Фантазия в солнечный день

Замечательно в конце июля в нашем «Гадюкино». Как пел самый дружелюбный кот советской мультипликации: «Ярко солнце светит, щебечет воробей…» Да и помимо погодных радостей ещё и сад с огородом радуют. Вот и сижу возле огромного куста красной смородины, ягоды собираю. Вызрела, родимая. Проведёшь ладонями под зелёными резными листиками, и руки наполнены ярко-алыми брызжущими солнечным соком ягодами. Медитативное, надо вам сказать, занятие. Куст разросся до совсем уж гигантских размеров, ягоды на нём  море разливанное, собирать и собирать. А солнце светит, да прямо на макушку. Руки гребут ягодку сами по себе, а в голове гуляют всякие интересные мысли и образы.
   В последнее время часто встаёт перед глазами высокий утёс на берегу океана. У его подножия искрится в ярких солнечных лучах песок пляжа, а на вершине тихо шумят высоченные сосны. Иногда  но,  к сожалению, очень редко на утёсе под соснами молодая девушка в голубом кимоно, расписанном танцующими цаплями, разучивает какой-то замысловатый танец с веерами. И почти всегда у кромки прибоя старик Мияги готовит лодку к выходу в море. Я понятия не имею, откуда это знаю. Мияги и всё тут. Нет, он отнюдь не рыбак, этот старикан, стоящий в одной набедренной повязке у небольшой лодки. Тело его как будто свито из стальных тросов и толстых воловьих жил. Семья Мияги из Сатунуши Пейчин – «среднего» служилого сословия королевства Рюкю. Не высшее дворянство, но и не простолюдины. В большой деревне, тут за лесом, что неподалёку от древнего города Наха, у семьи Мияги много земли в собственности. Батраки из крестьян обрабатывают её, сажают рис, сою, разные овощи. Сдаёт семья в аренду и десяток больших баркасов. А старого Мияги все в деревне называют учителем или мастером. Мастером искусства тэ.
  Что-то в этой картинке мне кажется неправильным. То ли яркие резкие краски, то ли странные песни морского бриза в верхушках сосен на утёсе. Ну не может быть песок пляжа таким белым. Не могут быть набегающие на берег волны океана такими ярко-изумрудными, а стволы сосен практически алыми. Помниться меня совсем не впечатлили воды Финского залива в Петергофе. Ну, озеро и озеро, только сильно большое, да и водоросли такие же, как у нас в прудах плавают. А тут совершенно всё по-другому. Может Вселенная что-то мне хочет показать на «соседней странице»? Мне, как большому любителю фантастики, теория параллельных вселенных очень даже заходит. Как бы там ни было, но мне нравится сюда попадать. Да и сегодня затянулось что-то моё путешествие. Вон старик уже и лодку в прибой толкает. О, и запрыгнул из воды в своё судёнышко совсем не по-стариковски, одним лёгким быстрым движением. И тут же погнал лодку быстрыми ударами весла подальше в море.
  Не рыбачить вышел в море старый мастер. Лодочка стоит на якоре в полуверсте от берега, её прилично так покачивает. А Мияги, утвердившись на дне лодки в низкой стойке, выделывает длиннолопастным веслом замысловатые фортели старого ката. И качка ему совершенно не мешает, стоит как влитой. За сотни лет существования искусства тэ окинавские мастера приспособили в качестве подручного оружия массу разных предметов. Это и туйфа или тонфа – рычаг от ручных жерновов, крестьянский серп – кама, цеп для рушения риса – нунтяку, да то же самое весло. Всё  что можно было применить в технике рукопашного боя, всё шло в ход. И обычный шестифутовый посох-бо, и трезубцы-сай, пришедшие из буддистских храмов. Даже лопатку для ворошения риса использовали мастера тэ.
  Глаза старого мастера закрыты, на лице отрешённость.  Сорок с лишним лет назад его учитель Макабэ объяснил, что ката это не просто набор движений. Прежде всего, это медитация в движении, настоящий бой с невидимым глазу виртуальным противником. И уже много лет перед внутренним взором Мияги при выполнении им любого ката, с оружием или без, встаёт «безликий». Высокий, на две головы выше самого Мияги, широкоплечий, с длинными, словно у обезьяны, руками. Мощный и быстрый. Но старый мастер внутренне спокоен, сосредоточен на исполняемой технике, и уже множество раз заставлял «безликого» упасть на колено, принимая завершающий ката удар. А потом всё начиналось заново. Атаки оппонента и отточенная годами тренировок техника тэ. Один лишь только раз, в день когда Мияги не смог совладать с собственной злостью, с колен поднялся уже совсем другой противник, «чёрный человек».
   В тот день отец Мияги отказался посылать сватов в дом красавицы Юкико. Негоже, мол, потомку воинов брать в жёны дочь простого рыбака. С чёрной злобой в душе на весь окружающий мир пришёл тогда молодой Мияги на свой утёс. Обида и злость мутили сознание, застилая окружающую красоту. Под натренированными пальцами молодого мастера кора с сосен сходила пластами, стволы гудели от ударов. А в виртуальный бой с «безликим» Мияги вложил всю бурлящую в душе ярость. Движения ката в этот раз стали у него мощными, резкими, ему самому казалось, что руки разорвут противника. И вот «безликий» упал на колени, принимая последний рубящий удар ребром ладони. А встал с колен уже совсем другой противник. Антрацитово-чёрное тело, ростом и сложением полностью напоминавшее самого Мияги, с клубящейся дымкой вместо лица. Молодой мастер резко выдохнул, и начал вновь исполнять ката. Только теперь противник оказался ещё резче, ещё мощнее, как бы своими атаками заставляя Мияги полностью вкладывать в невидимый поединок всю свою ярость и душевную боль. А на последних движениях ката, на том самом рубящем ударе, который должен был окончательно срубить противника, дымка на его лице вдруг превратилась в зеркально-чёрную маску. И в этом тёмном зеркале Мияги увидел своё оскаленное в ярости лицо. И занесённая для удара ладонь замерла. Собственное яростное отражение выбило молодого человека из колеи.
  Мастер Макабэ, услышав рассказ об этом происшествии,  в тот же день отправил своего ученика в небольшой горный храм. Два месяца Мияги прожил при храме, тренируясь и выполняя всякую работу. А вечерами настоятель, мужчина без возраста, по его внешности можно было дать и 35 и 65 лет,  устраивал молодому бойцу проверку. Тот должен был, используя любую технику, просто дотронуться до монаха. За все два месяца Мияги не смог прикоснуться к настоятелю ин разу. Вот-вот, и вроде уже, но… Лёгкое, практически незаметное движение, уклон, уход с линии атаки, и монах оказывается у Мияги за спиной. Поначалу это очень злила  молодого бойца, но потом он втянулся в эту игру. И, казалось, плавные движения монаха, его мягкие отводящие блоки гасят бурю в душе его партнёра. И только через два месяца, вернувшись в родную деревню, Мияги начал снова практиковать ката. И слава богам, перед внутренним взором молодого мастера являлся только «безликий», «чёрного» больше не было никогда.
   Всё это пронеслось у меня перед глазами, как картинки японской манги. Что, почему? То ли сам старый мастер рассказал мне эту историю, то ли этот мир знакомит меня со своими обитателями. Вопрос, на который вряд ли будет ответ. А Мияги в лодке уже отложил весло. Он всё так же в низкой стойке, а руки его плетут замысловатую филигранную вязь техники, ну ни разу не похожей на лаконичные движения Наха-тэ. Мощные блоки, захваты и заломы, резкие таранные удары кулаком. А вот и «тигриные лапы». Это что, стиль тигра, что ли? И перед глазами снова развернулась картинка. На муаровом шёлке яркой тушью нарисован танцующий посреди поляны чёрный журавль. А от опушки бамбуковых зарослей к нему крадучись приближается тигр. Очень живая картина. Кажется сейчас танцующий журавль, запрокинув голову, застучит ярко-красным клювом, призывая подругу. В ярко-жёлтых глазах тигра читается кровожадность и ярость царя китайских лесов. Под блестящей шерстью перекатываются мощные мускулы. Он весь мощь и ярость. Стиль тигра и журавля из южнокитайской Фуцзяни. Ещё до завоевания кланом Симадзу из Сацумы королевства Рюкю, молодые аристократы с островов ездили учиться в Китай. Видимо, помимо каллиграфии и конфуцианских текстов, один из основателей Наха-тэ учился у китайцев и боевому искусству.
  Последний удар  «тигровой лапой» Мияги выполнил с выдохом, больше похожим на рычание разъярённого тигра. В глубине глаз мастера горел тот же яростный огонь, что и в глазах тигра на шёлковом полотнище. Ух, ты! Мастер, а теперь чёрного журавля, ну пожалуйста!!! Он, что меня слышит, что-ли? Старик улыбнулся уголками губ, и медленно покачал головой. Не всё сразу, паренёк, не всё сразу. Нуемолимая сила потянула меня куда-то в сторону открытого моря, а Мияги мощными движениями весла погнал лодку в сторону утёса с соснами на макушке.
 Ух…
   Яркое июльское солнце играет на глянцевых боках смородиновых ягод. Тихо шумит листва старой липы, что за забором у маленькой сажалки. Алыча под тяжестью налившихся соком плодов склонила к земле ветки. Дом, милый дом. Но, чёрт возьми, как же мне хочется туда, под сень вековых сосен над прибоем.