимости этого действия, - дескать, там пришельцы, они обладают превосходством, они опасны для нас… А гражданские жертвы – сопутствующий ущерб… Но к утру, знаете, самоубеждение не сработало… Знаете, у меня был такой излюбленный прием: в спорных ситуациях я представлял рядом с собой своего старого преподавателя, декана факультета… Умнейший был человек. И начинал как бы вести диалог от себя и от его лица, как бы подумал он. Ну и, образно говоря, давал ему себя убедить. Но в эту ночь убедить ему меня не удалось. Я первый раз одержал победу в этом внутреннем споре… Вы, господин полковник, возможно, знакомы с таким приемом.

О2: - Очень хорошо знаком и сам иногда пользуюсь. Но я еще, знаете, добавляю третьего арбитра, - кого-нибудь незаинтересованного.

У: - Ну, играть за троих, это мне уже не под силу! Так вот, я одержал победу над собой, и радости или удовлетворения выполненным заданием у меня не было, хотя сам полковник Лан поздравил меня по телефону, пообещал «ротмистра». Эти люди, которые прятались на вашей базе, не шли у меня из головы…

О1: - Скажите, как вы предполагаете, какие потери вы нанесли нам своей диверсией?

У: - Судя по тому, что вы так спокойно со мной говорите, потери не самые большие? Но, я думаю, никак не меньше полутора тысяч человек. Ваша база сгорела полностью, и если там были люди, - шансов у них не было. Кстати, я сразу хочу сделать заявление!

- О1: - Слушаем…

У: - Я хочу сразу заявить, что мои солдаты невиновны в диверсии. Они выполняли мой непосредственный приказ и не имели права не подчиниться. Так что они неподсудны. Вся вина лежит на мне, как на их командире.

О1: - Принято. По поводу потерь, - я позже назову вам цифру… Так, и что же было дальше? Вы шокировали свое начальство, покинув армию, да еще и уведя пленных. И это после сегодняшней ночи, где вы показали себя героем… Для своих, разумеется, героем… Вам не кается это странным и нелогичным.

У: - Именно. Я, будь на вашем месте, тоже не поверил бы…

О1: - Продолжайте, продолжайте… Очень интересно… Что же произошло после?

У: - После… У нас содержалась часть пленных, которых должны были передать для отправки в центральные земли Империи. В основном, женщины, дети… И когда сказали, что база пришельцев…, то есть вас, взорвана, люди стали просить, чтобы мы убили их. Дети, которые там были, тоже стали просить, чтобы их убили здесь, только не отправляли на поезд... Люди просили легкой смерти, как голодный просит куска хлеба! И тут я будто проснулся… В чем эти люди виноваты, говорящие на одном языке с нами, наши бывшие сограждане. Просто они оказались на территории сепаратистов… Да и даже пусть они сепаратисты, хрен с ними! Это такие же люди, говорящие на одном  нами языке, а пропаганда записала их всех в изменники! Кто изменники, эти ребята?! Как будто этим, в верхах, доставляет радость убивать. А кто останется?! Расово чистые? Так и эти люди были расово чистыми до поры… Окажись они на наших территориях, были бы законными гражданами. Какой-то дьявольский спектакль, города и убежища, которые остались верными нам – они добропорядочные граждане, а те, кто оказался на той стороне – нелюди. Кто раздает эти роли? В чем вина этих малышей?! И стало стыдно… Стыдно, что я прятал голову в песок и не замечал этого раньше…Я даже не знаю, перед кем… Не перед собою даже, и не перед вами, и не перед кем-то, а просто стыдно… И, знаете, захотелось прекратить это, хотя бы на той территории, которая мне подвластна. Поэтому я так поступил…

О1: - И ваши подчиненные вас поддержали?

У: - Весь мой отряд – да. Всем уже надоела эта бессмысленная война. Они вызвались идти со мной. Всем надоели эти бесконечные войны. Говорили, что пора заканчивать кровопролитие, что дальше будет только хуже…  Нас не поддержали только восемь человек, и мы отпустили их. Я передал вестовому текст заявления для командующего, и мы ушли вместе с людьми к вам.

О2: - А почему к нам? Вы разве не верили слухам, что мы людей едим, опыты на них ставим?..

У: - Это не слухи, это официальные сообщения пропаганды. Увы, у меня был друг из министерства, который рассказывал, как эти сообщения сочиняют. Они пришельцев…то есть вас, в глаза не видели.  Да и после того, как в городе, в госпитале работала эта ваша женщина-врач…с огненными волосами, бояться вас перестали… Про нее до сих пор легенды ходят, а наши осведомители нам про эти легенды сообщили. Рассказывали, что она кричит и ворчит на подчиненных, а потом прощения просит… И про то, что она серьезные болезни умеет лечить. То, что она кричит и ворчит, это как раз хорошо. Но это могло вызвать к вам симпатию у военных и гражданских. Поэтому и клепали ложь, одна краше другой. Ведь чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверят!

О1: - А почему хорошо, что кричит?

У: - Значит, ведет себя естественно, не маскируется под хорошую, не притворяется, а делает свое дело. Наши врачи такие же, - сперва обложат в три этажа, потом вылечат, последнее отдадут раненому. Ну, по крайней мере, мне только такие попадались…В наших госпиталях не то, что ругаться и кричать, - по-звериному выть будешь, это я вам точно говорю!

О2: - А сколько людей в армии разделяют вашу позицию? Или, скажем так, думают аналогично?

У: - Не могу сказать… Но недовольства я слышал часто. Думаю, многие просто боятся… Ведь кругом «уши», ну, вы понимаете… Донесут ведь в момент.

О1: - А в чем смысл был уходить в пустыню? Ведь догонят тут же!

У: - Мы собирались укрыться в Адской Плеши*, правда, про эту область рассказывают разную дьявольщину… Но в армии в нее верят, и в ее пределы не сунулись бы. А мы с ребятами уже бывали в похожих местах.

О1: - Вот вам крайне повезло, что вы до нее не добрались! Это не выдумки, оттуда бы вы уже живыми не вышли! Это мощнейший источник Q-энергии, опасный для жизни.

У: - Это не совсем так, мы пересекали ее… Правда, воздействие мощнейшее, это да. Но выжить можно.

О1: - А вот это интересно… Мы с вами еще на эту тему побеседуем…

О2: - Ну хорошо, а зачем стреляться-то было?! Ну, вы людей вывели, освободили, чего дальше-то вас не устроило? Ведь все равно сдаваться же шли!

У: - Не совсем так… Я спросил бойцов, готовы ли они сдаться пришельцам, …то есть вам. Они ответили положительно… Проблема в том, что у пятерых из них лучевая болезнь второй степени, они и на задание-то шли с антирвотными таблетками. Я прошу вас, если ваша идеология такая гуманная, вылечить их. Повторяю, они ни в чем не виноваты! Они выполняли мой приказ, и неподсудны! Я отвечаю за них!

О1: - Это можете даже не сомневаться. Медицинская помощь им будет оказана. Хотя наш врач, та самая рыжая женщина-врач была тяжело ранена вашими бандитами. Ротмистр…Хеленто. Знаете его?

У: - Нет, мы не общались почти. Так, на уровне «привет-пока», не более… Ничего про него сказать не могу. Мне очень жаль… Атака на госпиталь – это очень нехорошо. Мы таких вещей себе не позволяли. Не одобряю этот поступок Хеленто. Госпитали трогать нельзя, это старый неписанный закон войны. Хотя, сейчас какие законы?..

О1: - Ну хорошо, дальше?

У: - А что дальше?! Я убил сотни мирных жителей, которые эвакуировались к вам. Я подложил атомную бомбу по вашу базу. Разумеется, в плену вы меня разорвали бы на части, и хорошо, если бы быстро…Да и заслуженно, наверное… Жить не хотелось категорически… Я ведь тоже, получается, взорвал мирных жителей. Чем я лучше Хеленто? Для вас я безжалостный убийца, а для своих я предатель. Два раза я приговоренный…Вот, думал, довести людей, отдать вам, и … Зря вы мне помешали. Или готовите для меня что-то покруче? Я уже ничего не боюсь. Я умер сегодня утром, осталась лишь говорящая оболочка. С ней вы и беседуете.

О2:  -А ротмистра Накпэно вы знали? Какие у вас с ним отношения?

У: - Накпэно не знал тем более… Он, по-моему, прибыл из восточных провинций… Мы с ним ранее не пересекались. С виду грамотный профи, более ничего не могу сказать.

О1: - А почему именно Накпэно и вы были избраны на роль атомных диверсантов?

У: - Насчет Накпэно, - он, насколько я знаю, по специальности диверсант, к тому же он на хорошем счету у начальства. Что касается меня… ну, я поисковик-разведчик, у меня есть опыт работы в подземных коммуникациях. Наверное, поэтому. Да и, наверное, сыграло роль мое высшее образование. Активировать взрывное атомное устройство, имея в запасе три класса школы, не получится. Это делают люди с высшим, или хотя бы с техническим образованием.

О2: - Вы считаете, что поступили правильно, взорвав базу?

У: - Нет… Исключительно из-за «мирняка»*, который там укрывался. С другой стороны и не атаковать базу было бы неправильно, - вы опасные враги, и если есть возможность уничтожить вас, ее нужно было использовать. Да и потом, приказ есть приказ…. Есть такие ситуации, которые не имеют правильных решений….

… Ковун и Иоффе смотрели на этого человека с чувством одновременного осуждения и уважения. Калли был спокоен, рассудителен и, казалось, равнодушен к своей собственной участи. Его лицо типично европейского типа, с глубокими морщинами на лбу, серыми глазами и чуть заостренным подбородком, с участками красной, облученной кожи на правом виске, было абсолютно спокойно. Да, он находился под действием излучения «Яузы», но даже не будь этого прибора, вряд ли болхианец стал бы что-то скрывать. Он уже вынес себе приговор и сейчас, абсолютно никого не стесняясь, анализировал свои действия, будто читал по себе отходную. Внутренний мир этого человека был куда богаче и разнообразнее, чем у других болхианских фашиствующих солдафонов, которых им жо этого приходилось видеть. Не было ни страха, ни злобы, было лишь скорбное спокойствие. Оба советских офицера, наверное, были готовы признаться, что этот капитан вызывает у них чувство глубокого уважения, а, может даже, и симпатии. Жаль, что этот человек с другой стороны фронта. Похоже, что именно человек, а не бездушная машина и не вдохновенный садист.

- Я не прошу для себя никаких поблажек, война есть война… - задумчиво произнес Калли. – Единственное, могу я попросить у вас…кое-что? Вы сами сказали, что последнее желание приговоренного выполняется? Один акт милосердия с вашей стороны?

- Слушаю вас внимательно, - нахмурил брови Ковун. – В чем заключатся ваше желание?

- Скажите, сколько погибло гражданских при взрыве? – Взгляд Калли стал молящим, просящим. Но отнюдь не из желания посмаковать свой «подвиг», а скорее наоборот.

– Назовите мне точную цифру…или хотя бы приблизительную. И верните мне мой пистолет. Оставьте мне патрон…пожалуйста. Что вам стоит? Один акт милосердия. Я думаю, я не самый мерзкий тип, попавший к вам. Всего один патрон…

- Насчет пистолета – однозначно «нет», - отрезал Ковун. – А по поводу цифры…Вам это действительно хочется знать?

- То есть вашего милосердия я не достоин? – горько усмехнулся Калли. – Спасибо за откровенность! Значит, цифра велика? Сколько я убил мирного населения? Тысячу? Две? Что, больше?

- Ноль! – сказал хмурый Ковун. – Один наш военнослужащий, который в последний момент переместился в зону поражения и отдал свой телепорт трем гражданским лицам. Наш друг. Тоже капитан, между прочим… За него вы ответите перед судом. Точнее, даже не вы, а те, кто отдали вам приказ. Глупо, конечно, с одного солдата спрашивать за убийство другого солдата во время сражения. Мирных людей – ноль. Ни одного.

- Вы шутите? – Калли медленно поднял глаза, не веря словам Ковуна. Его щеки стали красными от прихлынувшей крови. – Но… Вы успели всех эвакуировать?!

- А их там и не было никогда, - сказал Иоффе. – Неужели вы думаете, что мы бы позволили вам атаковать настоящую базу? Вы взорвали муляж, ложный объект. Он и был создан для того, чтобы спровоцировать вас на атаку, а заодно, чтобы вам было, куда использовать ваши «атомные рюкзаки»! Настоящая база работает, и с не все в порядке.

- Должен сказать еще вот что..., - Ковун вышел из-за стола, держа какой-то лист бумаги. – Хотя, признаться, очень хочется поквитаться за нашего капитана, но … Случай уникальный! Ваши бывшие пленники написали целую петицию с просьбой помиловать вас… Видимо, в благодарность за спасение… Вот, посмотрите! Но и это еще, как говорится, полбеды. Люди, которые находились внутри настоящей базы, подписали просьбу о вашем помиловании. Более того, нашлась одна женщина, которая заявила, что доктор Калли когда-то излечил ее от фобии и от, простите, недержания мочи. Это были вы! Двадцать лет назад, в одной из столичных клиник, и не взял за это денег. Вы ведь местный житель!

- Девочка, боявшаяся длинных теней, - сказал Калли, широко раскрытыми глазами глядя куда-то перед собой. – Я просто предложил ей смеяться, сказал, что ночные монстры очень боятся детского смеха. А недержание было следствием панических атак, вызванных этим страхом. И занимался цветной азбукой, с цветными квадратиками… Показывал ей, как темный квадрат сделать светлым, и по аналогии ночного монстра надо раскрасить в веселый цвет… Вроде, помогло… Ей тогда было лет лесять… И звали ее… Я даже не помню, как… Только я не доктор, а тогда еще студент…

- Ханна ее звали! Ну вот и вернулось к вам ваше добро! - Ковун протянул болхианцу листы заявлений, на которых стояли почти несколько десятков подписей. Точнее, подписей и крестиков, - большинство детей последних времен были неграмотными.

Калли дрожащими руками взял эти листы. Глаза его были вытаращены, дыхание было учащено настолько, что можно было подумать, что ему не хватало воздуха. Он смотрел то на Иоффе, то на Ковуна, то на пожелтевшие бумаги. Пытался что-то сказать, но слова будто застряли у него в глотке.

А потом произошло странное. Калли вдруг, сидя на стуле, согнулся, обхватив голову руками и мелко затрясся. Содрогалось все его тело, одетое в пятнистый серо-коричневый камуфляжный мундир, как в судорогах, и земляне даже подумали, что болхианец незаметно проглотил яд. Ковун тут же вызвал роботов, - медика и конвоиров.

Калли торопливо спустили на пол, а он даже не сопротивлялся. Он смеялся и плакал одновременно, из глаз его текли слезы, а рот был широко раскрыт, обнажая желто-коричневые больные зубы. Робот вколол ему дозу успокоительного, а болхианец смотрел на него взглядом безумца и громко засмеялся, одновременно содрогаясь от всхлипываний. Очень тяжелое зрелище, когда плачет смелый и отчаянный мужчина, несколько часов назад с готовностью рисковавший жизнью по приказу своих вождей-преступников.

- Он что, тронулся? – спросил у врачей Инспектор государственной безопасности. – Или под психа стал косить? Под излучением это вроде невозможно.

Врач-робот промедлил минуту, осматривая болхианца. А тот вдруг закричал во всю глотку:

- Идите к дьяволу! Я никого не убил! Они все живы! Да хоть на части теперь режьте! Они жи-и-и-вы-ы-ы-ы, разрази вас всех на части!

- Он в норме, - ответил робот. – Истерическая реакция. Пройдет в течение пяти минут

- Что же мы все наделали-то?! – говорил Калли сквозь всхлипы. – Как мы теперь жить-то будем?! Ничего же не осталось, даже людей-то толком… Одни темные тени, которые ненавидят детский смех…

Робот высветил диаграмму, показывающую эмоциональное состояние пленного. А тот сидя на полу уже не смеялся, а уткнулся лицом в колени, обхватив их руками и, стиснув зубы, истекал слезами. Ковун стоял перед ним, теребя свои усы, а Иоффе – за спиной. Роботы на всякий случай находились поблизости.

Земляне смотрели на этого бедного человека, - да, пока еще человека, и, чего греха таить, сочувствовали этому вражескому офицеру, которому никак нельзя было отказать в смелости, мужестве и, в какой-то степени, благородстве. И истерические слезы ничуть не умаляли достоинства капитана Калли. На войне и здоровые, сильные мужики рыдают. Скорее, пугали. Как бы этот диверсант не сошел с ума. Иоффе и Ковуну хотелось подойти к нему, успокоить, похлопать по плечу по-дружески. Но этот враг, а любезности с врагом плохо заканчиваются. Они просто ждали и молчали.

Единственное, что позволил себе Ковун – протянуть зидоисту сигарету. На этот раз он ее взял и закурил, давясь между всхлипами белым дымом советской «Явы». Фиолетовый берет с черепом и двумя скрещенными стрелами валялся на полу, всеми забытый.

Похоже, что у Калли сохранился рудимент из далеких времен. Рудимент под названием «совесть». И сейчас эта совесть терзала его почище плазменного импульса. Он только сейчас понял, какое преступление, какой чудовищный грех он чуть было не взял на душу. Слезала оболочка с души, и перед ними оказался обыкновенный человек, неплохой детский психолог, доктор детских душ, которого кто-то ради злой шутки обрядил в военную форму, напялил на него берет с черепом и отправил убивать людей атомной бомбой.

- Эх, капитан, капитан… - укоризненно покачал головой Ковун. – Лучше бы ты по профилю работал! Больше толку!..


(Портрет - Улар Суно Калли, капитан ВС Империи, разведчик, диверсант)
ПОЯСНЕНИЯ И РАСШИФРОВКИ - *

Адская Плешь - так болхиа называют Аномальную зону.

"Мирняк" - мирное населения (жарг.)