Марш смерти

Нацистские заготовки

31 июля 1940 года А. Гитлер впервые официально сообщил высшему генералитету о своих планах войны против Советского Союза. В этот день начальник генштаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер записал первые исходные данные о плане войны: «Начало — май 1941 г. Продолжительность операции — 5 месяцев. Было бы лучше начать в этом году, однако это не проходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель — уничтожение жизненной силы России».

На завоёванных территориях нашей страны предусматривалось проведение политики геноцида в её самых крайних формах. Так, в генеральном плане «OST» подрыв «биологической силы» славянских на- родов планировалось осуществлять следующими основными методами: физическим истреблением больших масс народа; сокращением населения путём преднамеренной организации голода; уменьшением населения в результате организованного снижения рождаемости и ликвидации медицинского и санитарного обслуживания; истреблением интеллигенции — носителя и продолжателя научно-технических знаний и навыков, культурных традиций каждого народа и низведением образования до низшего уровня; разобщением, дроблением отдельных народов на мелкие этнические группы; переселением масс населения в Сибирь, Африку, Южную Америку и другие районы Земли; аграризацией захваченных славянских территорий и лишением славянских народов собственной промышленности.

Подробно план был разработан только на первые годы, обозначены территории, сроки.
Дальше план «OST» предполагалось развивать, исходя из достигнутых результатов.
Планом «OST» вводилась форма маркграфств: Ингерманландия (Ленинградская обл.), Готенгау (Крым, Херсон) и Мемель — Нарев (Литва — Белосток). В Ингерманландии население городов планировалось «снизить» с 3 млн до 200 тыс. Польша, Белоруссия, Прибалтика, Украина подле- жали полной последовательной германизации.

В октябре 1941 года Гитлер говорил: «У больших речных переправ должны возникнуть немецкие города, в которых будут базироваться вермахт, полиция, управленческий аппарат и партия. Вдоль дорог будут основаны немецкие крестьянские хозяйства, и однотонная, азиатски выглядящая степь скоро приобретёт совершенно иной вид. Через 10 лет туда переселятся 4 миллиона, через 20 — 10 миллионов немцев. В русские города, те, которые переживут войну, — Москва и Ленинград не должны пережить её ни в коем разе — не должна ступать нога немца. Они должны прозябать в собственном дерьме в стороне от немецких дорог»

Немецкий учёный профессор Абель писал: «Есть много путей подрыва биологической силы народа. Средством пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т.п., мы должны постоянно внушать населению мысль о том, что вредно иметь много детей. Нужно показывать, каких больших средств стоит воспитание детей и что можно было бы приобрести на эти средства. Нужно говорить о большой опасности для здоровья женщины, которой она подвергается, рожая детей. Следует пропагандировать также добровольную стерилизацию, не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными детьми и профилактическим мерам против детских болезней. Следует сократить до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам. Не должно чиниться никаких препятствий разводам. Не должна оказываться помощь внебрачным детям. Для нас, немцев, важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе».

Начальник партийной канцелярии НСДП, а затем личный секретарь фюрера Мартин Борман писал: «Ни в коем случае не следует давать местному населению более высокое образование. Если мы совершим эту оплошность, мы сами породим в будущем сопротивление против нас. Поэтому вполне достаточно обучать местное население, в том числе так называемых украинцев, только чтению и письму. Вместо нынешнего алфавита в будущем в школах надо ввести для обучения латинский шрифт. В русские города мы не пойдём, они должны полностью вымереть. Нам не нужно вживаться в роль няньки, перед тамошними жителями у нас нет никаких обязательств. Ремонтировать дома, ловить вшей, немецкие учителя, газеты? Нет! Лучше мы откроем подконтрольную радиостанцию, а в остальном им достаточно знать знаки дорожного движения, чтобы не попадаться у нас на пути».

Для исполнения преступных планов были подготовлены кадры профессиональных убийц.
Злодейские правила поведения на оккупированной земле прививались каждому солдату вермахта.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер провозглашал: «У нас идёт борьба между Европой и Азией, между германским рейхом и недочеловеками. Это роковая борьба. Русские — звери. У нас кровь лучше, сердце — твёрже, нервы крепче. Против нас стоит стовосьмидесятимиллионный народ — смесь рас, имена которых невозможно выговорить
и внешность которых такова, что их надо убивать без всякого милосердия и пощады. Это звери, с ними нельзя обращаться как с порядочными солдатами».

В «Директиве по поведению войск в России» от 19 мая 1941 года, основные положения которой были сформулированы ещё в феврале 1941 года, немецким солдатам были даны следующие инструкции: «Большевизм — это смертельный враг национал-социалистического немецкого общества. Борьба Германии будет вестись с этим вредным мировоззрением и его носителями. Эта борьба требует бесцеремонных и энергичных действий против большевистских подстрекателей, партизан, саботажников, евреев и полного устранения каждого активного или пассивного сопротивления».

Популярной квинтэссенцией идеологии национал-социализма для войны с СССР стала «Памятка германскому солдату», призывавшая: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасёшь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек».

Приказ верховного командования германской армии «Об обращении с вражеским гражданским населением и русскими военнопленными в завоёванных областях» гласил: «Всякое снисхождение является слабостью весьма опасной. Всё это должно подавляться оружием до полного уничтожения без всякого сожаления. Где наблюдается пассивное сопротивление и нельзя сразу найти непосредственных виновников и наказать их требуемым образом, необходимо немедленно по приказу офицера предпринимать массовые карательные мероприятия. Подозрительные элементы, к которым нельзя предъявить никакого обвинения, но по своему поведению кажущиеся опасными, передаются командованию оккупационных властей. Запрещается передвигаться населению без пропусков. Всякое снисхождение, человечность по отношению к военнопленным строго преследуется. Германский солдат всегда должен давать плен- ному чувствовать своё превосходство. Всякое нарушение со стороны пленного таит в себе опасность и требует применения оружия. По пленным открывать огонь без предупреждения».

Ещё одним шагом к зверствам на оккупированных территориях было издание 13 мая 1941 года приказа, известного как «Об особой подсудности в районе “Барбаросса”» (Gerichtsbarkeit «Barbarossa»), который уполномочивал каждого германского офицера, которому придётся действовать на оккупированной территории на «Востоке», производить казни без суда и соблюдения каких-либо формальностей, казни любых лиц, подозреваемых во враждебном отношении к Германии.
Одновременно этот приказ освобождал от уголовной ответственности германских солдат, совершавших преступления против населения оккупированных территорий, даже в тех случаях, когда действия эти подлежали наказанию по немецким законам.

Немецкое армейское руководство было уверено, что в процессе захвата территорий советские функционеры воспримут оккупацию не без сопротивления. Поэтому в «Приказе о комиссарах» (Komissaren Erlass) от 6 июня 1941 года указывалось: по отношению к политическим комиссарам всех видов и должностей какое-либо соблюдение международного права неуместно; если они будут захвачены в бою и окажут сопротивление, то их следует немедленно уничтожать; в тылу войск их следует передавать айнзацгруппам (Einsatzgruppen) или айнзацкомандам полиции безопасности (SD). Собственно, «Приказ о комиссарах» как бы дополнял приказ от 13 мая о военном судопроизводстве, по которому любое гражданское лицо могло быть расстреляно по приказу любого офицера.

Многие командиры корпусов, дивизий отдавали подчинённым им частям собственные приказы в аналогичном духе.

Выписка из приказа по немецкому 512-му пехотному полку, подписанного полковником Шиттик: «Всякий раз оставляемая нами местность должна представлять собой зону пустыни. Чтобы произвести основательные разрушения, надо сжечь все дома, для этого, особенно каменные, необходимо заблаговременно заполнять соломой. Каменные постройки взрывать. Подвалы уничтожать. Мероприятия по созданию зоны пустыни должны быть беспощадно и полностью подготовлены и выполнены».

Из приказа командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала фон Рейхенау от 10 октября 1941 года «О поведении войск на Востоке»: — «…Снабжение питанием местных жителей и военно- пленных является ненужной гуманностью; — …Войска должны быть за- интересованы в ликвидации по- жаров только тех зданий, которые должны быть использованы для стоянок воинских частей. Всё остальное, являющееся символом бывшего господства большевиков, в том числе и здания, должно быть уничтожено.
Никакие художественные или исторические ценности на Востоке не имеют значения; — …Солдат должен выполнять задачу по полному уничтожению большевистской ереси, советского государства и его вооружённой силы».

Из приказа по немецкому 101-му мотополку 18-й танковой дивизии № 324/12 от 12 декабря 1941 года: — «…Населённые пункты на прежней позиции и перед новой позицией полностью разрушать; — …По всем мужчинам и женщинам, появляющимся на участке дивизии пешком, на санях или на лыжах, открывать огонь без предупреждения».

Многие солдаты и офицеры, проникшись приказами и инструкциями, ставили перед со- бой очень жестокие цели.
Записи в блокноте солдата Генриха Тивеля: «Я, Генрих Тивель, поставил себе целью истребить за эту войну 250 русских, евреев, украинцев, всех без разбора. Если каждый солдат убьёт столько же, мы истребим Россию в один месяц, всё достанется нам, немцам. Я, следуя призыву фюрера, призываю к этой цели всех немцев».

Из письма обер-ефрейтора Иогана Гардера: «25 августа 1941. Мы бросаем ручные гранаты в жилые дома. Дома очень быстро горят. Огонь перебрасывается на другие избы. Красивое зрелище. Люди плачут, а мы смеёмся над слезами».

Из письма ефрейтора Менга жене Фриде: «Если ты дума- ешь, что я всё ещё нахожусь во Франции, то ты ошибаешься. Я уже на восточном фронте. Мы питаемся картошкой и другими продуктами, которые отнимаем у русских жителей. Что касается кур, то их уже нет. Мы сделали открытие: русские закапывают своё имущество в снег. Недавно мы нашли в снегу бочку с солёной свининой и салом. Кроме того, мы нашли мёд, тёплые вещи и материал на костюм. День и ночь мы ищем такие находки. Здесь все наши враги, каждый русский независимо от пола и возраста, будь ему 10, 20 или 80 лет. Когда их всех уничтожат, будет лучше и спокойнее. Русское население заслуживает только уничтожения. Их всех надо истреблять, всех до одного».

Разрабатывая смертоносные приказы и инструкции, гитлеровцы решили, что истребление военнопленных будут осуществлять так называемые оперативные группы либо айнзацкоманды полиции безопасности и SD. Кроме этого, оперативные группы должны были осуществлять массовые убийства и среди гражданского населения, в частности среди советской интеллигенции, партийных и других руководящих работни- ков, а также лиц с умственными и физическими недостатками.

13 марта 1941 года генерал- фельдмаршал В. Кейтель — начальник штаба верховного командования вермахта издал дополнительную секретную директиву «к Директиве Фюрера № 2»19, адресованную исключительно лишь главнокомандующим видами вооружённых сил, а также начальнику штаба оперативного руководства вермахта А. Йодлю и его заместителю Варлимонту. Директива касалась прежде всего организации власти на оккупированных территориях. Согласно этой директиве главной задачей оперативных групп было проведение «массовых казней евреев, коммунистов и иных элементов сопротивления в тылу германских войск на Востоке».

МАРШ СМЕРТИ

Смоленское оборонительное сражение (10 июля — 10 сентября 1941 г.) началось на дальних подступах к городу — на Днепре, в районе Орши, Шклова, Копыси на огромной территории протяжённостью более 350 км и по глубине от 100 до 200 км. Нанося удары из района Витебска в направлении Духовщины и из района южнее Орши на Ельню, немецко-фашистское командование стремилось рассечь войска Западного фронта на части, окружить 19, 20 и 16-ю армии, прикрывавшие Смоленск, и овладеть городом.
Ожесточённые бои советских войск в районе Смоленска, оттянувших на себя 11 отборных дивизий врага, продолжались более двух недель. Это позволило советскому командованию развернуть новую линию обороны. Немцы упорно бросали через Днепр свои штурмовые отряды, стремясь захватить северную часть Смоленска, чтобы затем крупными силами выйти в тыл всей группировки войск Западного фронта, после чего путь на Москву был бы открыт окончательно. После ожесточённых боёв к 20 июля фашисты захватили Оршу, Смоленск, Ельню, окружили Могилёв и 19, 16 и 20-ю армии под Смоленском, а к концу июля были захвачены 19 западных и северо-западных районов области, в т.ч. Велиж, Демидов, Духовщина, Починок, Рудня22.

30 июля 1941 года немецкие войска на западном направлении вынуждены были перейти к обороне. Германское командование приняло решение отложить наступление на Москву до тех пор, пока не будет ликвидирована созданная Красной армией угроза флангам группы армий «Центр». В этой обстановке войска Западного и двух армий Резервного фронта 16 августа 1941 года начали наступление на Духовщинскую и Ельнинскую группировки противника, однако уничтожить их не смогли. 10 сентября 1941 года Смоленское сражение завершилось, но Смоленск не был освобождён. Войска Западного, Резервного и Брянского фронтов по приказу Ставки перешли к обороне. Расчёты противника на безостановочное продвижение к Москве не оправдались.

Тем не менее, совершив глубокий охват с флангов, немецкие войска вышли в тылы и 7 октября окружили в районе Вязьмы значительные силы Западного (19-ю и 20-ю армии) и Резервного (24-ю и 32-ю армии) фронтов. А 9 октября неприятель расчленил оборону и отрезал пути отхода армиям Брянского фронта. В окружении оказались 7 полевых управлений армий, 64 дивизии, 11 танковых бригад, 50 артиллерийских полков. Многие солдаты и офицеры были пленены.

То, что происходило на шоссе и дорогах районов Советского Союза, оккупированных гитлеровцами летом—зимой 1941 года, относится к самым мрачным страницам реальности. Двигавшиеся на запад колонны военнопленных — среди которых было множество раненых, контуженных, больных и истощённых людей, поддерживавшихся не менее истощёнными товарищами, нещадно избивавшихся конвоирами, — представляли собой ужасающее зрелище. Эти колонны стали известны как «марши смерти».

Свидетель В.П. Широков, например, вспоминал: «Я видел, как немцы гнали пятнадцать тысяч советских военнопленных из Вязьмы в Смоленск. Большинство едва могли ходить, и они были избиты. Некоторые падали, там и оставались. Когда кто-то из жителей бросил кусок хлеба, заключённые были из- биты или даже расстреляны.
Окраины дорог были наполнены трупами. Из пятнадцати тысяч военнопленных только две тысячи пережили поход на Смоленск».

Врачи А.С. Погребнов и П.П.Ерпылев рассказывали: «Мы попали в плен под Вязьмой в октябре 1941 года. С первого же момента нашего пленения мы увидели, что немцы всяческими способами стараются уничтожить пленных: 1) вещевые мешки, в которых находились продукты питания, немцы отбирали, а в дальнейшем в течение всей дороги до лагерей (8—10 и более дней) не выдавали не только пищи, но и воды. При попытках напиться из колодца или речки, а также выкопать картошку пленные расстреливались. Пили воду из луж на дороге и ели выпавший мокрый снег. 2) Все дни шли без остановок и отдыха. На ночных привалах часто нарочно загоняли в болотистые, растоптанные низины, где не только нельзя было лечь, но и сесть. На этих остановках к утру оставалось много трупов. 3) Во время марша отстающие подгонялись палками и ударами прикладов, а не могущие и после этого воздействия идти — расстреливались на месте. Вследствие этого дороги, а также места стоянок были усеяны трупами (тракты Вязьма — Дорогобуж, Дорогобуж — Ельня и далее). 4) Расстреливались не только отстающие, но стрельба была и без всякого повода: а) во время марша время от времени конвойные солдаты давали очереди из автоматов по колонне. б) на одной из остановок конвойные немецкие солдаты послали пять человек пленных за дровами в ближайший лес, но, когда те отошли на несколько десятков метров, они их расстреляли. 5) Плащи-палатки, единственная защита от сырости, отбиралась, и пленные день и ночь мокли под осенним дождём. Один немецкий солдат, отбирая плащ-палатку, цинично заявил: “Пригодится и лошадку прикрыть”. 6) Хорошая обувь, гимнастёрки отбирались, причём взамен ничего не давалось, и пленные шли босиком, отмораживая конечности.

В момент окружения у Вязьмы в деревне Тредякино были развёрнуты полевые госпиталя армии № 136 и 2401. 10 октября 1941 года деревня была захвачена немцами, персонал госпиталей согнан в колонну и уведён. Раненые, таким образом, остались без помощи. Немецкие мотоциклисты разграбили продовольствие госпиталей. Раненых пленных гнали пешком в об- щей колонне. В очень ограниченном количестве предоставлялись крестьянские подводы для лежачих. Вся масса раненых гналась в течение многих суток вместе со всей колонной военнопленных, лишённая медицинской помощи. Перевязки в пути проводились пленным медперсоналом индивидуальными пакетами, которые собирались в колонне».

Жительница Смоленска П.В. Брызгалова была свидетельницей массового убийства советских военнопленных на Большой Советской улице. Она рассказала, что, узнав о расстреле военнопленных, побежала разыскивать среди убитых своих родственников, т.к. на фронте у неё было 14 племянников, муж и сын. К убитым её не допустили, она заметила лишь, что трупов было очень много. Осенью 1941 года, узнав о том, что немцы гонят советских военнопленных, свидетельница Брызгалова напекла пирожков, сварила картофель и пыталась приготовленную пищу передать русским людям. Но её не под- пустили близко к колонне. Она видела, как упал один военно- пленный, и хотела оказать ему помощь. Знаком она дала понять немецкому патрулю, что хочет взять военнопленного на несколько дней к себе подкормить и привести в лагерь. В ответ на это немецкий солдат выстрелил красноармейцу в голову и убил его наповал.

После занятия Смоленска немцами, показывает свидетель И.С. Богданов, в городе кончились продукты. 23 сентября 1941 года он отправился в район села Бобыри. Возвращаясь назад по Рославльскому шоссе, увидел большую колонну советских военнопленных. Люди с трудом передвигали ноги, т.к. были сильно истощены. Позади колонны шла группа немецких автоматчиков. Они расстреливали всех отстававших военнопленных. На всём пути до Смоленска по обеим сторонам шоссе лежали трупы. В первых числах октября Богданов снова видел колонну советских военнопленных, которую гнали из Рославля в Смоленск. И снова всюду по дороге валялись трупы.

Е.А. Ефименко рассказывала: «В 1941 году я проживала в Смоленске по улице Коммуны в доме № 9. Осенью, как-то ночью мы услышали выстрелы. Дождавшись рассвета, я вышла на улицу и увидела ужасную картину. Вся Советская улица была завалена трупами расстрелянных военнопленных красноармейцев и командиров Красной Армии. Мои дети побежали разыскивать среди убитых своего отца. Вскоре они возвратились и рассказали мне, что среди расстрелянных много тяжело и легкораненых солдат. Легкораненые старались уползти, кто куда мог. Но немцы начали рыскать по всему городу, собрали их к дому Красной Армии и там расстреляли».

Подсудимый из 335-го охранного батальона Эрих Эвертс показывал: «Осенью 1941 года из-под Вязьмы в Смоленск была послана колонна советских военнопленных. Немцы оцепили улицы и начали расстреливать военнопленных из пулемётов.Всю ночь шла расправа. К утру Большая Советская улица и прилегающие к ней переулки были сплошь завалены трупами. На мостовых погибло до 4 тысяч советских людей. Через несколько дней после прибытия в Смоленск нашему батальону был устроен смотр на котором присутствовал командующий войсками по охране тыла армейской группировки “Центр” генерал фон Шенкендорф. Выступив на смотре, Шенкендорф призвал нас беспощадно расправляться со всеми русскими».

Из политического донесения начальника 8 отделения политотдела 43-й армии батальонного комиссара Троценко: «24.10.1941 г. из Вяземского лагеря всех погнали в направлении Дорогобуж — Смоленск (по слухам, их направили в глубокий тыл на работу). По дороге всех, кто отставал и падал от изнеможения, пристреливали и прикалывали штыками. 25.10.1941 г. в д. Ленькино был сделан привал, пленные красноармейцы были настолько истощены и обессилены, что наутро многие из них не могли подняться. В том сарае, где находился старшина Горшков, не могли подняться 5 человек, которых немцы выволокли на улицу и прикололи штыками. В двух других сараях, где ночевали пленные, таких истощённых было 70 человек. Немецкие солдаты по приказу офицера позабивали двери этих сараев и подожгли их. Все военнопленные, находившиеся в сараях, сгорели. У этой деревни Горшкову удалось бежать из немец- кого плена. Впоследствии Горшков участвовал в партизанском отряде “Северный медведь”».

Попавший в окружение под Вязьмой младший сержант 16-й армии Согрин Александр Михайлович вспоминал: «На девятый день часть пленных стали выгонять из Вяземского лагеря. Дубинки охранников- полицаев рассекали воздух, крики, мат. Около ворот стояли ящики с нашими армейскими брикетами гречневой каши. Пленному торопливо совали в руку стограммовую пачку твёрдого, как камень, квадратика концентрата, и вслед, чтобы никто не задерживался и проходил быстрей, полицай наотмашь “давал добавок” по спине дубинкой. Выгнали не одну тысячу пленных и повели длиннейшей колонной по старой Смоленской дороге неизвестно куда. Голодные, раненые, совершенно измученные люди брели весь день, взявшись за руки, в ряд по пять человек. Под вечер загоняют в какую-нибудь топь. Конвоиры разжигают вокруг костры, греются. Лают овчарки, пулемёты расставлены. Стоишь всю ночь по колено в болотной воде и грязи. Конец октября, страшный холод. Кровь переставала обогревать тело. Не гнулись руки, коченели ноги, тянуло на сон. “Неужели не выживу?”, — думал я тогда. Страшно не хотелось так умереть. Через силу заставлял себя шевелиться на месте, чтобы прогнать опасную дрёму и немного согреться...».

Вечером 20 октября 1941 года немецкий офицер, дежуривший в эту ночь в Смоленской комендатуре, сообщил в 335-й батальон, что из Вязьмы в Смоленск следуют 30 тыс. советских военнопленных, которых нужно охранять в связи с возможностью побегов. Команда добровольцев была разделена на семь групп, которые на грузовой машине отправились на дорогу Смоленск — Вязьма, чтобы перехватить колонну и сопровождать её. При этом команда получила приказ беспощадно применять оружие. Каждому солдату, кроме имевшихся 30 патронов, было выдано ещё 60 и при этом указано, что возвращаться они должны только с 10 патронами. Следовательно, было дано прямое задание расстреливать военнопленных без всякого повода. Но, несмотря на то, что никаких попыток к побегам не было при движении колонн через Смоленск, солдаты стреляли в военнопленных без всякого разбора. Таким образом, в одну ночь было расстреляно огромное количество ни в чём не повинных людей: на дороге осталось примерно 8—10 тыс. трупов советских военнопленных.

Осенью 1941 года при конвоировании военнопленных по большаку, проходившему мимо дер. Боровой Дорогобужского района, немцы расстреляли не менее 150 человек, пытавшихся поднять брошенную им местными жителями картофелину или свёклу, а также обессилен- ных и не двигавшихся. Их расстреливали на месте.

В ноябре 1941 года примерно 5000 советских военнопленных были отправлены из Смоленского пересыльного лагеря в Минск. Это был «поезд смерти»: за три дня пути были расстреляны или умерли от истощения 500 военнопленных. Товарные платформы, в которых их везли, были без крыш — одни стены. Был отдан специальный приказ стрелять в каждого, кто высунется за верх стенок. Не менее ужасной была отправка военнопленных из Смоленска в Двинск, также около 5000 человек.
Среди них были гражданские лица, содержавшиеся в лагере за различные нарушения установленного в Смоленске и его окрестностях порядка. Транспортировка сопровождалась ещё большими зверствами. За время пути были расстреляны не менее 1500 человек.

В декабре 1941 года 20 военнослужащих 3-й роты 335-го охранного батальона по приказанию капитана Шера были направлены на Восточный вокзал принять прибывшую из Вязьмы в Смоленск очередную партию военнопленных в количестве 1000 человек. Начальник конвоя полевой жандармерии сообщил, что часть военнопленных в дороге умерла, а часть расстреляна за попытку к бегству. В живых оставались 800 человек.
В ДУЛАГ-126 из этой партии военнопленных были доставлены примерно 700 человек. Таким образом, около 100 человек были расстреляны на пути от вокзала до лагеря.

Вот так «претворялась в жизнь» гнусная, мерзкая политика нацистов. При этом в статье использована лишь небольшая часть документов о преступлениях, совершавшихся ими над военнопленными, гражданским населением.

Масштаб трагедии и число жертв показаны только на примере Смоленской области. Но такая иезуитская жестокость к мирному населению, военнопленным была во всех регионах Советского Союза, временно охваченных фашистской чумой. Тем не менее в некоторых странах из года в год продолжают талдычить о том, что военных преступлений со стороны немцев на территории СССР не было, что всё это — советская пропаганда, её продолжение. Подобные мнения умышленно распространяются доморощенными «либералами» и подхватываются категорией людей, не имеющих своего собственного мнения в силу минимальных знаний по истории Великой Отечественной войны. Главной целью фейков является максимальное очернение образа Красной армии и желание поставить её в один ряд с вермахтом, а в отдельных случаях придать вооружённым силам Третьего рейха благородный оттенок в борьбе с «кровавой сталинской империей».