Ловушка для сепара

    
               
1.
     – Батько  наш – Бандера, Украина – мати. Ми за Украину пидем воювати!
На импровизированной сцене, среди вековых каштанов прямо под окнами Киевского СБУ артист Данилко в женском платье в образе разнузданной бабищи водил хоровод с малышами. Он пел им песню про украинского повстанца, пострадавшего от рук ворога. Повстанец погиб, потеряв руки-ноги, но всё равно победа была за ненькой Украиной, а клятые москали бежали, теряя лапти. В этом месте, где москали бежали, теряя лапти, малыши вместе с Данилко совершали три притопа-три прихлопа.

     Майор Коломиец встал и захлопнул окно. Он не одобрял шедшую на Украине полным ходом героизацию Бандеры. Его дед-фронтовик, Микола Коломиец, вернувшись после победы в родную деревню в Хмельницкой области какое-то время председательствовал. Недолго. Бандеровцы тянули с колхоза все соки. Когда отдавать стало нечего – откуда? вся деревня была сплошная беднота, в хате полы земляные – Микола Коломиец понял, что ему не сдобровать. В соседнем колхозе бандеровцы перерезали горло председателю, его жене и всем пятерым их детишкам. Предупредили и Миколу. Если не соберет для повстанцев очередную партию продуктов такая же участь ждет его самого и семью. Всем перережут горло. Не долго раздумывал Микола Коломиец. Вместе с семьей бежал в Донецк.

     Майор отдела «В» Службы Безопасности Украины Алексей Коломиец был убежден, что место Украины – в семье европейских народов. И, по его мнению, европейские ценности никак не вязались с пещерным национализмом Бандеры. Но он не исключал, что для единения Украины и ее освобождения от культурной зависимости от соседней России на данный момент фигура Бандеры может сыграть свою положительную роль. За неимением другого. Ведь и россияне, к примеру, придали кровавому военачальнику белого движения Колчаку  статус героя. Пусть и не официально. Чем мы хуже, думал Коломиец. Тем не менее, ему Бандера как личность казался не совсем подходящей фигурой на роль национального героя. И было даже обидно за украинцев что не нашлось никого получше. Или тот же Колчак у русских – полярный исследователь, ученый-океаноограф, флотоводец и прочая, прочая...Или наш Бандера, ничтожный хуторянин, по молодости душивший руками кошек. Не говоря уж про другое… Тьфу! Выходит, с этим своим Бандерой, мы мельче и ничтожнее русских. Так что ли получается?

     Понятное дело, майору СБУ не усидеть в своей должности, если идти против общего течения. Тем более, что должность начальника отдела занял выходец из Львова ярый последователь Бандеры Кислюк. Как чёрт из табакерки выскочил откуда-то. Ни следствия не знает, ни оперативной работы. Только и талдычит на сборищах модные лозунги. «Украина понад усе!», «Москаляку на гиляку!» На должность заместителя отдела  Кислюк подтянул своего. Такого же, львовского. Кураторы – пиндосы им-то как раз и дают повсюду зеленый свет, перекрывая кислород остальным.  А он как был рядовым следователем уже шестнадцатый год, так и помрет им, наверное.

 Рагули галичанские как тараканы лезут повсюду во все щели. Селюки долбанные! Как же они его достали! Тем не менее, они ему были понятнее, несмотря на свою эту свою дурость. Понятнее, чем  русские. В свое время он пытался прижиться в Москве. Не получилось. Москва показалась ему бездушной, бесчеловечной. Не то что родной Киев. Даже хлеб у россиян был не такой. Искусственный какой-то, невкусный. 
   
     Свой перевод в АТО Алексей Коломиец инициировал сам. Льготы и досрочная пенсия на дороге не валяются. Да и покровителей наверху у него не было, чтобы словить по случаю стоящую награду. Не медальку «15 лет службы в Безпеке», которую удосужились ему бросить как кость голодной собаке по случаю юбилея. А награду настоящую. «Хрест хоробрих», хотя бы. А может быть «Хрест заслуги». А может быть даже и «Золотой Хрест». Чем черт не шутит.

     Как он и ожидал, жена оказалась недовольна его решением.

– Ще чого надумав! Чи не дурень ти?
– Ну чого раскудахталась. Дурень ией тут же, дурень!
– Там же вийна! Вбъють и всё. Немае мужика!
– Та яка вийна! Я ж не солдат. Я слидчий! Папирци пишу тильки. Не вбъють.
– Сидив би вже вдома чоловиче. Кажуть же розумни люди, що всих грошей не заробиш. А ти куди рвешся?
– Завтра и пойиду вже. Що тут говорити багато. Допомогла б краще зибратися в дорогу.
– А, розумию! Ти там пиди з своею коханкою з контори разом йидеш. Мало тоби на роботи гришити, думав на вийни з нею трахатись! Як йё звуть, ****ь твою?
– Дура ты, дура, Галя! Какая любовница! Я же говорю тебе: На войну еду! На войну! Понимаешь? На полгода!

А сам подумал: «Как же она догадалась? Про Оксану-то?»

     С Оксаной из отдела контрразведки он сошелся на вечеринке, которую устроил в Конторе вернувшийся из АТО Москаленко. Он собрал только свой круг. Человек восемь. Был Петров из отдела «В». Васенин из отдела «А». Еще были Воронец и Гайда из отдела «С». Был и Сивогорло. Все свои. Проверенные. Москаленко командировка на Донбасс пошла явно на пользу. Осунувшийся с лица он не только лишился брылей, висящих щёк как у бульдога, но и своего неприлично выдающегося пуза. Теперь было не пузо, а так, небольшой солидный животик сорокалетнего справного хохла, любящего хорошо выпить и закусить. Москаленко выставил виски Джек Дениелс, немного водки и бутылку вина. Вино, видать, для Оксаны. Но за время его командировки она уже перешла на более крепкие напитки.

     В тот вечер Москаленко под одобрительные возгласы собравшихся достал из красной аккуратной коробки «Хрест хоробрых» и опустил в стакан. Наполнил его до краев водкой. Все дружно встали. Выпили. Поздравили еще раз Москаленко с наградой и благополучным возвращением.

– Ну как там? – спросил он у Москаленко. Виски был настоящий, не поддельный. По мозгам не ударил, а вошел мягко, обволакивающим облаком. – Как там на моей родине?

Все знали, что он из Донецкой области, из Мариуполя, и бывало подкалывали. У нас тут свой сепар, говорили. Коломиец. 

     – Как там? – переспросил Москаленко и не переставая жевать, плеснул себе еще водки и тут же выпил, никого не дожидаясь. Даже не поморщился.   
 
     – Полная жопа! Вот как там. Скоро и здесь так же будет.
     – Полегче, – предостерег его Петров из отдела «В». – Дойдет до кураторов и медаль не поможет.

     – А мне по хрен на этих кураторов! – воскликнул Москаленко и налил себе еще. – Ну, чего! Вы сюда пришли закуску жрать или мою медаль обмывать? Коломиец, блин, разливай! Я этих кураторов знаешь где видел? – Он прищурился, проверяя на прозрачность водку в стакане. Москаленко водку пил только из стакана, рюмок не признавал. – Да я лучше с дэнээровцем за один стол сяду, чем с ними! Да я срать рядом с куратором не сяду, не то что за один стол! Вот что! Пусть валят в свой пиндостан на хрен! Без вшивых разберёмся с москалями!

     Москаленко пьянел стремительно. Вмиг превратился в свинью и низко опустив голову, засопел, распустив слюни до полу. Но на него уже никто внимания не обращал.

      – А давайте нашу споём! – вдруг предложила Оксана. Как-то незаметно, он даже сам не заметил когда, ее мягкая, теплая ладошка оказалась в его ладони, а ее круглое колено горячо его обжигало под столом.

Все встали в круг, положив друг другу на плечи руки и низко склонив головы, запели, мерно раскачиваясь:

     – Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…
Песню Газманова они слегка перелицевали, и она стала их, небольшой сплоченной компании боевым гимном.

     Как они не старались не шуметь, пение разбудило Москаленко.
Он поднял голову, окидывая их мутным бессмысленным взглядом, и затянул хрипловато:

     – Этот день Победы порохом пропах!
     Это праздник с сединою на висках!

Навряд ли он стебался над ними. Скорее, это был выплеск из области его подсознательного.

     Стук в дверь прервал его песнопение. Это был Егоров, старый пердун из отдела «С». Которому уже давно пора было на покой, но почему-то никто его не выгонял. Поговаривали, что он стучал на коллег.

     – Та скильки ж можна пити, а? Ви думаете я буду все це терпити? Вмить доповим кураторам!

     – Васильович! – сказал Сивогорло. – садись с нами. Выпей за Москаленко. Он у нас герой. С АТО вернулся. Випий з нами будь ласка.

     Но Егоров хлопнул дверью и еще долго было слышно, как он разорялся в коридоре:

     – Все доповим кураторам! Так и знайте. Неподобство! Пьють и пьють. Ранише такого не було! З такими захисниками москали нас голими руками визьмуть! Всё продали и пропили. Пропили и продали! Щоб у вас булька з носа выскочила, засранци!
     – По-моему он сам в стельку пьян, – со смехом предположила Оксана.
     – Да попивает старик втихомолку. Завидно видать стало. Одному то невесело пить, – предположил Сивогорло.
     – Сепар! Коломиец! Ну что ты там! Разливай!
      Они выпили за героя Москаленко. Потом выпили за перемогу. И снова за Москаленко и его медаль. Затем порассуждали, сколько будет получать Москаленко за «Хрест хоробрых». Получалось много. Солидная надбавка получалась! Помолчали.
     – И всё-таки, ¬– сказал Сивогорло, – Хрест он получил ни за хрен собачий.
Все согласились.
     – Эдак каждая свинья отдохнёт там с полгодика, водку попивая, и медалька в кармане.
     – Да, и не говори…
     – Точно, точно, хлопцы...

     При упоминании свиньи Москаленко громко хрюкнул и снова распустил слюни.

     – Сепар, уведи хероя на хрен! Вот ключи. Уложи на диван, пусть проспится, – Сивогорло кинул ему связку ключей от своего кабинета. Оксана бросилась помогать. Правда, диваном воспользовались сначала сами. Москаленко они кинули на пол у стола, и бросились на диван. Оксана так торопливо расстегивала ремень на брюках Коломийца, что сорвала бегунок. Ему пришлось силой разрывать молнию. Глаза у нее блестели, а губы набухли так, словно её только что зацеловали всем отделом. С того вечера у них всё и завертелось. Правда от секса без обязательств Оксана довольно скоро перешла к разговору об их совместном ребеночке. Но какой у них мог быть ребенок если она спала еще и со своим непосредственным начальником? А то что так и было он уверен на сто процентов. Ну не на сто, а на девяносто пять — это точно. К тому же, как ему казалось, она тоже постукивала на товарищей. Да кто в Конторе не стучал начальству на другого! Каждый считал себя самым крутым и строил свои комбинации. И это тоже повлияло на его решение об отъезде в АТО. На войне всегда всё проще и понятнее.

2.

    На раскачку времени ему не дали. Из Краматорска, куда он добрался с двумя офицерами 31 горно-штурмовой бригады на штабной Тойоте, его забрали двое стрелков 25 полка. Прибыли они за ним на старом УАЗике.

– Получше не нашлось? – проворчал он, усаживаясь в запылённый салон.
– Так вся техника розбита, пане майоре, – доложил низкорослый белобрысый боец, усаживаясь за руль. Второй, с красной опухшей рожей  уселся сзади, за спиной Коломийца. Он так и не выпустил из рук автомата, словно не сопровождал офицера, а конвоировал.

     – Орки мини кидають без зупинки. Чи не видпочивають зовсим, – сказал белобрысый, выруливая.
     – Наседают?
     – Та не те слово, пане майоре, бъють и бъють.
     – Пленные есть?
     – Полонених повно. Вам роботи взнайдеться.

     Это хорошо, подумал он. Пару уголовных дел по статье 258 Уголовного кодекса «Террористический акт» и парочку по статье 260  «Создание не предусмотренных законом военизированных или вооруженных формирований» и там на ротацию. Удостоверение участника АТО и медалька – в кармане.

Почувствовав, что ему что-то уперлось острое в спину, он повернулся назад.
     – Эй, ты, дурень! Ты меня расстрелять хочешь? Ну, как, убери на хрен ствол в сторону! Дебил!
     – Вибачте пан офицер. Дэнээры сильно бомбили нас. Дви ночи не спав.
     –  А ну-ка, дыхни! Да ты пьян, собака! Как фамилия твоя!
     – Пшонка вин, пан офицер. А я Трюхан. Ну випили трохи. Що за грих.
     Белобрысый посмотрел  на него и показал, осклабившись в улыбке, свои зубы-клыки.
     – У нас президент не гребуе видирватися кокаинчиком. Виходить, Зеле в теплому кабинети можна, а нам в холодному блиндажи немае? Так? Спритно, коли так! Не бийтеся, довеземо як треба!
Водила снова повернул к нему свою галичанскую тупую харю и спросил:
     – Краще скажить, коли ж америкоси будуть нам допомагати як треба? А то бийёмося бийёмося одни з москалями. Весь свит бережемо вид москалив. А нам шматок гивна замисть зброи.
     Кругом, кругом одни рагули! Как же быстро-то они наплодились! Не поворачиваясь к Трюхану он процедил:
     – Да смотри ж ты на дорогу! Хватит болтать!
     – О кей, пан офицер! Як скажить.

    И до самого Бахмута они уже не проронили ни слова.

     Оставив сумку с личными вещами в гостиничном номере, он отправился в штаб на доклад куратору. Ему понравилось, что куратор был не настоящий американец, а свой. Хотя и львовский.
     – Да я во Львове и не был никогда, – сообщил куратор Коломийцу, пожимая руку. – Родился подо Львовом, да. Пожил на Украине всего два года, как родители перебрались сначала в Канаду, а потом в Штаты.
    – Ностальгували за батькивщиною? – неожиданно заискивающе спросил он американца.
     – Слушай сюда, Коломиец. В гробу я видел твою батьковщину. И не говори со мной украинской мовой. Я изучил твоё личное дело. Английским ты не владеешь, значит общаться будем на русском. Понял?
     – Як не зрозумити, пан офицер! – неожиданно для себя он снова перешёл на мову. Чёрт! Он всегда на службе говорил по-русски. А тут из него прёт и прёт! Видать поездка с рагулями на УАЗике сказывается.

     Куратор внимательно на него посмотрел. И потом поманил пальцем.
– Ближе. Ближе. Смотри.

Американец развернул на столе карту.

     – Видишь? Противник двумя клиньями справа у Марьинки и слева у Ручьевки бьёт по расположениям 31 горно-штурмовой бригады. Бьет довольно успешно. Еще немного и оперативное окружение перерастёт в полное. Украинцы оказывают упорное сопротивление. Со стороны Харькова им идет подкрепление. Наша с тобой задача – информационно-идеологическое обеспечение прорыва. Короче говоря, необходимо уголовное дело для открытого судебного процесса. Мы должны показать всему цивилизованному миру, что наш противник не сепаратисты из Донецка и Луганска, а регулярные российские войска, незаконно вторгнувшиеся на территорию суверенного государство Украина. Задача ясна?

     –Так точно, пан офицер!

    Хотя своего заискивающего тона перед американцем он не сменил, овладеть собой у него получилось. Прицеливаясь немигающим взглядом куратуру в переносицу, он произнес мысленно: «Надеюсь, я еще увижу как тебе тут оторвет голову, пиндос поганый!»

     – Ну так выполняй. Да, для начала просей арестованных сепаратистов. Убери отработанный материал. Таких много. Они для уголовного дела не годятся. Сильно изувеченные. Проследи, чтобы и личные дела их были уничтожены. Подбери свежих. Чтобы носы, уши и прочее было у них на месте. Процесс будет публичным. Ну и продумай тактику допросов. Обо всем мне докладывай по утрам. Иди. Да, слушай. Трюхан и Пшонка тебе в помощь.

     – Эти? Педики, что меня довезли?
Американец, видя его досаду, усмехнулся.
     – Да, пидорасы. Ну и что? О них все западные таблоиды писали, как о первых воинах света нетрадиционной ориентации. Я сам не терплю голубых, но попробуй их теперь зацепить – долго не проживешь. Они хоть и дебилы, но убивать могут хорошо. Особенно русских.

     И когда Коломиец оказался у дверей, американец вспомнил:
     – И это, – он пощёлкал согнутым пальцем по горлу. – Не пить. Не люблю этого.
     Вот сука, подумал, Коломиец. Уж поскорее бы сепары тебе репу продырявили!

                3.

     Но выпить пришлось в тот же день. В изоляторе, куда он пришел изучать дела задержанных сепаратистов, он нос к носу столкнулся с кумом, Василием Плотниковым, с которым, к тому же, учился когда-то в Одесском институте сухопутных войск. В сушке, как они говорили.

     – Коломиец! Майор! Мать твою! Я-то думал ¬¬– ты уже полковник! Там у вас в Киеве звездочки-то ведь только так летят на погоны!

     – Ну ты то не в Киеве, а уже полковник, – кивнул Коломиец на его погоны.

     – Да ничего, дружище, Лёха, здесь ты быстро до полковника дорастёшь. Кто у тебя куратор? Кравиц? Ну, если поладишь с ним, то если не полковником, то подполковником к ротации станешь точно.

Василий, кум, конечно же знал о всех его делах и о том, что Коломиец всё еще майор. Они перезванивались чуть ли не каждую неделю, и Василий постоянно звал его к себе, в Одессу. Но Киев есть Киев, а Одесса есть Одесса. В Одессу Коломийцу не хотелось.

     Вечером договорились посидеть у кума в номере.

     – Тема одна есть. Деликатная, – шепнул ему кум на ухо, когда они расходились работать по кабинетам следственного изолятора. – Вечером обсудим у меня.

     Весь день он изучал дела сепаратистов и вызывал их на допрос. Кого не могли доставить, к тем он сам выходил в камеры. Никто из них для открытого процесса не годился. Как сказал Кравиц, отработанный материал. Он поручил Трюхану и Пшонке уничтожить изученные личные дела.

     – А что делать с этими? Ну, с этими, – Трюхан кивнул на кипу личных дел. –  С орками вонючими?

     – Ну понятно, – ухмыльнулся Трюхан и ушел, не дождавшись его ответа.

     Запоздало он подумал, что двоих дэнээровцев можно было бы легализовать и отправить в Киев, в тюрьму СБУ. Но понадобилась бы большая писанина и хорошая аргументация, а тут и так времени было в обрез. Всё равно не жильцы, успокоил он себя. Да и сами виноваты. Куда лезли-то? Он ведь тоже с Донбасса. И при этом – майор СБУ, а не ватник-колорад. ¬ Но где взять новых сепаров? И не факт, что удастся быстро кого-то уломать. С такими тревожными мыслями он пришел вечером к куму в номер.

     В ожидании Коломийца кум, судя по красному носу, уже изрядно приложился к бутылке водки. Это дело кум любил, был такой же выпивоха как и герой АТО Москаленко. И такой же, как и Москаленко грузный, рыхлый с толстыми в синих прожилках щеками.

     Приветствуя Коломийца, Василий тяжело поднялся и обнял его.
     – Как же я рад, что встретил тебя тут, кум! Утром, на виду, не мог выразить своей радости. Тут же везде глаза и уши. Не так поймут ещё. Как Галка? Как крестница? Как у тебя идут дела?

     – Да так, – махнул рукой Коломиец. – Можно сказать, что неважно.
Он рассказал о своей проблеме с сепарами. Но кум успокоил его.

     – Да ладно тебе, Лёха. Нашёл, о чем беспокоиться. Ты же следователь, а не боец и в атаку не ходишь. Поверь мне, полковнику, скоро этого добра у тебя будет навалом. Наши у Семеновки готовят небольшую отвлекающую заварушку. В конце концов, пошли ДРГ за языком. Коли так приспичило.

Он налили Коломийцу водки. И подняв свою многозначительно произнёс:

     – Скоро, кум, эти проблемы покажутся тебе далёкими как марсианские впадины. Если выгорит, конечно, то, что я задумал.

     Утершись ладонью и закусив сырокопченой колбаской, он добавил:

     – А с твоей помощью выгорит. Это верняк.
     Он придвинулся свой стул ближе и дыхнув на него свежевыпитой водкой, колбасой и ещё чем-то неприятным, прошептал в ухо:   
     – Дело на лимон долларов.
Приобняв отпрянувшего было Коломийца за плечи, он продолжил шепотом:
     – Дэнээровцы на меня вышли. Сулили миллион долларов, если я солью им кого-нибудь из кураторов. Вот ты и поможешь мне Кравца сдать. Урода этого пиндосовского.
     И он снова , уже крепче приобнял Коломийца, пытавшегося подняться со стула.
     – Да сиди ты! Какого хрена задёргался!
     Он плеснул себе и ему водки и заставил осушить рюмку до дна.
    Закусив кум запел:
     – Гоп-стоп Канада! Нам рублив не надо!
     Долляри давайти, а вы, хлопци, грайте!

     – В Канаду хочу свалить, кум. Не могу как хочу! Да побыстрее! Пиндосы вот-вот сдадут нас москалям. Попомни моё слово, Лёха. Подставили и сдадут за милую душу. И поедем мы с тобой в Сибирь в Колыму лет на двадцать. Если раньше дэнээровцы к стенке не поставят. СБУшников они ох как не любят! Даже не думай, Лёха. Лимон делим на двоих поровну и по-тихому – в Канаду.

                4.
 
     До утра он не сомкнул глаз. Ворочался и ворочался. Вставал, пил большими глотками минералку прямо из горла литровой пластиковой бутылки и мысленно материл кума. Предложенное им «верное» дело пахло скорее не миллионом долларов, а сыростью могильной ямы. Но мысль, что Украина рано или поздно будет под москалями его и раньше нет-нет, да и пронзала ужасным озарением. И что тогда его карьера? Что мечты о полковничьих погонах и почетной выслуге? Кто-то может и приспособится к новым реалиями и к новой власти.  Но для таких как он, служивших верой и правдой Порошенкам да Зеленским, финал один и совсем незавидный. Прав кум.  Сматывать удочки надо пока не поздно. Хоть к пшекам, хоть к валахам. Но в Канаду то оно было бы получше, конечно.

     Кравиц встретил его утром даже не подняв головы от бумаг.

     – Как успехи, майор? Вижу, успехов нет.

     Коломиец попытался сформулировать куратору свой план по заброске диверсионно-разведывательной группы в тыл к сепаратистам за языком. Сообщил так же о своих запросах, которые он разослал по всем блокпостам ВСУ на передовой линии. Где-то ведь должны быть задержаны дэнээровские лазутчики. Попытался еще что-то сказать, но Кравиц его пресёк.

     – Послушай, майор. Здесь тебе не офис СБУ в Киеве, где ты можешь сколько угодно пенсию свою вымучивать. Здесь, можно сказать, передовая линия обороны всей западной цивилизации. И решать поставленную боевую задачу надо оперативно.

     – Подойди ближе. Видишь? Что это? Как ты думаешь? Это бумаги, которые ты должен подписать для получения в порядке исключения за особые заслуги грин-карты на себя и членов твоей семьи. Считай, вид на жительство в США у тебя в кармане. Благодарить пока не надо.

Кравиц убрал бумаги в папку.

«Вот дешёвка! – подумал Коломиец, – пиндос явно держит нас за папуасов».

     – Потом, в спокойной обстановке ознакомишься с ними обстоятельно. Сейчас нам с тобой надо, как говорят русские, кровь из носу получить сепаратиста, готового с нами сотрудничать. И вот что я хочу тебе предложить. Он снова склонился над бумагами, а потом поднял голову и внимательно посмотрел на Коломийца.

     – У меня есть оперативная информация о том, что полковник СБУ Василий Плотников связан с дэнээровцами. Вы ведь вместе учились в Одессе. Верно? Однокашники, насколько я понимаю. Вот тут-то, майор, у тебя и есть шанс проявить свои особые заслуги, которые необходимы для получения грин-карты.
Коломиец похолодел.

     – У нас у всех есть шанс не только успешно организовать открытый судебный процесс над сепаратистом, но и попутно раскрыть предательство в наших рядах.

     И уже тише и совсем по-человечески Кравиц добавил:

     – Вот это-то вас, хохлов и погубит, майор. Ваша продажность. Продали русских и сейчас продаёте всё что-то можно. Наше оружие, наши западные ценности и демократию. Нас, руку вас кормящую. Ну да ладно, вместе мы выкорчуем эту заразу. Так вы с нами, майор?

Коломиец судорожно сглотнул слюну.

     – Так точно, пан офицер!

    Засаду решили устроить в трех километрах от Вишнёвского блокпоста, сразу за разъездом в густой лесополосе.

     – У разъезда они и встретятся, – сказал Кравиц. Он привел с собой двоих стрелко⬬ – из числа наемников. Коломийцу пришлось взять Трюхана и Пшонку. – Плотников остановит дэнээровскую машину, якобы для проверки. Тут мы и должны их взять. Взять живыми. Это обязательное правило. Самолично отстрелю хрен тому, кто начнет пальбу без команды.

     Коломиец слушал эти наставления как сквозь вату. Он отлично понимал, что засада эта устраивается не для Плотникова, а для него самого, Коломийца. Москаленко перед отъездом из Киева предупреждал, что кураторы любят устраивать подобные провокации и ловушки. Без такой проверки они работу с вновь прибывшими на АТО СБУ-ушниками даже и не начинают.

     Но кум-то, сука! Кум! Мог ведь намекнуть ему, скотина!

     – Майор. Вот тебе «кольт» с глушителем. Бьешь Плотникова по коленям, после этого и начинаем захват сепаратистов. Держи. – Он передал ему компактную винтовку с прицелом ночного видения. И они залегли у кустов, рассредоточившись цепью.

     Пролежали тридцать минут.

  – Вон машина сепаров, – сказал наконец тихо Кравиц.
Как Коломиец не вглядывался, ничего не увидел. Но вскоре услышал мерный, приглушенный рокот мотора.

– Без фар едут. С приборами ночного видения. А вон и наш полковник.
Коломиец увидел отделившийся от черной стены лесополосы темный силуэт. Совсем недалеко от них. В каких-то двадцати метрах.

     – Давай майор. Бей Плотникова. Пока он не сел к ним в машину.
     Но кум не собирался садиться в автомобиль. Он принял от сепаратистов небольшую спортивную сумку и передал взамен свёрток.

     – Стреляй, майор! – зашипел Кравиц.

И он выстрелил. В колёсный диск джипа. Не хотелось ему бить кума! Хлесткий щелчок пули заставил Плотникова встрепенуться. Тяжелой тушей, ломая кусты, он завалился в лесополосу.

     – Огонь! – скомандовал Кравиц. – По машине! Уйдёт!

     И дал длинную очередь из «глока». Но джип, осыпаемый пулями, виляя кормой, быстро скрылся в ночной мгле. Кравиц вскочил на ноги и опустошил рожок из своего пистолета-пулемета, расстреливая беспорядочно ночную темь. И тут, один за другим, два взрыва засыпали их землёй и срезанными сучьями.  Это пришедший в себя кум метнул в них гранаты. Звон в ушах и дикая, разрывающая череп боль заставила Коломойца с силой сжать голову руками и ничком скатиться в канаву. Когда звон в ушах стал ослабевать, он поднял голову и осмотрелся. Вместе с дымом потихоньку рассеивалась и ночная мгла. Наступало утро. Но, похоже, для Кравца и двух его сподручных  утро уже никогда не наступит. Кум с гранатами умел обращаться. Кравиц лежал навзничь на спине, вместо лица у него были кровавые ошмётки. Мертвее не бывает, подумал Коломиец, разглядывая крутого вояку. Наемники, легкомысленно натянувшие на свои тупые головы балаклавы вместо касок, тоже лежали уже никуда не годными поленьями. Только хитрожопые Трюхан и Пшонка где-то затаились. Видать, сбежали. А вот кум бедолага лежал на животе, вытянув вперед руки. Коломиец осторожно потряс его за плечо, а потом перевернул его на спину. Камуфляж и тельняшка промокли от крови. Пульс на шее не прощупывался. Вот тебе и Канада, подумал Коломиец. Добегался, кум. Наталья с ума сойдет от горя, когда получит похоронку. Он расстегнул молнию на сумке. Там были банкноты. Доллары. Тот самый миллион. Смысла задерживаться тут не было. Перекинув сумку на плечо, Коломиец вышел на дорогу. Пока не рассвело, пройдусь по дороге, а перед блокпостом сверну в лес, подумал он. Доллары надо будет спрятать в тайнике и вызвать опергруппу на место происшествия.

     – Пане майоре! Пане майоре!

     Коломиец оглянулся. По дороге, придерживая автоматы, чтобы не бряцали, к нему бежали Трюхан и Пшонка. Он аккуратно снял «кольт» с предохранителя и остановился, половчее перекинул сумку на плече, чтобы при необходимости сразу же ее сбросить на землю, мысленно измерил расстояние до лесополосы.

     – Пане майоре! Повна дупа! Америкосы двухсотые! СБУшник, говно собаче, вбив их гранатою!

     Оказавшись рядом с Коломийцом Трюхан тут же перехватил у него «кольт», а Пшонка вырвал сумку с долларами.

     – Куди ви зибралися, пане майор? – Трюхан расстегнул молнию на сумке и запустил пятерню в банкноты. – Ого! Дуже багата! Напевно, до Европи подалися? И ми хочемо в Европу! Правда, Павло?

     – Звисно, Тарас. Теж хочемо пожить як люди.

     Трюхан резко взмахнул автоматом и ударил Коломийца прикладом в переносицу. Затем, они перетащили Коломийца в лесополосу и бросили лицом в рыхлый черный перегной.

     Трюхан, придавив Коломийца коленом в спину, передал Пшонке нож.
     – Тримай, Павло. Тильки щоб одразу и тихо.
      Пшонка половчее перехватил нож, примерился и быстро сделал широкий, от уха до уха, разрез на горле Коломийца.
     Удерживая вдвоем бьющееся в судорогах тело,  они тихо переговаривались.
– Куди тепер, Тарас?
– Куди, куди. Кажуть же розумни люди – в Европу.
– Ти не смиешься? Може бути краще додому?
– В Европу, Павло, в Европу. У нас лише один шлях – в Европу.

     Как только Коломиец затих, они перетащили его в канаву и закидали перепревшими листьями.

Когда дело было сделано, Трюхан выпрямил уставшую спину и сказал тихо:

     – Слава Украини!
     – Хероям слава! – также приглушенно с оглядкой по сторонам ответил Пшонка.

     Перекинув за спины сумку с долларами и оружие, они бесшумно скрылись в утренней мгле.

    Сознание медленно, вместе с теплом покидало тело Коломийца. Оно как крепость, бастион за бастионом, сдавало свои позиции. Озабоченное лицо жены, звонкий смех дочурки. Родители. Оксана с ее не рождённым ребенком. Замученные сепаратисты. Кум со своей Натальей. Герой АТО Москаленко. Неполученная награда… Всё стремительно растворялось в стуже вечности и уже не было никаких сил и желания повернуть всё обратно.