Ведьма

Дверь в хату открылась легко и бесшумно. Впустила посетителей и поспешила отгородиться от внешнего мира. В зале было тихо и светло. На длинном столе вытянула белые завитки кружевная скатерть. На самом углу печи выставил длинный носик металлический кофейник. У окна, на высокой подставке, распустил розовые цветы ванька мокрый. Ходики на стене еле слышно махали маятником. Прогоняли из хаты пролетевшие секунды. Из красного угла на гостей глянули печальные лики святых.
Незваные гости остановились у входа, разглядывая незнакомую обстановку. Несмотря на напряжение, на лицах было скорее любопытство, чем хитрость или испуг. Двум парнишкам было лет по тринадцать. Оба высокие, загорелые и худощавые. На этом сходство заканчивалось. Один был курчавый, темноглазый, темноволосый. Резкая линия губ и прямой нос с тонкими ноздрями придавали лицу несколько хищное выражение.
Карие глаза второго напоминали обожжённую глину. Густые ресницы торчали золотистыми лучиками. В прямых светлых прядях вспыхивали розовые и медные искры, окрашивая волосы в нежный персиковый оттенок. По носу рассыпались светло-коричневые точки веснушек. Яркие губы выдавали натуру эмоциональную, упрямую и упёртую. Про таких говорят, «живёт умом левой пятки».
Послышались шаги. Мальчишки насторожились. Дверь снова беззвучно отворилась. В узкую щель протиснулась девочка. Она выглядела немного младше ребят. Нежная, почти прозрачная, кожа, нос пуговкой, небольшой рот. Русые волосы заплетены в тугую косичку. Её можно было бы назвать серой мышкой. Если бы не внимательный взгляд больших серых глаз.
- Что? - одновременно спросили ребята.
- Утку дряпает. Нашли? - шёпот девочки был еле слышен, - с низов надо было начинать.
- Это с чего это?
- С того, что припасы у всех там.
- Так она ведьма. У ведьм всё наоборот.
- Да-да…А ещё превращается в ворону, летает по ночам и поёт песни с русалками.
Рыжеватый парнишка несколько раз закрыл и открыл дверь:
- Слышите?
- Нет.
- Ничего не слышно.
- Вот! - он многозначительно поднял указательный палец вверх, - чуете? Живёт одна, а дверь не скрипит. Петли смазаны.
- И что? - темноволосый вопросительно изогнул бровь. 
- А то! Жабьим салом смазаны. Самое надёжное средство.
Девочка прыснула в кулак:
- Скажешь тоже! Для петель и машинное масло сойдёт.
- Ты хоть раз видела, чтоб она машинное масло покупала?
- Ты же знаешь, она в наш магазин не ходит.
- Воооот, - коричневые глаза приняли вид больших круглых пуговиц в окружении пучков золотых нитей, - в магазин не ходит, откуда масло? Из жаб натопила. Значит и сушеные есть. Сейчас я быстренько найду.
- Демид, тут только травы на печи. И горшок…
- Ага!!! Я же говорил!!! Где????
- … с варёной картошкой. Вечно ты не дослушаешь!
- Полина, ты мне голову не морочь! Навязалась на мою шею! Ступай домой! Мы с Хипкой сами справимся. Правда, Хипка?
- Нет уж. Вас без присмотра оставлять себе дороже. На прошлой неделе без меня за раками пошли, кто чуть в камышах не остался?
- Снова ты за своё! Как маленького отчитываешь. Я, между прочим, старше тебя! Хипка, уйми свою сестру. Не девчонка, а проволока колючая.
Ответное молчание заставило Полину и Демида отвлечься от спора. Их спутника к комнате не было.
- Хипка!
- А…здесь я, - голос шёл из соседней комнаты.
- Нашёл?! - Демид от возбуждения подпрыгнул на месте.
- Нашёл…только…тут…вот…
Демид ринулся в комнату, Полина осталась стоять у входа. Подросток пронёсся, как трактор в распутицу. Не разбирая дороги и сминая всё, что стояло на его пути. Откинул небрежно занавеску, запнулся о край домотканой дорожки, уронил стул с фигурной спинкой. С разбегу врезался в спину друга, вскрикнул:
- Ну! Что?
Его приятель молча смотрел на высокий комод.
- Ничего тут нет! Чего застыл столбом?
- Ты смотри, - негромко произнёс Хипка, - видишь?
- Смотрю, - сердито отозвался Демид, - и дурака вижу. Который на старые фотографии пялится. Как коза Манька на ромашки. Ни одной жабы нет. Поворачивайся шустрее, она скоро назад воротится.
- Дались тебе жабы. На фото посмотри.
Полина, до последнего терпеливо стоявшая в дверях, не выдержала. Шаркнула старательно подошвами о половик у входной двери. Осторожно подошла к ребятам.
На комоде стояли четыре фотографии. На одной молодая пара. Бравый казак с тонкой полоской усов над верхней губой строго смотрит в объектив. Его спутница держит на руках младенца. Оба рослые, статные, плечо в плечо. Вторая фотография сделана заметно позднее. Казак раздался в плечах, стал поосанистее, обзавелся бородой. Спутница изменилась мало. Разве что линия рта жёстче стала. Рядом с ними три мальчика стоят. На другой фотографии молоденький красноармеец браво позирует невидимому фотографу. Четвёртая совсем маленькая, чуть больше спичечного коробка. На ней красноармеец лежит с закрытыми глазами. Края деревянного гроба светлой рамкой выдаются. Бледные руки сквозь еловые ветки еле видны.
- На Ворониху похожа, - уверено сказал Демид.
- А остальные кто? - спросила Полина.
- Муж мой. И сыновья.
Голос раздался неожиданно. Ребята подпрыгнули на месте. В дверях стояла высокая старуха. Поверх чёрного платья цветастый передник. Из-под подола простые мыски галош блестят. Чёрный платок на угол повязан.  В руках утка.
- Здрастье, - поздоровался Демид. Сказал автоматически, не из желания протянуть время или отвлечь хозяйку.
- Здравствуйте, - эхом повторили Полина с Хипкой.
- День добрый, гости незваные-нежданные, - в ответе пожилой женщины сквозил еле заметный сарказм, - чем обязана?
Хозяйка словно тянула время, давая ребятам собраться с мыслями. Положила тушку утки в тазик. Вымыла руки, тщательно вытерла их. Сняла передник, повесила на гвоздик у печки.
Полина неотрывно смотрела на хозяйку. Хипка стоял с неестественно прямой спиной. Косился на фотографии на комоде. Демид вспыхнул пунцовым румянцем, насупил брови, фыркнул пару раз. Дёрнул плечом, произнёс с вызовом, как в холодную воду ринулся:
- Мы, бабушка Ворониха, за жабами зашли.
Как будто завернуть к нелюдимой соседке за жабами, самое обычное дело. Как рыбы наловить.
- Насколько мне известно, жабы в речке или на болоте водятся.
- На речке живые, а нам сушёные нужны.
- Ты, небось, из Киреевых будешь? Михаила сын?
Демид молча кивнул. Старуха улыбнулась. Улыбка у неё оказалась яркая и светлая. Лицо сразу из сурового сделалось доброжелательным и милым.
- Майская, двадцать пять.
Рыжие ресницы Демида удивлённо взметнулись. Разметали по хате золотые стрелки. 
- Похож. Батя твой такой же солнечный и горячий. А вы чьи? - обратилась к брату с сестрой.
- Гнутовы мы, - со вздохом ответил Хипка.
- То-то я смотрю, кудри знакомые, Поречная, семнадцать, - снова ясная улыбка промелькнула и спряталась, как солнышко за тучку.
- Точно, - подтвердил Хипка.
- Так зачем вам, друзья, жабы сушеные? И почему у меня ищете?
Щёки Демида снова заалели румянцем. Не успел он открыть рот, как Полина заговорила первая:
- Давай лучше я. А то снова с дальнего берега заплыв начнёшь. Пока до сути доберёшься, река высохнет.
Ворониха рассмеялась. Щёки Демида стали багровыми. Хипка тихонько одёрнул сестру:
- Ты не очень.
Полина вздохнула:
- Ладно. Прости, - повернулась к Демиду, - не злись, я быстрее расскажу. Понимаете, у Демида двойка по математике. Если до конца мая не исправит, на
второй год останется.
- Математичка вредная, придирается, - не выдержал Демид, - её заговорить надо. Жабами.
Полина снисходительно посмотрела на него. Сделала многозначительную паузу. Совсем как учитель истории, когда ученик не по делу говорит.
- По станице бают, вы ведьма.
Хипка решил уточнить:
- Вороной можете обернуться. С русалками водитесь.
- Демид вот и решил, что запас жаб сушёных имеется, - подвела черту Полина.
- Дед Митрич в прошлом году на рыбалке рассказывал. Сушёная жаба верное средство, - горячо затараторил Демид, - если её в молоко добавить и под стол вылить, человек всё, что хочешь сделает. Даже пятёрку поставит. Мне тройки хватит. Я наглеть не буду, честное слово. Я эти дроби никогда в жизни умножать не буду. И делить тоже. Дайте жабу, пожалуйста. Я вам раков наловлю. Или шахматок могу. Их кожа от волдырей помогает.
- Хорошо, хоть поить этим молоком никого не надо, - покачала головой старуха, - ох, какая каша у тебя в голове, Демид. Дед Митрич враль и выдумщик. С молодости такой был. Своими байками не одну голову вскружил. Сядет на лавку, ногу правую под себя подогнёт. Фуражку на затылок сдвинет. Длинную паузу выдержит. Вдаль глядит, словно на горизонте кино крутят. И давай байки излагать. Складно, с подробностями.
- Точно…Как будто рядом с ним сидели, - восхитился Демид.
- Вы вправду во всё это верите? - обратилась хозяйка к Полине.
- Нет, - коротко ответила та, - но переубедить Демида невозможно. Если он себе в голову что вбил, хоть в щёлоке запаривай. Всё равно в свою правоту упрётся. Сказал, что к вам за жабами пойдет. Мы с Хипкой решили, что одного его не отпустим.
- Если что, я рядом с ним останусь. А Полина за подмогой побежит.
Старуха задумчиво побарабанила пальцами по столу.
- Значит, память, Демид, у тебя хорошая?
- Хорошая, - согласился Демид, разглядывая мыски ботинок.
- Но упрямства ещё больше, - не сдавалась Полина.
- Ладно. Помогу тебе. До конца мая… чистых три недели осталось. Успеем. Приходить ко мне будешь каждый день. В четыре часа.
- Жаб сушить? - Демид выпрямил спину и торжествующе посмотрел на друзей. Наконец-то он был прав. А они ещё не верили!
- Математику учить.
- А ведьмы разве…
Старуха поглядела с укоризной. Демид поперхнулся, закашлялся. Натужно произнёс сквозь кашель:
- Вы разве математику знаете?
- Разберёмся. Мальчикам своим помогала, в школе не жаловались.
Хипка кивнул в сторону комода:
- Так это, значит…
- Сыновья мои. Фёдор, Андрей и Василий.
- А они…
- На войне погибли.
Хозяйка достала из верхнего ящика комода железную коробку из-под китайского чая. Поставила на стол, сама села на лавку. Рукой ребятам показала, садитесь, мол. Те молча сели рядком. Хипка жадно ждал продолжения рассказа. Полина с любопытством разглядывала коробку. Демид опёрся локтями о крышку стола. Через мгновение передумал, положил ладони на колени. Выжидательно поглядел на старуху.
Коробку, видимо, открывали нечасто. Тонкие пальцы старухи, покрытые сетью морщин, соскальзывали с крышки.
- Можно я попробую? - спросил Хипка.
Старуха кивнула. Мальчик бережно подвинул к себе коробку. Глянул на сестру. Полина взялась за нижнюю часть. Хипка потянул вверх крышку. Та медленно поддалась.
Дно коробки тонким слоем покрывали бумаги. Отражались, как в зеркале, в её полированных стенках. Несколько тетрадных страниц в косую линию, свёрнутых в треугольники, пожелтевшие метрики, конверты со штампами.
Старуха по одной доставала невесомые полупрозрачные листики:
- Первым средний, Андрей, погиб. В октябре сорок второго. Василий, младший, в феврале сорок четвёртого на мине подорвался. Старшего, Фёдора, в январе сорок пятого, в Польше снайпер застрелил. Муж, Ефим Никифорович, без вести пропал.
Я тогда почтальоном работала. Перед самой войной старый почтальон, Иван Кузьмич, умер. Повёз на дальний хутор почту. Назад его лошадка, Лайда, уже остывшего привезла. Кузьмич соседом нашим был. Я помогала ему иногда. По мелочи. Почту разобрать, ведомости заполнить. Старенький он был, видел плохо. Председатель меня почтальоншей и поставил. Сказал:
- Поработай, Катерина Тимофеевна, пока нового пришлют.
А тут война. Так я почтальоншей и осталась. На две станицы и несколько хуторов одна. Тяжело было. Пока всё разнесёшь…И письма фронтовые, и похоронки через мои руки прошли…Люди треугольник ждут, а я конверт официальный из сумки достаю. Над первой похоронкой сама всю ночь проплакала. Утром чёрный платок надела. Да так и не сняла. Люди печаль выплёскивают на первого, кто попадёт. Первый-то всегда почтальон. Я в чёрном платке хожу. Да ещё и фамилия, Вороненкова. Тётка Мирониха, когда похоронку на дочку получила, криком зашлась, всё ты, Ворониха, накаркала.
Так я из Катерины Тимофеевны в Ворониху превратилась. Ещё и муж без вести пропал. Пропал без вести, значит сдался в плен, Родину предал. Что три сына смертью храбрых погибли, никто не помнил. Люди и после войны шарахаться от меня не перестали. Я и привыкла одна справляться. Зерном, мукой, семечкой, спасибо председателю, не обижает. Остальное в городе покупаю.
- Как стыдно получилось.
- Простите, Катерина Тимофеевна.
- Что уж там.
Старуха сложила бумаги в коробку, аккуратно поставила на место.
Поправила прядь, выбившуюся из-под платка.
- Полина, доставай из горки посуду. Вечерять будем. Как Демид двойку исправит, пирогов напеку, праздновать будем.
- Думаете, у меня получится? - с надеждой спросил Демид.
Катерина Тимофеевна пожала плечами.
- Забыл? Я же ведьма! Без жаб кое-что могу.
Ребята дружно рассмеялись. Полина толкнула брата в бок локтем. Сказала задорно:
- Похоже, попал Демид в оборот.
- На три недели к ведьме, - подхватил Хипка.
- Не радуйтесь. Вам тоже достанется. Неужели друга бросите? Или меня боитесь?
Ответом был заразительный ребячий хохот.
Облака полировали небосвод в ожидании заката. Майский вечер лениво помаргивал и щурился. Старательно делал вид, что день будет бесконечным. Сам украдкой косился за горизонт в ожидании вечерней зорьки.
 Высокая старуха, одетая во всё чёрное, присела на верхнюю ступеньку крыльца. Улыбнулась вслед удаляющимся подросткам. Солнечный лучик заплясал в её глазах и потерялся в их синеве, как в омуте.