Расщелина Глава 6

НЕОЖИДАННОЕ ЗНАКОМСТВО

На похоронах матери Павел отца не видел и прощание с Варварой прошло без его участия. Этот факт выглядел странно и немного подозрительно, словно непроизвольно указывая на причастность Василия к пожару. Даже городской следователь, вызывавший сына для дачи показаний в связи со смертью матери, интересовался странным отсутствием законного мужа на похоронах супруги: «Не в отъезде ли хозяин?» — так и спросил. Павел ответил, что не знает, где в настоящее время находится отец и, при случае, сам бы хотел задать ему некоторые вопросы. В последующие дни, в свободное от занятий время, Павел находился у своего учителя, который из добрых намерений, выделил ему в своей квартире маленькую комнатку. Он жил один и от чистого сердца вызвался помочь парню.

Павел обходил почти все городские трактиры и сомнительные заведения, пытаясь случайно напасть хотя бы на слабый след отца, исчезнувшего по странным обстоятельствам. Хотя владельца сгоревшей усадьбы усердно разыскивала Жандармерия, но даже они ничего утешительного сказать не могли. Василий Рагозин попросту исчез. Сидор же, прикинувшись непричастным, отмежевался от расспросов Павла, когда тот навестил его, зная, что их тесная дружба была известна всем. От пытливого взгляда юноши не могла ускользнуть наигранная растерянность преданного дружка: «Знает, но от чего-то молчит? — подумал Павел, однако лезть назойливо в душу не стал, определил для себя дистанцию. Человек сам решает; с чем и как ему жить…

Выходя со двора, он случайно столкнулся с девчонкой, которая шла навстречу. Их мимолетные взгляды встретились и разминулись. Однако, замедлив шаги, оба обернулись почти одновременно. Павел выжидающе замер. Широко раскрытые глаза незнакомки с нескрываемым интересом, смотрели на него. Глаза передают многое; желание, волю, порой даже восторг, но на то нужны особые причины. У Павла не было повода разглядывать девушку, но обернувшись он заметил за собой, что делает это с удовольствием. Он видел необычную незнакомку впервые.

— Вы были в моем доме? — спросила она.

Павел замешкал с ответом.

— Вас кажется Павел зовут? Не удивляйтесь, я видела Вас как-то с друзьями и запомнила имя.

— Вообще-то я уже поговорил с Вашим отцом.

Павел с любопытством вглядывался в лицо девчонки. Она показалась ему излишне смелой и внимательной.

— И зачем он вам понадобился?

— Если уж мы случайно встретились, то хотелось бы спросить только об одном.

— Спрашивайте!.. — бойко ответила Анна, слегка будто бы даже улыбнувшись.

— Я вашего имени не знаю?

— Меня Анна зовут.

— Рад знакомству. Скажите, Анна, не было ли за последние дни у Вас в доме, Василия. Я знаю, что он водил дружбу с Вашим отцом.

— С чего Вы взяли, что Сидор мой отец? — удивленно ответила девушка. — Он просто дядька.

— Я не знал, по сути, вы живете в одном доме. — Павел ждал ответа, полагая, что может быть Анне хоть что-то известно о его отце.

— Вы знаете, Павел, давайте пройдемся, ну если у Вас, конечно, есть немного времени для общения. Я бы хотела поговорить с Вами как раз по этому вопросу и, если честно, даже искала повод для встречи.

Павлу от чего-то было приятно принять понравившееся предложение своей неожиданной знакомой.

— Давайте в парке прогуляемся, заодно и поговорим — предложил он.

Анна заговорила первой; ей хотелось поделиться с Павлом недавними подозрениями, по поводу новых и очень сомнительных приятелей ее дяди.

— Что касается вашего отца, Павел, то он действительно заходил; дня четыре, пожалуй, прошло. Это еще до того страшного пожара было. Мне очень жаль, что погибла ваша мама, как же Вы теперь, где?

Павел замялся с ответом.

— Нашелся один человек. Я ему доверяю.

— Так вот, — оживилась Анна, — их трое, дружков так называемых. Один из них Сидор, мой дядя. Второй, приезжий незнакомец, однажды утром явился, не здешний он. Завязалась беседа; я тогда после ночи отдыхала. В трактире у Крутоярова работаю. Позже и твой отец к ним присоединился. Понятно, что они загуляли, и поспать мне неудалось. По неволе пришлось слушать весь их пьяный бред. Что меня особенно насторожило — это их намерения провернуть одно важное дело; то ли с купцом местным связанное, то ли с обозами его. А отец твой какие-то личные проблемы решить собирался.

— А что за дело, ну с чем связано? — Поинтересовался Павел.

— Да в том то и вопрос, что нет ничего конкретного. Одно знаю; этот заезжий тип, с виду, явный уголовник. Вечером он в трактир приходил, активно так с возвратившимися обозниками общался. Те, на радостях, за языком не следят. Да и знакомый у него среди них есть, Антипом зовут. Уж больно приветствия их были теплыми, словно годы не виделись. После того утра, Василия я больше не видела, но дружбу с Сидором он водит.

Павлу нравился доверительный настрой Анны, и она быстро расположила его к себе.

— В тот день я почти сутки была на службе. Обоз воротился и работы было много. Может они там допоздна сидели, не знаю, но этот самый Шершень, как они его кличут, был в полном порядке и в трактир пришел около девяти часов вечера. Выходит, после долгой разлуки, друзья целый день гуляли. И чем они занимались никто не знает.

— Пожар случился немногим после полудня. Значит, мой отец, должен был быть вместе с ними. Зачем ему уходить? От застолья его трудно оторвать.

— Ну мало ли; могли поссориться и разойтись. Хотя, до моего ухода на рынок, их отношения были мирными.

— Отчего же после пожара отца нигде нет; он даже на похороны не явился? И жандармерия знает о его странном исчезновении. Выходит, вся вина лежит на нем, и он даже не попытался выстроить для себя хоть какое-то алиби. Он просто сбежал… — Павел непонимающе развел руками.

— Ну почему ты считаешь, что это его рук дело? Зачем Василию учинять поджог? Повода никакого нет. Не из-за жены ведь, чем могла она довести его до такого? — Анна не совсем понимала мыслей юноши.

— Это, Аня, особая тема, — ответил уклончиво Павел.

Анна ничуть не смутилась.

— Я была рада знакомству, пойдем, — Анна поднялась и глаза их вновь на мгновение встретились. — Не обходи меня, если нужна будет поддержка. Мы ведь на ты, а значит доверяем друг другу.

Долго кружил Павел по темнеющим кварталам мрачного, немноголюдного городка, терзаясь догадками и радуясь необычной встрече. Он никогда не был знаком с девушкой; знал, что когда-нибудь это произойдет в его жизни, но чтобы вот так, запросто… Перед его взором продолжали оживать, удивительно чистые и правдивые, глаза Анны, которая так открыто расположила его к себе. Они лучились необычайным светом откровения, которого так не хватало ему сейчас. Ее отзывчивость и желание продолжить общение, рождало в нем ответное чувство доверия, возможность делиться без остатка всем наболевшем и терзавшем его душу.

Минули вот уже третьи сутки, как Василий ушел в тайгу, на Погорелый хутор. Не сама цель, искать в глуши кого бы то ни было, вынуждала отправиться в путь. Важно знать; уцелело ли одиноко стоявшее среди леса поселение, за долгие годы его отсутствия? Может пуст, безлюден и заброшен вовсе. Никто не ведал, что со старообрядцами стало; могли давным-давно сорваться с мест и уйти, куда глаза глядят? А то, может статься, и жив кто из селян, терзался он сомнениями.

Мрачный лес чернел проталинами. Пахло сырой прелью прошлогодней листвы и падших ветвей, лежавших всюду. Дорога до хутора долгая. В лесу мрак да слякоть. По балкам да прогалинам снег таять не собирается; окаменел посеревшей после зимы коркой, в лед оборотился. Не идет оттепель в тайгу, вот и гуляет среди сосен да осин холод. Лишь с майским теплом отойдет зима, а апрель, он на птичье пение богат и разнолик; то скворец милую сердцу песню споет, то краем болот полевки запищат. Углубился малость; вот тебе и вербный запах берега. Бородатый глухарь и тетерка почки склевывают. Вкруг красные, с сизым налетом, прутья тальника. Ему рано, позже оживет. А пока воробьи по веткам стаями, да ворон от сорок покоя ищет; верхом лететь норовит, земли не касаясь. В перебранку не вступает, да и кто ту сплетницу перекричит. Вот и ищет птица, где потише…

Василий, под стать ему, бесшумно следовал к своей цели. Тихие березы без листвы не шумят, ждут своего часа. Спеши, не спеши, а две ночи все одно в лесу ночевать. Без шалаша никак; земля после зимы, что лед, тут и хвойный настил не спасет. Уляжешься на ночлег без заботы, легкие разом и застудишь. Кострище разводить нужно, огонь и землю прогреет, и теплом одарит.

За спиной у Василия ружье двуствольное, а за поясом топор. По юности еще он в тайгу с охотниками ходил, знает их премудрости, да и с причудами леса знаком не понаслышке. Ранее не раз хаживал до Погорелого хутора; тропы знает, да и опасений особых нет. Медведь пока спит; скоро апрель его разбудит, тогда голодного зверя и побаиваться стоит. Худой да голодный он на своем пути все крушит. Вот и несет Василий в карманах пули, да картечь, дробь весной без надобности таскать. С погодой не повезло, а идти надо. Иного выхода нет; в городе опасно стало…

Боронили хмурые тучи лиственные вершины, кутали сосны да ели в мокрый, стелящийся туман. С севера надувало холод, нет от него спасения. Даже тайга ворот хвои словно в себя втянула, не гоже выставляться в этакую непогодь. А путнику каково; того и гляди околеешь, ни крыши над головой, ни теплого ночлега. Тут, брат, трудись не зевай; засветло управься, не то хмарь да темень одолеют, доконают и добьют незадачливого. Все брось, а навес из сосняка обеспечь; не то и огонь не поможет. Мокрая шуга со снегом забьет его, а потом и за горе-охотника примется. Засуетится недотепа, затылок вспарит, а толку уж не будет — пропал…

Загоготал, с переливом гусиный клин, к озеру скосил и вниз.

— Эх, не дотянули до выстрела, гусятины бы в самый раз. Переполошился Василий, не ждал. «Ужель полетели, рановато им кажись? До озерка то, через бурелом, да болото, не пройти быстро, — соображал он остановившись. — Да и к чему теперь; не факт, что птица там осядет». — Василий осмотрелся, бросил берданку за плечо и побрел вглубь чащи.

Шершнем было велено; обосноваться в поселении и ждать. Заодно и выведать обстановку. Уж ежели Погорелый хутор окажется безлюдным, то необходимо будет подновить одну из изб, обжить ее, чтобы при случае послужить могла. Василию и без особых указаний было ясно, что укрыться можно лишь на хуторе, подальше от людей и жандармских ищеек. В городе оставаться нельзя; все подозрения в поджоге дома и гибели в огне его супруги повесят на него, другого ждать глупо. Поэтому, чем скорее он уберется в тайгу, тем безуспешней будут поиски виновного, а значит и безопасней его жизнь. Единственное, о чем он просил Шершня, уходя в лес; чтобы тот непременно проследил за его сыном и попытался выведать или понять его намерения. Он был просто уверен, что Павлу известно о сокрытых самородках; ведь наверняка Варвара рассказала сыну о золоте, иначе и быть не могло. Это их, кровное; тут уж и к бабке ворожее не ходи. От того и молчала; для сыночка добро берегла, а ему, родному мужу — кукиш под нос. Не согласен был Василий с ее решением, но поделать ничего не мог. Оставалось лишь Павла придавить, да выведать про золото, что по роду унаследовал, там и его доля имеется. Однако, полагал Василий, у Шершня это лучше получится; способностей и возможностей для хитрой и тайной слежки за сыном у него больше. Да и маху не даст; за «рыжье» он мертвой хваткой уцепится…

Ночью плохо спалось и, ерзая на постели, Павел вспоминал неожиданную и удивительную встречу с Анной. Никак не шли из головы приятные думы. Оживая среди мрака, виделись ее глаза; большие и светлые, они казались ему прозрачными озерами, отражавшими россыпь далеких, мерцающих звезд. В них можно было утонуть. Почему раньше, глаза людей мало занимали его; он обыкновенно смотрел в них, и видел то, что и все? Отчего волнительный взгляд этой девчонки он видит даже в темноте? Странно это… Почему ее глаза не дают ему спать? И вновь, поворачиваясь на другой бок, Павел атаковал измятую подушку, ловя себя на мысли, что ему вновь хочется увидеться с Анной. Он не договорил, он не узнал, что хотел, поэтому совсем не приходит сон. Лишь навалившаяся вдруг тревога последних дней, вновь вернула его на земную твердь, с ее жестокой несправедливостью, алчностью и пороком присутствующими во всем; как день и ночь, как существующий, незыблемый закон жизни…

Впервые, задумавшись об одиночестве, от которого в лицо веяло тоской, отсвечивая гранями нищеты и безысходности, Павел представил себе свое будущее. Не может ведь он бесконечно жить у учителя, пользуясь его человечностью и добротой. Ему уже семнадцать, и он должен начинать учиться заботиться о себе сам, больше некому. Потребуются какие-то средства, чтобы просто жить, имея самое необходимое… У него их нет, как нет ни матери, ни отца. Была семья, которой он вдруг лишился, стал сиротой, столкнувшимся с одиноким осмыслением своего будущего. Но мать завещала ему нечто важное. Он ценит и будет всегда бережно хранить ее заветы. Павел вспомнил о самородках, которые бабушка сохранила для него. Неужели пришло то самое время, когда ему просто необходимо будет воспользоваться хотя бы одним из них. И мать просила его об этом, явно понимая, что без семьи, без помощи со стороны, будет трудно. Но пусть даже он найдет их, хотя сделать это будет не просто, и вынесет из тайги. Что потом? Это ведь далеко еще не деньги, на которые в лавке он может приобрести необходимые ему вещи. Это золото, которое, наверное, стоит много денег и только поэтому становится очень опасным. Запросто в ломбард его не сдашь; любопытных будет много и может случиться так, что после будет уже не до него…

Хотелось посоветоваться с Анной, но как сказать ей об этой семейной тайне, которой он не в праве делиться? И потом, они совсем мало знакомы. Обещанием данным матери он дорожит, а память и воспоминания бабушки, хранит в сердце. Ночь шла, отсчитывая минуты и часы, а Павел размышлял. Не слишком ли он доверчив и не рано ли ему вообще думать о каком-то золоте? Нужен совет, но даже учитель, как казалось, не смог бы помочь ему, поделись он с ним. Что-то идущее из глубин души подсказывало Павлу быть бдительнее и осторожней. И пусть даже учитель, добрый и рассудительный человек, относящийся к нему с уважением; но тайное должно до нужной поры оставаться тайным. И только он теперь хранитель знаний Марии.

Еще уверенней успокаивал себя мыслью Павел; о каких самородках он думает, о каком золоте? Ведь его еще нужно отыскать и, вообще, что это — золото? Он совершенно не знает как с ним обходиться, чтобы не угодить в лапы бандитов или повсюду рыскающих жандармских ищеек и доносчиков? Отец, как осторожно предостерегала его мать, не остановится ни перед чем. Он станет преследовать, если догадается или прознает, что ему известна тайна бабушки. Вот откуда в первую очередь нужно ждать опасности. Отныне они враги, и Василий наверняка видит в нем приемника всех тайн, которые ему так и не удалось выведать ни у Марии, ни у жены. А если отец становится опасен и, по вполне понятным причинам, задумает искать сближения с ним, то ему нужно быть крайне осторожным в выборе окружения. Что если эта троица ищет на него выходы через Анну? Но, думая об этой девушке возникало желание; говорить только хорошее и доброе. Разумеется, она не такая… Он верит Анне, но даже на нее, он не может пока полностью положиться. Павлу очень хотелось вновь видеть эту необычную девчонку, ожидая не только общения со сверстницей, открытия нового, неведомого ему мира, но и чего-то большего, влекущего и приятного, нужного как воздух, как звезды, как некая таинственная связь земли и неба.

Тем временем в доме Анны не все шло гладко. Не осталось того уюта и покоя, какой хранило ее жилище до появления неприятного гостя. Она интуитивно чувствовала его присутствие в доме, хотя Сидор всячески уверял, обратное. Божился, что друг его ситный редко заходит; все у него дела, то в Жандармерии за прошлое, то в городской жилищной конторе: «Ну надо же человеку где-то жить, — возражал племяшке дядька, — вот и хлопочет по делам, чего ему приходить?» Но хозяйка знала; если Сидор говорит «нет», значит — «да», заходит, только вот чаще в ее отсутствие и этот факт тревожил все больше. Однажды, придя с работы, Анна все же столкнулась с неприятным ей типом у самых ворот.

— Хозяйке дорогу, — уважительно предложил Шершень, ловя на себе неосторожно брошенный, пренебрежительный взгляд Анны.

— Я Вас не приглашала, — задержалась Анна, давая понять, что она не собирается устраивать из своего дома притон для встреч приятелей Сидора.

— Так в чем же дело? Пригласи, красавица, а то дядька у тебя хоть и щедрый, но не зовет. Как видишь, сам иду, дела есть.

Анне не нравился игривый тон, но отвечать грубо ей не хотелось; сердцем чувствовала, что с этим человеком не любая шутка может сойти с рук.

— Я ему передам, чтобы он свои дела с Вашими в другом месте устраивал. Здесь не приют для бездомных, — не сумела сдержать свой пыл Анна. Насторожилась и была права; реакция последовала мгновенно.

— Ты, девонька, не говори так со мной, не надо. Я бываю очень обидчивым. Жалеть будешь.

— Забирайте Сидора, если он Вам так необходим и поищите другое место для бесед, — не унималась Анна.

— Ретивая ты, хозяйка. Поостерегись, таких норовистых лошадок объезжать принято.

Не дождавшись приглашения, Шершень прошел в дом первым. Анна решилась войти следом, но сдавать свои позиции она была не намерена, а разговор с дядькой еще предстоял. Войдя, она высказала претензии Сидору в присутствии приятеля и, не желая продолжать неприятный разговор, ушла к себе в комнату.

— Ты, Сидор, племяшку то придержи, а то наворотит, чего не поправить. Пора бы ей место указать, приятель. Не уважительно она со мной обошлась, да и тебя вон, уж из дому гонит.

— Да что ты, что ты, Шершень, — переходя на шепот запричитал взволнованный Сидор. Это она так; на службе намаялась должно, отойдет. Что тут горячиться, девка с характером и всего. А я улажу, все улажу… Сейчас может пойдем лучше куда? Зачем нам… — Сидор неуклюже осекся, побаиваясь собственного шепота.

— Куда пойдем, садись… Разговор есть. Удумал, от девки бегать; мала да глупа курица, чтобы квохтать. А нет, так образумим. Ты, Сидор, пуглив стал, погляжу, или забыл, что мы в Самаре с такими делали? Пусть только вскинется, рада не будет.

Анна не желала продолжать неприятный разговор, который мало действовала на обоих. Занялась своим… Мысли, то и дело, возвращали ее к приятной встрече с Павлом; хотелось разобраться в хитросплетениях, связанных с неожиданной гибелью его матери и наводящим на подозрения исчезновением отца. От нахлынувшего волнения не спалось и она невольно услышала, о чем шла речь в смежной комнате. Понимала, что, подслушивая поступает не совсем хорошо, но в сложившейся ситуации этого требовала необходимость. К тому же, как она поняла, уходить гость и не собирался; упорство тоже его конек…

«Пусть поговорят», — решила Анна. Ей вовсе не хотелось лишать себя возможности знать, или хотя бы догадываться о намерениях приятелей.