Юрьевичи

Маринка родилась с недовольным выражением лица. Так с ним и проходила всю свою жизнь. Надежду даёт только то, что лет её жизни пока не много. Конкретно, тридцать. Хотя, это с какой стороны посмотреть. Лермонтов столько не жил, а наделать успел много чего. Маринка и стотысячной доли не сделала от реализованного Михаилом Юрьевичем. А между прочим, и она вполне могла носить имя Михаил Юрьевич, имея папу Юру. Но имеется брат-близнец, названный Мишей. Миша и Маша - это их мама решила, что очень мило так назвать детей. Мишку бабушка решила оставить как есть. Мишка тоже неплохо, по её мнению. Особенно потому, что родились они в день архистратига Михаила. Зато Машка - это перебор, опять-таки по мнению бабушки. А по мнению Маринки, именно это имя, раз уж Мишка перехватил инициативу, должны были бы ей дать родители. Тогда бы её звали также, как мать Лермонотова, Марьей Арсеньевой. Но бабушка решила, что Маша - чересчур по-сельски и несовременно. Поэтому Маша не состоялась, а появилась Маринка.

 Впрочем, Маринка она только для домашних. Все остальные, игнорируя её молодость, зовут Маринку полным именем - Марина Юрьевна.

 А Мишке не помогло его имя. Не чета поэту, джигиту, художнику и музыканту. Классику, одним словом. Ну, на то - тот - гений, а Мишка - просто лоботряс без определенного рода занятий. Впрочем, и она, Маринка, - простая секретарша в школе, безмужняя, бездетная и бесталанная. Как и Маринка, Мишка, хоть и Михаил Юрьевич, но тоже бесталанный, бессемейный и бездетный. Тоже белобрысый, курносый, круглолицый, сероглазый, рыхлый и медлительный.

 С таким портфолио, как у Марины Юрьевны, не удивительно иметь мрачное лицо. А потому всегда и везде Маринка смотрит букой.  Бровки сдвинуты, зубки стиснуты, губки поджаты. Улыбку на её лице не видела ни одна живая душа - ни котенок, ни ребенок, ни щеночек, ни родители. И даже зеркало, наверное, не заметило и тени улыбки на этом лице беспросветной блондинки. Когда-то в раннем детстве Маринка решила, что с суровым выражением лица она выглядит умнее, с тех пор она перестала улыбаться совсем и навсегда.

 Все Маринкины улыбки перешли в пользование её легкомысленного братца. Миша с утра, когда заливает в большой термос черный кофе и выгребает из холодильника всю снедь, оставшуюся после семейного завтрака, даже дверь в свою комнату не прикрывает - рук не хватает, и исчезает для родственников до следующего утра. Точнее сказать - навсегда, ибо видеть его не доводится никому уже лет и лет не сосчитать сколько, с его последнего институтского курса. Ему даже "здрасти" некогда сказать родственникам, только и слышат они, как он ржет в своей комнате. Целый день. И ночь тоже ржёт. Словно жеребец в стойле. Сгребает в охапку термос, чашку, нож, пакеты с сыром, сосисками, колбасой, хлебом, яблоками, апельсинами..., толстым задом открывает дверь в свою комнату, после чего торчит у компьютера, бьется в командных игрушках и бесконечно комментирует эти бои с прибауточками и смехом. Жрёт и ржёт после каждого взрыва на экране. И имеет наглость заявлять о том, что это его развлекалово приносит доходы, сопоставимые с Маринкиными.

 Ну, да, сопоставимы. И даже превышают Маринкины на порядок. Это с его стороны очень даже благородно не акцентировать на этом внимание. Но, с другой стороны, все свои, или почти все, доходы Мишка тратит опять-таки на свои цацки - всякие прибамбасы к компьютеру, новые игры, гаджеты-маджеты... - и имеет наглость ничего не делать по дому. Ни в магазин (а зачем? есть доставка), ни на кухне что-нибудь приготовить (а зачем? есть доставка готовых блюд), ни мусор вынести (а Маринка в доме что делает? вот пусть и вынесет по дороге в свою школу), ни в своей хотя бы комнате прибрать (а зачем? и так нормально... и вообще, кому какое дело до комнаты, которая вполне устраивает её хозяина?).

 Впрочем, иногда, примерно один-два раза в месяц, Мишка сгребает в большой мусорный пакет всё, что не доел - не допил, вместе с грязной посудой, надевает парадные джинсы (единственные, ибо дома он носит исключительно халат или пижаму, а летом только трусы (а чего стесняться? никто ж не видит)) и сверху, по погоде, лучшее из своего шкафа, обнимает объемистый мешок, спускает его в мусорный контейнер и отправляется "поддерживать визуальный контакт" (по его выражению) с однокурсниками в кафешку около родного универа.

 На ходу от мусорки до парковки Мишка заказывает в доставке комплект новой посуды и столовых принадлежностей (мама приучила-таки его заботиться о том, чтобы еда находилась в тарелках и поглощалась с помощью ножа и вилки и, раз он выбрасывает грязную посуду, то он обязан приобретать новую), оплачивает по карте онлайн эту покупку, в придачу к ней заказывает для мамы букет (чтобы не ворчала), для Маринки какую-нибудь пиццу (чтобы заткнулась) и для отца новый галстук (хотя кому эти галстуки в наше время нужны? но отцу нравятся эти удавки и с этим не поспоришь).

 Мишкины выходы всегда спонтанны, бессистемны и не цикличны - никто не знает, в какой именно день и час Мишка выключит свой компьютер и исчезнет из квартиры. И его подарки домашним всегда оказываются неожиданными и оттого вдвойне приятными. Одно плохо - когда Мишки нет дома, в квартире появляется тишина - ни музыки, ни смеха, ни громких азартных выкриков посреди ночи...

 Оффлайн у него в такие дни продолжается до следующего утра и никто из родственников не знает, где он ночует. И никто уже давно не волнуется по этому поводу. Мишка приучил всех не задавать ему личных вопросов, считая их лишними. Маринку он с собой не приглашает, хотя знает, что сестра, окончившая девчачий филфак, была бы только "за". Знакомство с парнями из его группы компьютерщиков давно привлекало безнадежно безмужнюю Маринку. Но подлый Мишка засекретил все свои контакты так, что даже ФБР в содружестве с МИ-5 не справилось бы с их раскодированием.

  Вот именно это всё просто бесит Маринку и даёт ей повод считать всех мужиков без исключения (папа, конечно, в эту раздачу не входит) бездельниками, неряхами, паразитами, обжорами и эгоистами.

 И каждое утро Маринка с трудом соскребая свое тело с кровати, тащится в ванную комнату, не разлепляя век, обливается душем, заворачивается в длинный Мишкин халат, ползет в кухню к холодильнику, мажет толстым слоем масла бриошь, сверху накладывает слой повидла и, едва разлепляя губы, интересуется: "Мам, а завтракать что будем?".

 И каждое утро мать повторяет одно и тоже: "На столе уже твой завтрак. Глаза открой... Доброе утро, доча!" И каждое утро Маринка ей отвечает одно и тоже: "Шутишь? Нет еще, доброе утро... Скажи еще, что оно бодрое и радостное. Сил нет никаких. Снова на работу... Ты мне скажи лучше, почему пенсию дают по старости, а не по молодости?" И каждое утро мать тяжко вздыхает в ответ, а отец (вот в кого Мищка уродился!), сияя на всю кухню широченной улыбкой, обещает Маринке каждый день какое-нибудь новое горе-злосчастье  за её нежелание работать с энтузиазмом. То пообещает, что она с таким унылым видом до пенсии по старости не дотянет; то уверенно заявит, что скоро пенсий не будет совсем и абсолютно никаких; то выдаст вместо прямого ответа какую-нибудь заковыристую идиому на английском языке с дополнением, типа: "She was in her prime when she had to quit sports... Погоди-ка, дочь, а ты, хотя бы, когда ещё ученицей в своей в школе была, на физкультуру ходила?" или "Remember, you're no spring chicken anymore... Дочь, а ты, что, в самом деле себя цыпочкой ощущаешь и думаешь, что весенние цыплята только по травке бегать могут?" или "I know I'm no spring chicken but I'm still able to work! А ты думаешь, что жизнь тебя лишила радостей из-за работы?" И после каждой такой реплики мать укоризненно смотрела на него, а отец заливисто хохотал, вытирал губы салфеткой, целовал маму в щечку: "Спасибо, мамуля, как всегда божественно! Ну, мне пора. Могу подвезти. Только поторопись". Мать скидывала передник на ближайший стул и они стремительно исчезали из квартиры под радостное пение отца: "Пора в путь-дорогу, дорогу дальнюю, дальнюю идем..."

 Маринка никогда не успевает ему ответить. Она даже не успевает показать ему, что он её обидел, а потому еще сильнее обижается, без аппетита съедает свою порцию завтрака, потом мишкину порцию (а чего еде заветриваться? Мишка ещё дрыхнет, поди, а когда встанет, вот холодильник, полный еды, сам себе положит), потом достаёт в задумчивости из холодильника кусок колбасы или сыра, с тем же задумчивым видом и горестными вздохами отправляет их в рот, удрученно собирает со стола грязную посуду, брезгливо ополаскивает её под струей горячей воды, складывает в посудомоечную машину, которую оставляет открытой, моет руки и идёт снова в ванную.

 В ванной комнате Маринка задерживается надолго. Работа в школе требует исключительно аккуратного вида, хорошего делового стиля в одежде и легкого, неброского макияжа, который, как известно любой женщине, достигается ценой неимоверных денег и усилий. И из ванной Маринка выходит в ореоле тончайших ароматов с идеально уложенными волосами, темно-синими ресницами, розовыми губами в тон маникюру, сделанному в салоне бывшей выпускницы школы, и в черном джинсовом костюме, не совсем соответствующем дресс-коду, зато делающим её фигуру элегантной и стильной. Маринка повязывает на шею широкий шелковый платок замысловатым бантом, стучит в дверь комнаты брата и кричит ему: "Вставай, лодырь, дверь за мной прикрой!" Не дожидаясь его выхода, она сбегает вниз и, пройдя заросшей тропой между гаражами, выходит к зданию школы. Весь путь от дома до места работы у Маринки занимает три с половиной минуты. Поэтому Марина Юрьевна никогда не опаздывает на работу и все три директора, с кем ей довелось поработать за эти десять бесконечных лет, чрезвычайно ценят её за пунктуальность, деловой вид (брови сдвинуты, челюсти сжаты) и достойное поведение (никаких глупых смешков и хи-хи ха-ха на рабочем месте).

 В качестве секретаря школы Марина Юрьевна просто незаменима. Она знает по именам не только всех сотрудников школы (было бы странно не запомнить их), но и всех учеников из каждого класса и даже многих родителей. Суровый глаз Марины Юрьевны, словно фотоаппарат, фиксирует каждого, попадающего в его фокус, и уже не забывает его на всё время пребывания этого лица в школе. Отчисленных учеников Марина Юрьевна вычеркивает из своей феноменальной памяти словно закрашивает белым корректором в некой тетради. А выпускников, особенно тех, кто приобрел полезную, с точки зрения Марины Юрьевны, профессию, она не забывает никогда. Поэтому у Марины Юрьевны всегда идеальный маникюр, идеальная стрижка, идеальная одежда, идеальный педикюр (хотя зачем он ей, если его никто не видит?), шикарная обувь, отличные письменные принадлежности, лучшие из возможных в городе чай-кофе-конфеты, исключительный парфюм и куча брюликов на пальцах-запястьях-шее-ушах. Не женщина, а витрина школы для особо одаренных учеников. И полнота её в этом деле не помеха, а дополнительный бонус (должен же быть хотя бы один минус у идеального работника?!)

 Вообще-то, излишний вес был не единственным пороком Марины Юрьевны (сдвинутые брови и суровый взгляд не грех - это часть имиджа, а не сволочизма характера, характер у Марины Юрьевны вполне миролюбивый). У Марины Юрьевны имеются грехи пострашнее. Но очень глубоко затаенные. С раннего детства Маринка мечтала быть балериной, но мать решила, что это не дело. И Маринка все последние двадцать пять лет думала, что она похожа на полярного медведя. Маринку, вместо балета, отдали в языковую школу, усиленно зубрить английский с французским.  Но в свое время Маринка пошла на филфак не потому, что мечтала стать учительницей в школе или переводить Бодлера с Шекспиром. Просто тогда она думала, что этот факультет откроет ей дорогу в мир литературы. Короче. Маринка пишет стихи. С пятого класса. И с пятого класса она тайно влюблена в Лермонтова. А еще она втайне надеется, что она - его реинкарнация. Особенно, когда стихи приходят ей в голову без усилий с её стороны, возникая словно из воздуха. Иногда Маринка даже озвучивает некоторые из своих стихов. В виде поздравлений с праздником или днем рождения кого-нибудь. Но делает она это всегда с таким видом, что адресаты её всегда остаются в полной уверенности, что стихи эти Марина Юрьевна нашла в интернете. Как ни странно, в этом вопросе Марина Юрьевна излишне застенчива. И только последнее время она научилась не краснеть, подавая открытку со своими стихами подруге или коллеге. Стихи у неё получались хорошие, добрые и даже веселые. Наверное, именно это свойство Маринкиной музы и позволяет Марине Юрьевне скрывать своё авторство. Впрочем, всем всегда наплевать, кто автор виршей "по случаю". Пишет она и стихи серьезные, от души и для души,  и тексты для песен (правда композитора для её текстов пока не находилось). Этих стихов у неё уже скопилось около полутора сотен, она выкладывает их в интернет под псевдонимом "Марианна Юрьева" и очень любит читать рецензии читателей на своё творчество. Потому что читатели хвалили её стихи. Но всё это было настолько глубокой тайной, что даже ближайшим подругам Маринка об этом не проговорилась ни разу. Она и в целом отличается способностью хранить тайны.

 Поэтому все директора, последовательно сменившиеся в школе, находили Марину Юрьевну незаменимым кадром, прощая ей милую привычку приносить в кабинет бумаги на подпись на подносе вместе с исходящими паром чашками с кофе или чаем (по усмотрению Марины Юрьевны - что сама пить собралась, то и директору несет), конфетами в хрустальной вазочке и печеньками в другой такой же) - все маленькое, миленькое и чрезвычайно вкусное (кроме бумаг, разумеется). Марина Юрьевна умеет ловко расставить посуду, подложить бумаги и предложить красивую ручку для начертания визы. И эту ручку она всегда оставляет директору(!). Директор иногда задумывается, откуда у Марины Юрьевны такие финансовые возможности каждый божий день приобретать по несколько дорогих ручек, но суета школьной жизни быстро сбивает с этих вопросов и поэтому никто из директоров так и не узнал, что ручки (и не только) Марина Юрьевна имеет бесплатно целыми коробками. Потому что в школе, где работает Марина Юрьевна, вот уже семь лет обучается сын владельца оптовой базы "Офис-Центр", обеспечивающей канцелярскими принадлежностями почти все городские магазины, торгующие этими принадлежностями. И Марина Юрьевна хорошо знает этого папу. Лучше, чем классная руководительница (изрядная лохушка) наследника империи канцелярских товаров.

 Марина Юрьевна знает, что через четыре года эта лафа закончится, а значит, надо сделать запас, во-первых; а во-вторых, попытаться привязать этого городского монополиста к себе лично (упаси Господи от скабрезных мыслей! только в деловом отношении!) И потому Марина Юрьевна позволяет себе иногда сделать звонок (нет, не магнату...) его жене о том, что мальчик имел неосторожность сделать шалость (Марина Юрьевна всегда знает, кто в школе какую шалость совершил, у неё имеется для этого не только наблюдательный взгляд, но и целый отряд добровольных осведомителей из числа и учителей, и учеников). Шалости сына канцелярского короля всегда безобидны, но его родительница этого не знает, зато она, как стервятник, готова наброситься на обидчиков своего отпрыска, и тут вступает в бой суровая Марина Юрьевна. Без намека на улыбку, без тени смущения, без эмоций на лице, без сантиментов и нравоучений Марина Юрьевна просто, сдвинув брови (а они у неё просто не раздвигаются, но этого не знает никто) и опустив уголки губ, намекает нужной мамаше, что лучше всего поможет мальчику в его несколько неприятном положении. Мамаша, тертый калач, не первый раз замужем, на лету ловит намек и к вечеру следующего дня в кабинет Марины Юрьевны заносят пару-тройку коробок канцелярки. Этот финт Марина Юрьевна проделывает с родителями еще нескольких учеников. Только с теми, кто имеет успешный бизнес. Марина Юрьевна не злоупотребляет родительской любовью - сеансы "кровопускания" она позволяет себе не чаще одного-двух раз в год для каждого из категории доноров. При этом она не о себе радеет, а о школе. И доноры это видят. И ценят. За скромность аппетитов. Они же не знают, что в результате соответствующих звонков Марины Юрьевны новые приобретения школа имеет почти каждый день. То спортинвентарь, то ткани в мастерскую девочек, то обрезки дерева в токарную мастерскую, то инвентарь для уборки, то мелкий ремонт здания, то цветы для букетов, то растения в горшках, то песок в прыжковую яму на школьном стадионе... Да мало ли у школы потребностей?! А денег, факт, мало. Никогда ни на что не хватает. А Марина Юрьевна всегда знает кому и что надо сказать. И её суровый вид без флёра кокетства безотказно способствует привлечению спонсорских средств к решению всех этих маленьких проблем. И только ради этого Марина Юрьевна вот уже десять лет несет бремя своей не слишком авторитетной должности. Впрочем, не авторитетна эта должность вообще, а в исполнении Марины Юрьевны она давно приобрела вес и значимость большие, чем директорская. И не удивительно. Директора сменяются, не задерживаясь, а секретарь школы Марина Юрьевна, как несокрушимый ледокол, пробивает торосы школьных проблем.

 Было бы не справедливо не упомянуть о том, что Марина Юрьевна ведет не аскетичный образ жизни не только в плане покушать. Она имеет пару подруг, таких же суровых на вид и тоже не красивых, но с некоторой долей славянского шарма. Они частенько вместе ходят в кино (билетерщей работает мама одного из школьных оболтусов) и в драмтеатр (по контрамаркам от знакомых актрис), посещают тренажерный зал и бассейн (директор этого спорт-комплекса, разумеется, выпускник школы, где работает Марина Юрьевна) и почти ежедневно сидят после работы в баре (бармен - бывший ученик), где задумчиво и молча цедят сквозь трубочки безалкогольный коктейль в ожидании принца. Хотя бы одного на троих. Но принцы в России не водятся. По крайней мере, не ведутся на перезрелых толстух с неприступным выражением лица. И подруги сидят-скучают.

 Марина Юрьевна не скучает никогда. В её голове постоянно прокручиваются разнообразные идеи по улучшению условий существования. Как гроссмейстер, мыслящий на три десятка ходов вперед, Марина Юрьевна выстраивает долговременные комбинации взаимосвязей. И эта напряженная работа мозга, не прекращающаяся никогда и нигде, даже во сне, заметна любому не только по морщинке, глубоко врезавшейся в переносицу, но даже со стороны затылка.

 Кстати, с этой стороны, если не обходить фигуру Марины Юрьевны и не заглядывать ей в глаза, может даже показаться, что затылок этот принадлежит красотке (стрижка у Марины Юрьевны идеальная). Сколько раз в этом баре к Марине Юрьевне подкатывались сзади непринцы! И столько же раз откатывались обратно после холодного, как ноябрьский дождь, взгляда некрасавицы, похожей на снулую рыбу. Марина Юрьевна в этих случаях думала, что очень удачно отшила неудачного кавалера. Её подруги тоже так думали. И втайне завидовали её таланту одним взглядом отправлять в нокаут надоедливых хлыщей.

 Мысли Марины Юрьевны крутятся не только вокруг школьных проблем. Она задумывается о массе различных явлений и пытается решить самые разнообразные задачи бытия. И очень часто продумывает строки новых стихов, случайно возникших в её наскозь деловом мозгу. Эти строки она крутит и вертит мысленно с самым задумчивым видом, и подруги её при этом думают, что она продолжает решать неотложные задачи по поддержанию школы в престижном виде. Поэтому они никогда не отвлекают её разговорами. И Маринка ценит их за эту тактичность. А ещё она их просто по-человечески любит, как умеют любить друзей необременённые семьями люди.

 На этот раз Марина Юрьевна решила внести разнообразие в свою жизнь. В конце рабочего дня она созвонилась со своими подругами и предложила им пойти в караоке-бар. Обе подруги удивились и согласились. Марина Юрьевна позвонила в ближайший клуб, забронировала три билета и весь рабочий день совсем не интересовалась поведением учеников. Едва прозвенел звонок с последнего в этот день урока, Марина Юрьевна закрыла на замки все шкафы, ящики и сейф в своем кабинете, заглянула для проформы в кабинет директора и, не давая времени на какое-нибудь спешное поручение, предельно корректно попрощалась до завтра.

 Она забежала домой, сменила строгий костюм на легкомысленное, по её мнению, платье, потом встретилась с подругами в давно облюбованном кафе, где они с удовольствием поужинали, поглядывая на часы - как бы не съесть чего-нибудь после восемнадцати нол-ноль. Разумеется, ужин их затянулся и они со скорбным видом продолжили поедание салатиков с мини-чебуреками до семнадцати тридцати, испытывая крайнее возмущение своим собственным безволием, но оставить на тарелках или забрать остатки ужина в контейнерах в клуб было, опять-таки по их мнению, невозможно по определению.

  В восемь часов вечера все три девушки, ощущая нервную дрожь в предвкушении нового опыта, спустились в полуподвал ночного караоке-клуба "Кипяток". Все они были уверены, что идут петь под фанеру. И больше ни за чем иным. Даже название клуба не навело их на сомнения или размышления по поводу ожидаемой программы развлечения.

 Уже на входе клуб обдал их раскаленным воздухом с дымом. У входа стояли малолетки в неимоверно коротких шортах, нереальных мини или обтягивающих до ощущения наготы джинсах. Малолетки нагло курили, пуская клубы вонючего дыма в пространство с видом людей, познавших жизнь во всех её тонкостях. Подруги стушевались, но решили не отступать и храбро вступили в царство порока. Марина Юрьевна демонстративно закашлялась, проходя мимо юных пепельниц. Пепельницы в ответ громко заржали и давясь смехом стали передразнивать её кашель. Марина Юрьевна взглянула на пересмешниц своим самым суровым взглядом, но ничего, кроме нового взрыва хохота, в ответ не получила. Передернув плечами, Марина Юрьевна спустилась в холл, где несколько задержалась, поправляя перед зеркалом челку, помаду, шарфик и вслед за своими подругами вошла в зал.

 И остановилась.

 Это был шок.

 На небольшой сцене в глубине зала лихо отплясывал её братец в обнимку с какой-то патлатой девицей и орал блажным баритоном "Ягода малинка" под Хабиба. Толстый зад Мишки вибрировал при каждом его скачке. Девица прижималась всем своим тощим телом к Мишкиным телесам и была явно счастлива. Около подиума теснилась небольшая группа парней с возбужденными девицами и громко подхватывала "О-о-о" вслед за Мишкой. Подруги Марины Юрьевны, не узнавшие в полусумраке Мишку, которого видели последний раз на выпускном в школе, также возбужденно подпрыгивали в такт Мишкиным выкрикам и орали "О-о-о".

 Впервые в жизни Марина Юрьевна растерялась. Чувство унижения окатило её жаром. Мишка показался ей жалок, и вид его вызвал в ней омерзение. Ей никогда до того не приходило в голову, до чего он толст и неуклюж. И насколько похож на неё. Она закрыла глаза, глубоко вдохнула спертый воздух, задержала дыхание и стала мысленно считать до десяти. Прием этот всегда безотказно приводил Марину Юрьевну в состояние спокойствия. Всегда. Но не сейчас. Сейчас она считала уже до тридцати, а выдыхать и открывать глаза не хотелось. Марина Юрьевна решила, что сейчас умрет от остановки дыхания.

 И тут услышала громкий крик: "Машка! Ты? Вот это да! Молодчина! Давай сюда! Ребята, это моя сестра Маринка. Знакомьтесь. Сеструха, дай я тебя расцелую!" Марину Юрьевну втащили на сцену, её подруг подхватил какой-то очкарик, музыка гремела, толпа ревела что-то разухабистое, все скакали, как очумелые. И Марина Юрьевна поняла, что тоже скачет и орет. И малолетки, курившие у входа, тоже скачут и орут. И всем весело и хорошо. И Маринке тоже хорошо. Хоть это всё просто непристойно и не хорошо, и завтра выходить на работу. Да, и черт с ней, с этой работой! Маринка орала песни, скакала, хохотала, обнималась с Мишкой, с его девицей, со своими подругами, с какими-то парнями и их девицами...

 Маринке было весело и хорошо. И какой-то парень щекотал её щеку усами, неся какую-то непристойную пургу... И Маринка улыбалась ему ласково и нежно.



 А на следующий день на работе Марина Юрьевна с трудом удерживала осанку и притопывала носком туфельки в такт мелодии, звучащей в беспроводном наушнике, который ей утром подарил Мишка.

 И директриса вдруг заметила, что Марина Юрьевна не только отличный сотрудник, но просто красивая женщина со слегка утомленным лицом и немного печальными глазами, в которых неожиданно вспыхивают иногда (когда Маринка вспоминала минувшую ночь) искорки смеха.