Нужна ли на войне Совесть

  На отдыхе, личный состав, не покидала мысль: "Скоро мы перейдем границу Гитлеровской Германии, как нам вести себя с местным населением?" С такими вопросами ко мне неоднократно обращались и офицеры, и сержанты. В беседах с солдатами этот вопрос вставал часто. Вечером ко мне подошли сразу несколько офицеров – с этим же вопросом. Я попытался их переадресовать к замполиту батальона:
– Михаил Федорович, скажи нам, есть какие-нибудь указания или советы, или распоряжения?
– Пока нет! Об этом, еще никто не сказал ни слова.
У пришедших я тут же спросил:
– А вы как думаете: как надо вести?..
– Да вот… у нас нет единого мнения: Одни говорят – надо за зло платить злом. Другие – мы не варвары…
– Хорошо. Утро вечера мудренее. Если до утра никаких распоряжений не поступит, тогда на утреннем построении я выскажу свое мнение. Это дело серьезное и на самотек пускать его нельзя, а пока – отдыхайте!

  Всю ночь у меня не выходила из головы мысль: "Как сказать коротко и доходчиво. Ведь это вопрос государственный – политический. Немцы – немцами, а народ-то у нас простой… Дай в этом вопросе слабину, потом не остановишь, а это повлечет разложение личного состава".
  Ночью был сильный снегопад при непроглядном тумане. Батальон отдыхал после тяжелого перехода. Утром воины привели себя в порядок, после завтрака батальон был построен. Заслушав доклады командиров рот и отдельных взводов, перед строем батальона я произнес короткую речь:
– Дорогие воины, не далек тот день, когда мы перенесем боевые действия на территорию врага. Враг будет ожесточенно сопротивляться и того, кто стреляет – мы будем беспощадно уничтожать всеми средствами. Но помните, что мы воины Красной армии, армии рабочих и крестьян, армии – освободительницы! По этому – ни стариков, ни женщин, ни детей, ни раненых, ни добровольно сдавшихся в плен – не трогать! Вспомните походы наших российских полководцев: Суворова, Кутузова. Жители Европы их встречали с цветами. Цветов нам никто не преподнесет. Но варварское отношение народ ожесточит, а воевать с народом гораздо сложнее, чем с армией…
  Не я успел закончить свое выступление, как у забора остановился "Виллис" из которого, размахивая газетой "Правда", выскочил комдив и, не обращая внимания на мой доклад, почти криком процитировал:
– Вот скоро наступит время, когда мы будем шагать по немецкой земле. Будем добивать врага в его собственной берлоге, так Илья Эренбург призывает: "Убей немца в колыбели!" – это газета "Правда", – Будете наступать – уничтожайте этих гадов без жалости, за нашу поруганную землю!
– Товарищ полковник, я только что выступил по этому же поводу. Но, несколько в ином контексте, – сказал я, провожая его до машины.
– Молодец! – не особо вникая, ответил комдив. Помахав газетой, сел в машину и укатил.
  В строю наступила гробовая тишина. Отсутствие единого мнения у руководства переросло в разброд в головах подчиненных – гул обсуждений прокатился по строю. Опровергать выступление комдива, который ссылался на газету "Правда", я не решился, но твердо оставался при своем мнении.

  Тогда я не знал – так было написано в этой статье, или не так, но решил твердо гнуть свою линию. С написанной летом 42-го статьей Эренбурга "Убей!" я был знаком, и сам убивал без пощады. Призыв "Убей!" считал актуальным, когда мы сражались на своей территории. Теперь же, перед нами было мирное немецкое население. Собрав офицерский состав, я сказал:
– Да, врага оказывающего сопротивление уничтожать надо беспощадно, но дети, женщины и старики причем?.. В чем они повинны? Илья Эренбург пусть там … остается при своем … мнении! Но на фронте – мы с вами, нам управлять подчиненными, и мы должны вести себя – как люди. Довести воинское подразделение до состояния банды, прикрываясь красивыми лозунгами, несложно. Кто этой бандой потом командовать будет? Эренбург!? Вопрос обсуждению не подлежит! Донесите до каждого воина мое требование: Там, где наступает наш батальон, каждый должен выполнять только мой приказ. И другого мнения быть не должно! – сам же я подумал, что время рассудит – кто был прав?
  В тот день солдатские умы были в полной неопределенности, но каждый знал, что комдив далеко, а комбат всегда рядом и "спросит"...

  Через пару месяцев в той же "Правде" появилась статья на целую страницу с опровержением, но уже подписанная Александровым. Первым с газетой прибежал ко мне замполит батальона:
– Николай Иванович! Смотрите! – указывал он пальцем на статью, – Как вы были правы… Вот – опровержение… Откуда вы это знали?
– Дорогой Михаил Федорович, ничего я не знал, а просто понимал, как должно быть – по совести. Рад, что наконец, и на "верхах" дошло… Вам же – спасибо за поддержку! Донесите содержание этой статьи до каждого воина.
  Но это произошло гораздо позже – 14 апреля, и лишь 20 апреля вышел приказ Сталина "Прекратить насилие!"