ОПТО

     Стендап-монолог "18+" о пользе тщательного обдумывания (ОПТО), являющийся недостаточно качественным подобием стихотворения А.С. Пушкина "К кастрату раз пришёл скрыпач ..."

      На сцену выходит исполнитель монолога с микрофоном и начинает сразу, без длинных предисловий, говорить:

     "Я ничего не имею против того, чтобы каждая и каждый могли свободно распоряжаться  своим телом. Губы накачать или надуть грудь необъятными размерами. Это ещё куда ни шло. А вот отрезать показавшееся ненужным или пришивать к себе то, чего раньше в теле не было. Это опасно. От этого лучше воздержаться. По меньшей мере, - полезно тщательно обдумать необходимость осуществления такого окончательного и необратимого решения".

     Исполнитель монолога вглядывается в зрительный зал и , обращаясь к кому-то конкретному в зале, продолжает:

     "Почему решение о том, чтобы что-то от своего тела отрезать, или пришить к нему, что-то новое является необратимым? Да потому что если снова пришить отрезанное, оно уже не будет работать так же хорошо, как служило телу до того, как это отрезали. Да и то, что пришили, совсем не так работает, как у того или той, у которых предмет, аналогичный пришитому, является естественным и родным их телам.      

     Часто тот, кто хочет что-то, от своего тела, отрезать, обдумывая тщательно это решение, вдруг понимает, что то, что он хочет отрезать, совсем ему не мешает участвовать в забавных вечеринках, шествиях и парадах. Кому-то хочется участвовать в этих весёлых мероприятиях? Ну и пусть участвует. Для этого участия не обязательно что-то отрезать от своего тела или пришивать к нему то, что раньше ему, телу, было не свойственно.

     Польза тщательного обдумывания своих решений об отрезании-пришивании частей тела, в том и состоит, чтобы понять, что для участия в каких-то мероприятиях совсем не обязательно калечить своё тело,  что-то отрезая от него или пришиваая к нему ранее лишние предметы или органы. Для такого участия достаточно раздеться до трусов, с перьями на заднице, и надеть маску лошади, собаки, кролика или ещё какой забавной зверушки.

    Интересно, а вот замечательный британский писатель, в основном, века девятнадцатого, Оскар Уайльд,  не только осуждённый, но даже отсидевший срок за нетрадиционную сексуальную ориентацию, стал бы участвовать в современных гей-вечеринках и гей-парадах, если бы до них дожил? У меня возникают сомнения!  Хоть и оригинален Уайльд был в одежде, носил на фраках, и сюртуках своих, большие белые цветы, но до того, чтобы бегать по большим зрительным залам и по улицам с обнажёнными торсом, ногами, руками и в трусах с перьями на заднице, а также в маске коня или собаки, Оскар Уайльд бы ни за что не стал.

     Оскар Уайльд не стал бы опускаться до публичной демонстрации своих необычных пристрастий и нетрадиционной сексуальной ориентации, потому что он не Борис Отмо...женный. Я так произношу, потому-что слово Отмо...женный не имеет никакого значения, особенно, - обидного. Но этот Борис, будучи, вроде бы, традиционной ориентации, любит до сих пор устраивать и всегда устраивал свои индивидуальные забавные "парады", застревал на канатных дорогах и висел на них, изображая весёлый, с флажками, окорок на просушке, сбивал своим массивным, увенчанным лохматой головой, телом, щупленьких ребятишек, имевших неосторожность с ним, Борисом Массивным, играть в регби, делал вид, что он военный лётчик, который и без самолёта, одними только гранатами и пулемётом может нанести значительный урон вероятному противнику.

    Но хватит об этом Борисе! Сам британский народ или не народ, а кто-то другой, но тоже, - британский, посчитал, что этот Борис достаточно выступал на манеже, клоуном, потешил не только свой, но и другие народы достаточно, и может уйти в отставку, как оказалось, с далеко не клоунской должности главы правительства Её Величества. Можно только сделать вывод, что западные души со времён Оскара Уайльда сильно изменились, хотя в душу Бориса Забавного и проникать не надо. Можно, находясь на поверхности этой души, сделать о ней вполне обоснованные выводы.

      Но, как оказывается, в наше время, многим людям, пожелавшим что-то от своего тела отрезать или что-то  к нему пришить, ранее этому телу не свойственное, очень трудно основательно, тщательно обдумать необратимость такого решения. Раньше были агитационные плакаты, может быть они могли бы помочь отказаться от решения, что-то отрезать от своего тела или что-то к нему пришить, то, что эффективно работать не будет?"

     Если в клубе есть видеоэкран, то на нём зрителям можно демонстрировать изменённые агитационные плакаты, а в это время исполнитель монолога мог бы продолжать говорить следующее:

     "Полезным в агитации против члена, извините, вредительства, мог бы оказаться плакат с красноармейцем, который указывает на зрителя указательным пальцем правой руки и спрашивает его, зрителя: "Ты всё хорошо взвесил, решив себе что-то отрезать?"

     На экране появляется новый изменённый плакат, на котором женщина-работница, в красном платке-косынке, прикладывает тоже, как у красноармейца, указательный палец к губам, и исполнитель монолога говорит:

     "Тоже очень известный советский агитационный плакат, на котором женщина-работница, оборонного предприятия, призывает "Не болтай о смене пола!" Ну, и наконец, широко распространЕнный по нашей стране плакат против алкоголизма и пьянства, на котором молодой здоровый розовощЕкий мужчина в галстуке, рубашке и пиджаке, отказывается, характерным жестом не от предлагаемой ему рюмки водки, а от хирургического инструмента, которым можно отрезать какую-то его, мужчины, часть тела.

     А всё Запад виноват! Тлетворное его влияние! Операции по перемене пола, разговоры о поисках людьми своего истинного гендера, о хирургическом отрезании от своего тела отягощающих жизнь его, тела, частей, - всё это ввалилось в нашу жизнь исключительно с загнивающего Запада. Да, очень сильно изменился, этот самый Запад, а ведь и у него, у Запада, были некогда светлые души или хотя бы светлые личности. Например, итальянский писатель и переводчик с русского языка Томмазо Ландольфи"

     Исполнитель монолога достает из своего кармана записку, разворачивает её:

     "Хороший он писатель, -этот Ландольфи. Я даже выписку сделал из одного его рассказа, о преданной Богу католичке, но некрасивой служанке Марии Джузеппе, которая обладала такой чистой душой, что тот, кто сказал, что в чистой душе ищет себе приюта, не нашёл бы себе места лучше, чем душа Марии Джузеппе. Красиво написано, Ландольфи!

     А какие души у тех, кто бегают, почти обнажёнными, в трусах с блёстками и с перьями на задних местах, в масках лошадей, собак и других забавных зверюшек? Есть ли среди них такие же, как у служанки Марии Джузеппе, чистые души? Интересный вопрос! Вернёмся от чистых и не очень стерильных душ к телам, к некоторым из которых кто-то хочет пришить что-то, для тела, новенькое, а кто-то хочет от него что-то, ставшее не нужным, отрезать.

     К слову, о теле служанки-католички Марии Джузеппе. Его, то есть тело Марии, изнасиловали солдаты-марокканцы. Сама Мария заболела и умерла, но когда её спрашивали о совершенном против неё и её теле преступлении, она произносила загадочные слова: "Хоть бы уж были красавцы!"

     Значит, совершившие преступление против тела Марии солдаты-марокканцы, красавцами не были, но при этом они так и не собрались отрезать от своих тел какие-то преступные их,  тел, части. А тела красавцев и красавиц всегда больше, чем у других людей,  соблазняют их совершать какие-то неблаговидные деяния, так что красавцу или красавице, чтобы не совершить члена, извините, вредительства, нужно быть ещё более сильными, чем некрасивые, даже уродливые, по мнению служанки Марии Джузеппе, солдаты-марокканцы.

     А сейчас жизнь совсем не такая, как была при жизни Марии Джузеппе, поэтому поговорка или пословица: "Семь раз отмерь, один раз отрежь", должна быть изменена, и должна звучать примерно так: "Уже семь раз отмерил? Всё равно, - не отрезай! Отмерь в восьмой, сорок восьмой, двести восьмой раз. Когда отмеришь очень много раз, то может быть поймёшь, что ничего отрезать не надо!" Если же после стольких раз измерения, желание что-то отрезать от своего тела не рассосалось, можно сходить туда, где приговорённой к отрезанию частью тела можно свободно и сколько угодно потрясти.

     А вдруг человек от этого потрясения, приговорённой к отрезанию частью тела, получит несомненное удовольствие? Тогда он будет знать, что если отрежет какую-то часть тела, то уже больше никогда не получит такого удовольствия, которое он испытал тряся этой приговорённой частью тела.

     Не надо ничего отрезать от своего тела, не надо перешивать тело, которое дано человеку при его рождении в его же, человека, распоряжение. Распоряжаться телом, не значит его, тело, порешить! Члена, извините, потому и вредительство, что обратное пришивание или отрезание того, что пришито было необоснованно, не позволяют достичь прежнего качества жизни, то есть до первичного отрезания и первичного же пришивания!

     Перед тем, как уйти со сцены, скажу только: граждане и гражданки, берегите тела, которые даны вам при вашем рождении, не отрезайте от них ничего без тщательного обдумывания, не пришивайте к ним то, что качественно работать не будет. И живите, господа зрители и зрительницы, счастливо, а для этого нужны силы, чтобы никогда не тяготиться своим телом, каким бы оно ни было вам предоставлено при вашем рождении!"

     P.S. Степаныч, конечно, был грубок и резок, когда сочинял этот стендап-монолог. Мы его "насилу" уговорили,  включить в монолог упоминания о писателе Ландольфи и служанке Марии Джузеппе, что несколько смягчило и сделало чуть больше интеллектуальным этот текст. В театре сейчас большие монологи не приветствуются, поэтому этот монолог Степаныч написал для стендапа, хотя мы предложили Степанычу внести этот текст в раздел эротической прозы. Степаныч от такого внесения наотрез отказался, и мы теперь понимаем, как он прав!