Не забывается...

Прошлое всегда с нами, и все,
что мы собой представляем,
все, что мы имеем, исходит из  прошлого.
Не понимать этого  и не ощущать
прошлое… значит, не понимать настоящее.
Д.Неру

   Я живу в очень маленьком городке почти в центре Курской области. Мой Фатеж затерялся в окружающих его полях чернозема, лесах и перелесках.  Я знаю и люблю его историю, его замечательных, интересных, талантливых людей. Люблю названия улиц, милые и поэтичные. Люблю всё, потому что это всё - моя родина.
Но есть ещё один город, близкий и дорогой мне. Киев – город-мечта, город-сказка моего детства. Каждый из нас в детстве мечтал побывать в Москве, а ещё бы в Ленинграде, или в Севастополе, съездить на море.  Мы жили втроем с мамой и бабушкой, и, конечно, ни о каком море нечего было и мечтать. Ну, а Москва обязательно, потом, когда вырасту.  Зато у меня был Киев. Там жила младшая сестра бабушки – бабушка Тоня. 
   Я знала: наступит лето, у мамы будет отпуск, и мы поедем в Киев. Весь год мама понемножку откладывала деньги на поездку. И вот вещи собраны, и мы отправляемся. Сама дорога была целым приключением. Вечером мы ехали в Курск к маминой сестре – тете Зине. Вставали ночью, часа в три, шли по пустому, гулкому городу, по переходному мосту и садились в поезд «Воронеж-Киев». А дальше целый день в плацкарте: разговоры, знакомства, верхняя полка, постоянно меняющаяся картинка за окном. И вот наконец Киев. А дальше две-три замечательные недели. Проходили они примерно одинаково: осмотр достопримечательностей, покупки и отдых на Днепре. А ещё между всем этим – помощь бабушке по хозяйству, игры во дворе с ребятами.
  При осмотре достопримечательностей в программу в обязательном порядке входили обзорная экскурсия и, конечно, зоопарк. А ещё в разные годы Софийский или  Владимирский собор, или музей, или ужасная и прекрасная Лавра.
Как много осталось в памяти! В один из первых дней  мы с мамой садились в автобус и отправлялись в путешествие - на обзорную экскурсию по городу.  Чего здесь только не было!  Широкие проспекты и тихие улочки, бульвары и площади, театры и храмы. Старинные здания соседствовали с современными. Пирамидальные тополя  и шарообразные каштаны. Старинная брусчатка и современный асфальт. Я смотрела по окнам, а экскурсовод рассказывал, рассказывал.  И на следующий год мы с удовольствием садились в автобус и ехали по знакомому маршруту. Что-то с радостью узнавали, что-то открывали заново.
   Что я помню? Красные стены университета, памятник Богдану Хмельницкому, Святую Софию, Арсенал, простой снаружи и прекрасный внутри Владимирский собор, величественная стелла Славы и Вечный огонь.
   Чаще всего, вспоминая Киев, я представляю одну картину. Бабушка жила в Дарнице, на левом, равнинном берегу Днепра, в районе новостроек. Исторический центр находился на правом. Мы ехали на метро сначала по левому берегу, а потом через Днепр, широкий, полноводный. Через него были перекинуты мосты: для метро, железнодорожный, знаменитый мост Патона. По Днепру проплывали катера, баржи, а впереди открывалась великолепная картина. Высокая гора правого берега вся зеленая-зеленая, потому что улицы в зелени, а ещё парки, бульвары. Среди зелени виднеются крыши самых высоких зданий и блестят купола знаменитой Лавры. Я пробовала их считать и всегда сбивалась.
После станции «Днепр» поезд нырял в туннель. А само метро! Красивые, величественные станции в граните и мраморе. Бесконечные ленты эскалаторов. Поезд мчится сквозь мрак, только ритмично стучат колеса, замедляет ход, выныривает на свет, останавливается, и голос, немного механический, объявляет: «Станция Арсенальна. Доступна станция Хрещатик».
   Крещатик. Самый центр. Красивая и торжественная  главная улица столицы. Мы шли с мамой за руку, и я с восхищением оглядывала всё: широкую улицу с движением в несколько полос, величественные здания, совершенно одинаково отделанные гранитом – снизу темнее, сверху – светлее, так что казалось, вся улица – одно сплошное здание. И необыкновенные каштаны – все одного роста, с одинаковой шарообразной кроной.  И «Киевские каштаны» по двадцать две копейки – самое вкусное в мире эскимо.
   А ещё была Киево-Печерская Лавра, самое яркое и страшное впечатление. Первый раз мы отправились туда, когда мне было лет шесть. Меня предупредили, меня настроили. Поэтому длинные подземные коридоры, освещенные одинокими лампочками, не пугали. И окошки в замурованные кельи не пугали. И даже ниши с гробами, где лежали останки, или, как пояснила бабушка, мощи. И вдруг огромная гробница за стеклом, где, кроме мощей, лежали в ряд черепа! Это для меня было слишком! Я крепко зажмурила глаза и даже для надежности закрыла их ладошкой, ухватилась другой за руку мамы и дальнейший путь проделала так.   На все уговоры бабушки я упрямо трясла головой. Ну и что, что исторические объекты, и нет, мне не стыдно, и смотреть не буду. И так до конца экскурсии.
Так что по-настоящему я увидела Лавру лет через семь-восемь. Мы пошли туда вместе с соседским мальчиком. Шли вдоль толстенной крепостной стены с зубцами и узкими бойницами, по широкой деревянной лестнице с  истертыми ступенями и я представляла себе, как через эти бойницы смотрели защитники Лавры, как шли монахи и воины по этим ступеням. А потом мы пошли в Дальние пещеры. О! До сих пор помню это впечатление. Узкие каменные тоннели с неровными каменными ступенями идут вниз и вниз почти всё время и поворачивают то вправо, то влево, так что голова начинает понемногу кружиться. Идти можно только по одному. Небольшие светильники, закрытые матовым стеклом, расположены в стенах почти у пола. Тусклый свет идёт снизу, и кажется, что серый камень давит на тебя. Жутковато! А ещё углубления в стенах, где прятались в минуту опасности, и в нишах на постаментах гробы с мощами, и ниши за стеклом, а в них кости. А в центре вдруг подземный храм. И снова тоннели, а по сторонам ответвления, перекрытые канатами, уходят вдаль бесконечным лабиринтом. Ты выходишь под большим впечатлением от соприкосновения с древностью и больше всего радуешься тому, что мрак позади и ты снова видишь солнце.
   А ещё был зоопарк. Мы проводили там почти целый день. Кого там только не было! Львы, тигры, бегемоты! А жирафы! А слоны! Мы бродили от вольера к вольеру, и обязательно покупали мороженое, и обязательно фотографировались в начале, чтобы в конце получить фото с надписью «Киевский зоопарк» и год.
Конечно, мы ходили по магазинам. В киевских магазинах, мне казалось, было всё. Мы покупали продукты на каждый день, присматривали что-то из одежды или обуви. Иногда покупали мне к школе портфель или форму. Однажды приобрели необыкновенные цветные карандаши: в коробке, открывавшейся как книжка, было целых тридцать шесть штук, а на внутренней стороне крышки изображение Тараса Шевченко с бандурой.
   В продуктовых магазинах здесь была и колбаса, и сыр, и сливочное масло, и многое другое, чего в нашем городе не было никогда. Мы не удивлялись и не возмущались – это же столица. Очень многие у нас ездили за одеждой и за продуктами в Москву или в Харьков. Мы не ездили – не было возможности. Но летом, оказавшись в Киеве, делали необходимые покупки. А ещё надо было ведь привезти гостинцы родственникам, всем. Колбасы хотя бы по палочке. В общем, мой крестный дядя Лёня, провожая нас на вокзал, тащил сумки и сумочки  и всегда ругался: «Хоть бы не встретить никого из знакомых!»
   Самую большую часть отпуска занимал отдых на Днепре. Мы отправлялись туда с утра, взяв всё необходимое: покрывало, продукты. Доезжали до станции «Гидропарк» и на пляж. Большой городской пляж, весь усеянный отдыхающими. Выбирали место, расстилали покрывало. Впереди был прекрасный день. Мы купались в чистой, теплой днепровской воде, загорали.  А как здорово было качаться на кругу на волнах от проплывшего катера или баржи! И все продукты съедались до последней крошки. Ещё бы! На свежем-то воздухе да после купания.
   Я всегда была худенькой и ела плохо. Ну, не то чтобы плохо, просто было много всяких «не». В молоке не должно быть пенки, ни капельки. В мясе не должно быть жира, шкурки, хрящей и т.д. Бабушка Тоня считала своим первейшим долгом, чтобы ребенок за время пребывания у неё поправился. Поэтому уже в первый день меня взвешивали на уличных весах, а заодно и маму. И начинался «откорм». А контрольное взвешивание в конце! Когда я стала постарше, это меня смешило: как будто теленка откармливают и определяют привес. Если привес был, бабушка считала свою миссию выполненной. И он-таки был! Ещё бы! Каждое утро передо мной ставилась тарелка молочной геркулесовой каши с маслом, и я слышала: «Если не доешь, не пойдешь…(в зоопарк, на Днепр и т.д.). А поскольку  знала, что бабушка Тоня – это не мама и уговорить её не получится, то каша путём неимоверных усилий заталкивалась внутрь, и мы отправлялись. А вообще-то бабушка готовила очень вкусно, и все её супы, блинчики съедались с удовольствием. А ещё была докторская колбаса, вкусная и, главное, совершенно без жира.
   В моей памяти хранится много киевских воспоминаний. Необычный говор на улицах, смесь русского и украинского, который я тут же начинала копировать. Смешные, на мой детский взгляд, вывески, например «Перукарня». Я знала, что это «Парикмахерская», но мне казалось, что правильно «Пекарня». Очень смешили названия залов в перукарне: жиночий и чоловичий(мужской), как будто подразумевалось, что человек только мужчина. Самой забавной была вывеска «Свинячьи копчености». Киев остался в моей памяти как необыкновенно красивый и необыкновенно чистый город, полный цветов. А ещё как город очень культурных людей. Ни разу не случалось, чтобы бабушка Тоня ехала стоя. Если не было свободных мест, обязательно кто-нибудь поблизости вставал и вежливо говорил: «Садитесь, пожалуйста». В самый час пик в метро не было ни давки, ни грубости.
   Среди моих воспоминаний нет ни одного грустного, негативного, тревожного. Даже когда мы уезжали, я не грустила. Я твёрдо знала, что следующим летом снова приеду сюда и всё опять повторится.
   Кстати, поскольку отпуск у мамы был летом, то и в Киев мы всегда ездили летом. Поэтому я не видела город ни зимой, ни осенью, ни весной. В моей памяти Киев – это вечная летняя сказка.
   Последний раз мы с мамой были там после моего восьмого класса. Потом несколько лет не ездили, уже не помню почему. А после первого курса я отправилась туда одна  на каникулах в сентябре. Теперь был маршрут «Курск – Киев». Я просто села утром в автобус, а вечером была в Киеве. Это была встреча после долгой разлуки с дорогим  и любимым местом. Теперь я могла сама, одна пойти и поехать куда угодно. И я повторила почти все детские маршруты. Оказалось, что я помню всё: где что находится, как туда пройти или проехать. Я съездила на экскурсию по городу, походила по магазинам, даже посетила зоопарк. Только вот на пляж не ездила – в сентябре он пустовал. Город был все такой же красивый, чистый, полный цветов.
   В этот период у нас случился очередной приступ дефицита: куда-то пропали практически все моющие средства – мыло, шампунь, порошок. Периодически в магазинах что-либо «выбрасывали», тут же возникала огромная очередь, и, если тебе повезло, ты покупал вожделенный товар. С косметикой дело обстояло так же. Я ехала в Киев с уверенностью, что там, конечно, все есть. И действительно, всё было. Правда, на Крещатике, в центральных магазинах, были очереди. Но ведь сколько приезжих, туристов! А чуть в сторону от центра – всё спокойно и всё есть. Потолкавшись в очередях, я купила несколько помад, тени, ещё что-то, шампунь. Было немного обидно: здесь есть всё, и некоторые граждане в очереди ещё капризничали: не хочу этот порошок или шампунь, хочу другой. А мы дома с радостью хватали любой. Но я себя успокаивала. Да всё нормально, в Москве же тоже всё есть. Мы с подружкой зимой ездили. Всё-таки Москва, Киев, Харьков – это одно, это столицы, крупные промышленные города, а Курск и, тем более, Фатеж, немножко другое. В общем, домой я ехала счастливой обладательницей пополнившейся косметички и тридцати кусков туалетного мыла: десять штук «Земляничного» себе, и по десять «Детского» двум новорожденным племянницам. А ещё, конечно, колбаса, и сыр, е ещё, и ещё… Но главное – встреча с любимым городом.
   Я надеялась, да что там, была уверена, что ещё не раз приеду в Киев. Но жизнь распорядилась по-другому. Началась работа, потом семейная жизнь, дети, то, сё. В общем, в следующий раз я оказалась в Киеве через тридцать три года, в 2013 году.
   Наш профсоюз организовывал ежегодную летнюю поездку. Прошлогоднюю, в Сергиев Пасад, я пропустила, а в этом году предстояла однодневная экскурсия в Киев. Я решила, что поеду обязательно. Ещё бы!  Через столько лет снова окажусь там, всё увижу. Посмотрю, какой он теперь, Киев. Потом часто сожалела. Зачем поехала? Пусть бы оставался в памяти таким, каким запомнился с детства. Потому что Киев стал другим. Нет, вроде бы всё осталось на месте: и Крещатик, и Лавра, и соборы – и всё-таки другой. Другой воздух, другие люди, другая атмосфера.
   Во-первых, экскурсия оказалась плохо организованной. Это, конечно, не вина Киева, но… Первая остановка была на Подоле, где мы должны были поменять деньги и позавтракать. Подол – один из самых старых районов города, даже древних. Первое и очень неприятное впечатление. Почему-то это место оказалось полно всяких маргинальных личностей. Какие-то бомжи, пьяницы, побирающиеся инвалиды спали на скамейках сквера, сидели прямо на земле около киосков. Впечатление было ужасное. Обсуждая потом поездку, мы искренне недоумевали. Если этот район стал таким криминальным или неблагополучным, неужели необходимо везти сюда туристов? Чтобы они получили первое и неизгладимое впечатление?
   В программу входила обзорная экскурсия, посещение Бабьего Яра, Софийского  и Владимирского собора, памятника основателям города, экскурсия в Киево-Печерскую Лавру. Памятники и соборы были на месте. А сама экскурсия организована как-то странно.
   Нас возили по улицам, старательно обращая наше внимание на новые реалии: вот здание Рады, вот памятник Независимости, а вот памятник Голодомору. Причём всё сопровождалось весьма политизированными комментариями о свободе, которую наконец обрела Украина, о судьбоносных решениях Рады, которые позволят стране вступить в Евросоюз. Всё это было не очень приятно, но что же делать. Но когда нас в третий раз подвезли к памятнику Голодомору, мы не выдержали. Наш руководитель вежливо указал экскурсоводу, что мы видим этот камень в третий раз. Хотя и в первый раз всё хорошо увидели и услышали. Что мы знаем о голоде на Украине, но напоминаем, что голод в это время был и в России. Мы знаем историю, и не надо нас учить её новому варианту. И вообще лучше придерживаться программы экскурсии и не вдаваться в политику. Даму слегка перекосило, зато дальше она держалась в рамках. Правда, на осмотр Владимирского собора у нас в результате осталось пятнадцать минут – зайти и выйти. К вечному огню и памятнику славы нас, конечно, не повезли, Софийский собор оказался закрыт, и мы лишь постояли около. Богдана Хмельницкого экскурсовод в упор не видела. Но в целом памятники стояли неизменны и нерушимы. И то слава Богу!  А вот сам город… Нет, он по-прежнему был чистым, но, увы, не таким. Мы фотографировались у знаменитой ладьи – памятника основателям города. Я стояла у парапета, смотрела на Днепр и с недоумением видела замусоренный берег, бутылки, пакеты и тину в воде у берега. Уже после обеда мы шли по улице к Андреевскому спуску. Вокруг валялись ветки, сучья, поломанные ночным ураганом. Но никто и не собирался ничего убирать. В процессе экскурсии на глаза часто попадались баннеры одинакового содержания «Киев – город цветов». А я с грустью констатировала: нет, это раньше Киев был городом цветов, а теперь остались одни баннеры. Цветов почти не осталось. Не было цветочных часов, картин, прекрасных клумб, которых так украшали город раньше.
   Порадовала Лавра. Я снова открывала её для себя. Мы зашли с какой-то незнакомой мне стороны по старинной булыжной дороге, смотрели на древнюю каменную кладку. Побывали внутри прекрасных палат, прошли по старой деревянной галерее. Самое большое впечатление произвела крошечная надвратная церковь двенадцатого века. Все внутри было деревянным и всё прямо дышало древностью. Я поднималась по высоким истертым ступеням, осторожно дотрагивалась до резных столбиков, на минутку присела на одно из сидений, предназначенных для уставших на молитве старцев. И думала: сколько же всего видели эти стены, сколько пережили. Даст Бог, переживут и эти времена.
   А вот пещеры, мягко говоря, разочаровали. Вернее, не пещеры. Они-то за столетия не изменились. А вот организация экскурсии – это что-то.  Какой-то умник придумал отключить электричество, и перед входом всем раздавали свечи. Я сразу вспомнила, как бабушка Тоня рассказывала, что именно так проходили экскурсии до войны. Вел посетителей монах. Теперь не вёл никто. Мы заходили друг за другом и шли…куда-то. Темно, душно, скученно. Я помнила, что длина Ближних пещер, вернее, открытой для экскурсий части двести с чем-то метров. Теперь, по-моему, отгородили метров пятьдесят. И по этому отрезку движется вереница людей. Мало того, в какой-то момент мы увидели, что навстречу нам движется другая вереница. Это те, кто дошел до конца отрезка и возвращался. В узком темном тоннеле люди двигались в противоположных направлениях почти вплотную друг к другу. Осматривать что-либо в такой ситуации не было никакой возможности. Тоннель повернул, потоки смешались и…через пять минут я была на поверхности. Я сидела на скамейке и удручённо думала: «Да уж! Ну ладно я. Я была здесь раньше, у меня есть прошлые впечатления. А какие впечатления останутся у сегодняшних туристов? Да никаких».
   Последней точкой был Крещатик. Последней точкой экскурсии и последним впечатлением. У нас оставался час-полтора свободного времени. Кто-то, устав, остался в автобусе, но большинство отправилось погулять по Крещатику и, конечно, купить киевский тортик. Я специально отстала. Мне хотелось побродить одной, посмотреть, вспомнить. Всё вроде было таким же. Те же одетые в гранит здания, те же шарообразные каштаны. И всё же другое. Ну, ещё бы! Тридцать лет прошло. Уличные кафе, музыканты, ребята, танцующие брейк. В первых этажах магазины. Специально зашла в один, другой. Дорогие, сверкающие, почти безлюдные и почти сплошь иностранные. В первом же бутике обратила внимание на женщину, которая стояла в тамбуре около двери и держала в руке какую-то баночку. Я даже не сразу поняла, что она просит милостыню. В следующем магазине картина повторилась. Теперь я целенаправленно зашла ещё в несколько. В каждом, и даже в магазине тортов, стояли такие женщины. Почему-то они поразили меня даже больше бомжей на Подоле. Обычные женщины приличного вида, предпенсионного или пенсионного возраста скромно стояли в сторонке около входной двери и, потупив глаза, держали в протянутой руке баночку для подаяния. Настроение испортилось. Я возвращалась к автобусу и думала: «Гоподи! Какой ужас! Что же это происходит!?» Эти женщины, стоящие за подаянием в сверкающих бутиках Крещатика, сказали мне о состоянии Украины больше, чем все новостные передачи. Да, Киев уже не был сказкой. А если и был, то весьма страшной сказкой.
   А потом грянул 2014 год. И начался весь этот ужас, который продолжается до сих пор.
   Я вряд ли когда-то ещё окажусь в Киеве. Состарилась и умерла бабушка Тоня, умер крестный.  Иногда я думаю: хорошо, что они не видят всего этого.
   Оглядываясь назад,  иногда думаю: может, действительно всё это было сказкой. Тот мир, где Россия и Украина были частями одной страны, а русские и украинцы – одним народом. Пусть отличался язык. Но ведь и в России, если сравнить, северные и южные говоры отличаются, да ещё как. Нет, всё так и было. Мы жили в многонациональной стране и воспитывались в духе интернационализма. Пусть звучит по-книжному, но это было так. На нашем литфаке(факультете русского языка и литературы), кроме русских, учились украинцы, армяне, чеченцы, было национальное отделение с группами из Киргизии и Узбекистана. В общежитии в комнате мы жили впятером: две девочки русские, две киргизки, одна уйгурка. Мы удивлялись порой чужим обычаям, беззлобно посмеивались над привычкой первокурсниц с нацотделения ходить в общежитии в национальных цветастых платьях и штанишках, над горячностью Хасана, над отчаянием Гоги, который никак не мог выучить русские падежи. Но именно беззлобно. Мы иногда ссорились и ругались, ни никогда на почве национальности. Ну, разные и разные. И если казахи, чеченцы всё-таки воспринимались как представители других наций, то украинцы никогда.  Это как в семье. Вот жила одна семья, а потом дети выросли, стали жить отдельно, появились двоюродные, троюродные. Они уже не такие близкие, как родные, и всё-таки близкие. Одно слово – родственники.
   И разве могло нам прийти в голову, что эти народы вдруг отделятся, да не просто отделятся, а станут враждебными. Ни в каком фильме ужасов нельзя было себе представить того, что произошло потом. В фильмах ужасов могло произойти всё: мог упасть астероид, произойти потоп, появиться Годзилла. Но что на Украине героем станет Бандера, что в парадах будут вышагивать оуновцы, вскидывая руку в нацистском приветствии, что будут сносить памятники советским солдатам и запрещать русский язык – такого произойти не могло.
   Однако произошло. Кто виноват? Где мы, и русские, и украинцы, недосмотрели, пропустили? Как могли пропустить? Я помню, как в конце 80-х в «Комсомольской правде» стали появляться статьи о том, что на западной Украине появилась националистическая организация, которая выступает за свободу и независимость Украины. Они вызывали недоумение: о какой зависимости и несвободе идет речь? Украинский язык никогда не запрещали, промышленность, сельское хозяйство, культура развивались. Украина была одной из самых развитых, богатых и процветающих республик Советского Союза. Поэтому прочитав подобную информацию, я пожимала плечами: это какое-то недоразумение, которое скоро исчезнет. Но оказалось по-другому. Как раковая опухоль, национализм, нацизм где-то исподволь, потихоньку рос, зрел, и наконец проявился «во всей красе». Потом метастазы стали расползаться по всей Украине и все ближе к России. И наконец 24 февраля. Военная операция. Понятно, что мера эта вынужденная. Опухоль нужно было вскрыть и вырезать. Иначе нарыв неизбежно бы лопнул, и зловонная гадость затронула бы и нас.
   И вот теперь слёзы, кровь, разрушения. Гибнут воины, мирные жители. Будь прокляты те, кто это затеял и поддерживает, питая нацизм и толкая его к границам России. Ведь ясно же, что Украина стала всего лишь пешкой, мелкой разменной монетой в игре больших дядей. Главная-то цель – Россия, которая никому не нужна сильной. Я помню, как в девяностые, когда всё разваливалось и мы в отчаянии думали, что же будет дальше, радовались западные политики, с восторгом говоря о наконец-то пришедшей в Россию свободе и демократии. А вот когда страна стала пониматься и крепнуть, тон изменился, Теперь, оказывается, свобода исчезла и растет диктатура. И сейчас как они все в один голос злобствуют, наперебой изобретая санкции, даже в ущерб себе, и обвиняя нас во всех грехах. Ничего. Мы выстоим и всё перетерпим! Мы не позволим нацизму победить! Но сколько это будет стоить!?
   Что будет дальше? Когда всё это закончится? И чем? Вряд ли кто-то сейчас даст ответ.
   Господи, помоги нам всем! Накажи виновных и вразуми враждующих. Помоги найти выход.
   Я мечтаю о том, чтобы вернулась сказка моего детства. Чтобы все, и Россия, и Украина, и все-все страны жили в мире и дружбе. Пусть будут разными странами, с разными названиями, языками, но только в мире и дружбе. Чтобы мы снова беспрепятственно ездили друг к другу в гости, пели русские и украинские песни… Я верю, что так и будет.