Любовь никогда не умирает

Ничто важное не умирает. Только люди и бабочки./Ромен Гари/


«Ты только никому не говори об этом…»
Потому что людям не свойственно понимать слова, разговоры на отвлеченные, будто оторванные от жизни, темы.

У всех своя, обычная жизнь, наполненная текущими делами, - беги и делай! – не до высоких полетов души: работа, дети, кредиты, соседи, сослуживцы, проекты, планы, форс-мажоры, юбилеи, свадьбы, ссоры, суды, горе и счастье, семейные проблемы, производственные дела…

Мы возмущаемся приказами начальника, требующего за ту же зарплату выполнения двойного, а то и тройного объема работы. «Вот скажи мне, в чем сила? А сила в правде!» А правда в том, что завтра кто-то, сломавшись, выпадет из строя на больничный, и оставшимся придется выполнять еще больший объем работы.

Мы ругаемся на Таньку, спихнувшую большую часть этой самой работы на других. Таньки грязи не боятся, но пусть эту грязь разгребают люди ответственные, выносливые, закаленные в труде еще с советских времен… У Таньки есть для этого несокрушимое оправдание: «Это ваше поколение такое выносливое, а у нас другое воспитание!» Танька захламит рабочее место, оставит свои грязные тарелки в комнате отдыха – Таньки грязи не боятся…

Уставшие с утра, при ошибках на работе мы виним соседа Петьку, который всю ночь не давал спать всему подъезду, устроив очередную пьянку под грохот мощной аудиосистемы и топоча ботинками по лестнице туда-сюда – надо же проведать соседей, душа общения просит. Сосед, конечно, скотина, но скотина добрая, ласковая. Вот погрохочет в соседнюю дверь, проорет свое: «Чо спишь, что ли?! А я хотел тебя на рюмку чая пригласить! Не уважаешь ты меня…» Грохнет еще раз в дверь и грустно выдохнет: «А я тобой горжусь!» И пойдет к другой двери…

Разгребая текучку, мы держим в памяти неотложные дела, запланированные на вечер, на завтра, на месяц... Помним о покупке подарка мужу на день рождения, - хоть он и козел, но свой козел! Родненький, тепленький, пучеглазенький. Котик мой, зайчик мой… Тьфу, алкаш чертов, козел вонючий! Опять налижется и будет орать до утра: «Пляшем, пляшем! Водку пьем!..» А дальше он не помнит слов и начинает снова: «Пляшем, пляшем!..»

А ты для него, родненького, еще друзей дорогих приглашала да встречала с умильной улыбочкой: «Сильпвупле, дорогие гости! Сильвупле... Жевупри... авек плезир... Господи прости, от умиления все слова повыскакивали...» А этот козел и не ценит твоей доброты. Но будет, будет же еще похмельное утро – ох и попляшет он! Под гармошечку, под сурдиночку, под скалочку, под сковородочку – в горе и в радости в мести! А месть твоя ужасна!..

Мы все бежим по жизни. Отводим детей в детский сад, в школу. Пролетаем по магазинам, бросая в тележку продукты. Успеваем заскочить в отходящую маршрутку. Топчемся целый час на морозе, потому что не идет эта долбанная маршрутка. Упорно пытаемся записаться на прием к врачу, упираясь в непреодолимую стену бесконечной очереди. Спеша по переходу на зажегшийся зеленый огонек светофора, на ходу думаем, как бы успеть проскочить на своих высоченных каблуках (без них – не элегантно, не женственно же!), по скользкой пешеходной дорожке, пока не зажегся красный свет. Одновременно решаем задачу, где взять денег на оплату кредита, когда и на хлеб насущный в этот месяц не хватает…

И так бесконечно: спешка, мысли в спешке - ленты невысказанных монологов, обрывки мыслишек, ошметки фраз, осколки слов, обрубки матерков… В голове круговерть и метель… Тремор ног и рук: добежать, успеть, позвонить, прихватить, дописать, допечатать, снова добежать, донести, дотащить, доползти, позвонить, позвонить, позвонить… Послать всех!

Нам некогда думать о высоких материях. «Хочешь большой, но чистой любви?» - «Да кто ж ее не хочет…» - «Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал». Все превращаем в анекдот – шутки помогают жить. Нам некогда заглянуть в собственную душу. А чужая душа – вообще потемки, ночь непроглядная, тьма несусветная. И не фиг там шариться, а то нарвешься, огребешь, получишь, чего не ждал. А ты же не готов к такому – когда тут готовиться-то?

Но… Находясь на уровне восприятия всего телесного, земного, бытийного, мы чаще всего не осознаем, насколько нам дороги все эти Таньки, Петьки, Ваньки, Маньки, начальники, сослуживцы, поющий в переходе мужик, продавщица из ближайшего магазина, кричащие во дворе дети, чужая лохматая собака на остановке, силуэт курящего человека в окне напротив… юные солдаты, гибнущие где-то там, далеко… отчаянно-стремительно падающая с моста фигура незнакомого человека, его изломанное тело, показанное в новостях...

Мы все связаны невидимыми нитями, хотя не осознаем этого.
И уж тем более, мы не можем признать в себе любовь к этим Манькам, Петькам… Ведь любовь должна быть всепоглощающей, страстной, безмерной. А тут какие-то людишки суетятся. Бывает, помогут, подскажут, улыбнутся открыто и искренне, спросят о наболевшем, промолчат тактично, пропустят с тяжелыми сумками в дверь, придержат лифт, угостят конфеткой… Разве можно все это называть любовью?

А это и есть разные проявления любви - здесь, сейчас, в этой жизни. Проявления маленьких таких любовей, длящихся несколько мгновений. И есть большая любовь, не отпускающая нас из года в год, заставляющая тосковать и радоваться. В жизни много любовей, взаимных и не очень - тонких белых парусников разных размеров и очертаний, бегущих по морю то к солнцу, то на закат, то уходящих призрачной мечтой далеко за горизонт, то гибнущих в пучине шторма.

И когда испытываем сильные чувства к кому-то, то невольно оглядываемся на мнение (хотя, кажется, имеем свое мнение, не подлежащее обсуждению) окружающих, в глазах которых этот человек совсем не ангел, а, может, даже злобный, падший тип, оторва и пройдоха, прожигатель, бабник и, не дай Бог, уби… – каждый выскажет свою точку зрения и навесит свой ярлык. Разве можно с таким строить счастье и испытывать радость? Но не каждый из нас удостоился чести жить рядом с «правильным» человеком.

Мы храним в сердце эту любовь, не вписывающуюся в общепризнанные рамки трактовки любви. Хотя и сами не понимаем того, почему она там хранится, зачем – это же так неправильно.

Мы бережем любовь к несовершенным, не святым родителям, которые сами совершали ошибки в жизни, которые нас ругали и наказывали.
Мы испытываем неосознаваемую любовь к своему роду, который стоит за родителями призрачной, но сильной стеной, и каждый из рода смотрит на нас, наивных и неопытных, мудрыми, строгими глазами.

Мы безмерно любим своих непослушных детей – двоечников, неумех, проказников, хулиганов... И особенно больше любим и жалеем сбившихся с пути, потерявшихся, отчаявшихся – блудных сынов, возвращения которых ждем, чтобы «радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк. 15: 11 – 32).

Мы несем в себе любовь к малой, зачуханной родине, не оставившей шанса трудиться и жить на своей земле. Мы несем любовь к отечеству, которое не замечает маленького, бедного человечка, загнанного работой ради хлеба на столе…
Сколько много разной любви мы несем в себе по жизни, сами не замечая ее в себе в суете и спешке, не придавая ей значения! Мы даже не называем это любовью, потому что «любовь должна нести счастье и радость», а тут – какое счастье?

Нам с детства вкладывали не в души, а в умы правило: «Любовь должна нести счастье и радость, потому что она – бесценный дар Бога человеку», делая упор на счастье и радость и не объясняя, что бесценный дар Бога человеку может быть и в дарованном страдании, и в скорби, и в печали.

Напичканные штампами умы так и несут по жизни правильное правило, что именно любовь счастливая и радостная, во взаимном уважении - истинная любовь. Все остальное – суррогат, потому что приносит печаль и горе, обиду, разочарование, одиночество…

Но мы не ведаем, в ком и в чем может проявиться бесценный дар Бога человеку. Во всех этих внушенных истинах не видно самого Бога и не видно любви, как величайшей тайны в мире...

И еще нам говорят, что «в мире есть сотни вещей, способных тебя унизить, оскорбить, растоптать, смешать с грязью, вогнать в депрессию, разрушить жизнь, превратить в ничто. Любовь не должна быть одной из них…»

Не должна быть такой… Значит, отвергаем, избегаем, бежим… Но мы не знаем, в каком обличии придет к нам любовь, как проявится. Может, через разрушение она покажет свою истинную силу, высветит тайну, невидимую, неведомую нам в спокойном течении жизни. Мы боимся любой трагедии, боимся разрушения, которое может показать нам среди всего рухнувшего истину. Когда трагедия касается лично нашей жизни, мы не всегда, не все выдерживаем.

Хотя трагедия трагедии - рознь. И если мы – обычные люди, со своими слабостями и недостатками, бываем не способны на геройство в обычных ситуациях, то в критический, смертельно опасный момент проявляем хоть и не геройство (мне просто само слово это не нравится - пафосное), но мужество, выдержку, внутреннюю силу и мгновенную способность среагировать, прикрыв любимых людей своим телом, своей силой, своей надежностью, теплом…

Или… прикрыв от любимых (в жизни и не такое бывает!) других любимых людей - своим телом, своей силой, своей надежностью, теплом… Вот где трагедия! Трагедия схлестнувшихся в сердце любви и ненависти.

В этот момент все слова о жертвенности ради любви, «рука об руку» и так далее – меркнут. Даже не просто меркнут, а исчезают напрочь – не до этого! Есть только Жизнь, которую нужно в данный момент сохранить. И это не геройство, не подвиг - это реакция, когда сердце мгновенно определяет невинных, слабых, беззащитных…

«Любовь все долготерпит, все понимает…» Долго терпит, все понимает… Долго… Переходя в сокрушающую ненависть, простую, как дважды два – здесь, на бытийном плане жизни, и одновременно сложную, замешанную на твердом осознании непреложности данного человеку пути – зачем-то же это надо было! Каждый по-своему понимает – зачем.

А я?.. Там, где-то на другом, неподвластном разуму уровне, вижу, чувствую, проживаю скрытую от всех жизнь. Там бьется и бьется в груди моей тонкой, белой птицей любовь к разрушившему все, сгубившему цветы любви, цветы жизни человеку - неотступная, жалостливая, не жестокая, но знающая неотвратимые законы вселенной: «Мне отмщение! Аз воздам!» Душа, как адвокат, хочет где-то оправдать того человека (человека ли?) – воспитанием ли, кармой ли, определенной ли задачей, данной человеку в этой жизни… А небо, как прокурор, непреложно: «Аз воздам!»

И разрывает та птица когтями мою плоть, ломает ребра, вырывается на свободу и уже не вопрошает, а кричит диким криком во все небо, во всю бездонную, открытую, откровенную вселенную: «Зачем?.. Зачем?! Ты не нас убил - ты себя убил...»

Возмездие приходит не сразу, но непременно. Нет больше того человека, нет тех людей… И уже не надо спать каждую ночь в сапогах, как бессменный часовой, - чутко, тревожно, болезненно… Победа что ли?.. А радости – с парадом, песнями, награждениями, цветами и шампанским - нет… Только скорбь... Да необходимость совершать погребальные обряды.

И летает птица скорби под пронзительной синевой неба, мечется, плачет – там, высоко. Плачет моя душа, любившая и продолжающая любить этих людей. А я - не плачу… На земле, в обычной жизни, никому не нужны наши слезы – у всех своих дел по горло.

И бегу дальше по жизни. Говорят, загнанность нужна человеку, чтобы не осознавать своих чувств, себя. А я осознаю все свои чувства, даю им ясное, точное название, не приукрашивая даже самые страшные, ужасные из них. Осознаю. Потому не сужу других и обхожу осуждающих: они еще не знают, на что способны сами, когда… Им не слышен колокол чужого сердца, чужой жизни…

«Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе» (Джон Донн). В этой фразе заключена истинная любовь к человеку, где вместе пребывают и любовь, и жалость, и боль за человека, не только доброго и светлого. А более всего - за падшего и злобного, потому что не ведает, что творит. Истинная любовь плачет по всем, звонит колоколом по всем…

«Истинная любовь не гордится, не превозносится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» - так говорил апостол Павел.

А мы не ангелы. Мы в обычной жизни так не умеем. Знаю только точно, что «любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».

Ничто важное не умирает. Вопреки обидам, ненависти, гордыни, оправданиям, раздражению, вопреки склокам, ссорам и скандалам, вопреки уничтожившим все святое в душе, раздавившим, растоптавшим все самое чистое, доброе, светлое, выбросившим на улицу, на мороз, на смерть, втоптавшим в грязь, в болото, в могилу, вопреки сломавшим, разграбившим, обезумевшим в своей ненависти, стервозности, корысти, - истинная любовь остается жить вопреки. Любовь к этим людям – потому что не ведают, что творят.

Там, где когда-то экстренно и буйно взрастала ненависть к ним, после победы и погребального обряда непреклонно, неотвратимо, из года в год упорно растет, ширится до горизонта, охватывает все небо и уже всю вселенную цветок непреложности пути, цветок любви... И носится эхо вылетевшего, выстрелившего в небо слова «зачем!?» по всей вселенной, ища ответа не у людей – у Бога. И, найдя ответ, все прощает…

У мироздания на все есть ответы, надо только уметь услышать в тишине, когда эмоции и разум молчат, а сердце и душа устремлены в высокие пределы недоступной в суете вселенской мудрости. Хотя и в суете, и в гонке может придти понимание ответа, осознание, что любовь никуда не уходит. Она живет вечно – эта любовь.

К тем, кого так или иначе любила. К тем, кто любили искренно, по-отцовски и по-матерински. И к тем, кто губили, не умея любить. Любовь к неидеальным детям. К сиротам, бомжам, бездомным собакам, зверью в лесу. К замызганной, бедной родине на окраине цивилизации. К разрушенным фермам и заросшим осотом полям. К отечеству, не ведающему про меня, как про муравья в лесу.

К тем, кто осознанно унижал. К тем, кто невольно обидел. К тем, кто считал себя выше и умнее. К тем, кто был бестактен. К тем, кто пользовался твоей работоспособностью, умениями и выносливостью, но когда выносливость закончилась, возмутился: как же так?! К тем, кто… Сколько же их много!..

К тем… выплескивается обида и высыхает под солнцем. Остается все простившая любовь – истинная, не умирающая никогда.

От нее никуда не деться. Она растет над домами, над крышами, над лесами, как вселенский цветок. Она живет - поверх повергнутых, поверх вознесенных, поверх убогих, поверх святых, поверх растерзанных, поверх жаждущих крови, поверх хитросплетений судеб и жизненных дорог, поверх оставленных жилищ и городов, поверх бедных и поверх богатых, поверх «правильных» и поверх нас, неправильных… Поверх всего, что существовало и будет существовать.

«Она не гордится, не превозносится.» Но живет. Убивающие не смогли убить ее, уничтожающие не смогли уничтожить. И надо бы молчать об этой истине, а я пишу здесь… Зачем? Значит, это кому-нибудь нужно. Но это я пойму потом.