Позднее Возрождение триумф и трагедия

Литература:
Ц.Нессельштраус. Тинторетто. М. 1964.
С.Львов. Гражданин Города Солнца. М. 1969.
Э.Выгодская. Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота». М. 1962.
С.Варга. Лопе де Вега. М. 2008.
А.Аникст. Шекспир. М. 1964.
В.Комарова. Шекспир и Монтень. Л. 1983.
Ф.Молле-Жорис. Три времени ночи. М. 1992.
А.Субботин. Френсис Бэкон. М. 1974.
А.Королёва. Рубенс. М. 2010.
М.-А.Лекуре. Рубенс. М. 2002.
М.Петров. Эль Греко. М. 2016.
Н.Казандзакис. Отчёт перед Эль Греко. М. 2005.
Т.Знамеровская. Веласкес. М. 1978.

Позднее Возрождение (с середины XVI до середины XVII в.) было трагическим временем. Те колоссальные сдвиги в обществе, ломка феодальных устоев, которые возвещали в своё время гуманисты, обернулись тяжелейшей борьбой между старыми и новыми общественными силами, затяжными войнами и поражением в ряде стран сторонников преобразований. С одной стороны, в Испании, Италии, Польше, Чехии, на юге Германии свирепствовала феодально-католическая реакция, всюду простёрла свои щупальца инквизиция, иезуиты пытались привить новым поколениям безоговорочное подчинение властям. С другой стороны, зарождавшиеся буржуазные порядки привели уже тогда к культу денег, погоне за прибылью ценой нещадной эксплуатации наёмных рабочих и ограбления колонизируемых стран. Это шло вразрез с гуманистическими представлениями об уважении к каждому человеку. Сами мыслители Возрождения, представлявшие собой небольшой слой образованных людей, оказались не поняты до конца ни власть предержащими, ни народом. Это породило среди лучших умов того времени настроения разочарования, досады и отрешённости от мира.
Мрачное настроение овладевает гуманистами прежде всего в разорённой Италии.
Прошу, молчи, не смей меня будить.
О, в этот век, преступный и постыдный,
Не жить, не чувствовать — удел завидный.
Отрадней спать, отрадней камнем быть.
Такое четверостишие предпослал великий Микеланджело одному из своих поздних творений — статуе «Ночь»(1531 год).
Лишь в Венеции, оставшейся независимой республикой, яркое,  блестящее творчество живёт до конца XVI века. Там творят поздний Тициан,  Веронезе, Тинторетто.

Когда мы обращаемся к истории Испании XVI-XVII веков, мы удивляемся - с одной стороны, деспотизм Филиппа II и его преемником,  инквизиция, строжайшие предписания поведения людей, с другой - ярчайшая,  пронзительная, прославляющая человека гуманистическая культура. И прежде всего - Сервантес и театр Лопе де Веги.

Мигель де Сервантес
Часто говорят,  что сама жизнь Сервантеса  достойна авантюрного романа. Небогатый идальго без наследства, в молодости "солдат удачи", участник победной для Европы морской битвы при Лепанто 1572 г., на пути в родную Испанию попавший в турецкий плен(возможно,  что имя Дульсинея возникло в его фантазии по названию крепости Дульциньо(Улцинь) на Адриатике, куда он попал в заточение), дальнейший алжирский плен, попытки побега и история его выкупа... Вернувшись на родину, Сервантес едва сводил концы с концами и влез в долги. Первые литературные опыты - стихи, рыцарский роман о Перхилесе и Сигизмунде - успеха не принесли.

Дрожа от холода, во тьме ночной
Досель бродил я, и меня в болото
Привел мой путь пустынною тропой.
Я оглашаю стонами без счета
Тюрьму, куда меня забросил рок,
Захлопнув пред надеждою ворота.
Переполняет слез моих поток
Пучину моря. От моих стенаний
Мутнеют в небе запад и восток.
Синьор, полна невиданных страданий
Жизнь эта средь неверных дикарей;
Тут – смерть моих всех юных упований.
Но брошен я сюда судьбой моей
Не потому, что без стыда по свету
Бродяжил я, как вор и лиходей.
Нет, я служил на суше и в морях
Великому Филиппу шпагой этой.
И в тот счастливый день, когда во прах
Развеял рок враждебную армаду,
А нашей, трепет сеявшей и страх,
Великую победу дал в награду,
Участье в битве принимал и я,
Хоть слабым был бойцом, признаться надо.
Я видел, как багровая струя
Горячей крови красила пучину, —
Смешались кровь и вражья и своя.
Я видел, как над водною равниной
Носилась смерть, неистово ярясь,
И тысячам бойцов несла кончину.
Я видел так же выраженье глаз
У тех, которые в огне и пене
Встречали с ужасом свой смертный час.
Я слышал стоны, жалобы и пени
Тех, кто кляня безжалостность судьбы,
Изнемогали от своих ранений.
Уразуметь, каков исход борьбы,
Они могли в последнее мгновенье,
Услышавши победный глас трубы.
То возвещало о конце сраженья
И о разгроме мавританских сил
Великое христово ополченье.
Мне праздником тот миг счастливый был.
Сжимал я шпагу правою рукою,
Из левой же фонтан кровавый бил.
Я чувствовал: невыносимо ноя,
Рука готова изнемочь от ран,
И грудь от адского полета зноя.
Но, видя, что разбит неверных стан
И празднуют победу христиане,
Я радостью такой был обуян,
Что, раненый, не обращал вниманья
На то, что кровь из ран лилась рекой.
И то и дело я терял сознанье.

  Свой великий роман Сервантес начал писать в долговой тюрьме.
«Досужий читатель! Ты и без клятвы можешь поверить, как хотелось бы мне, чтобы эта книга, плод моего разумения, являла собой верх красоты, изящества и глубокомыслия. Но отменить закон природы, согласно которому всякое живое существо порождает себе подобное, не в моей власти. А когда так, то что же иное мог породить бесплодный мой и неразвитый ум, если не повесть о костлявом, тощем, взбалмошном сыне, полном самых неожиданных мыслей, доселе никому не приходивших в голову, — словом, о таком, какого только и можно было породить в темнице, местопребывании всякого рода помех, обиталище одних лишь унылых звуков?

Случается иной раз, что у кого-нибудь родится безобразный и нескладный сын, однако же любовь спешит наложить повязку на глаза отца, и он не только не замечает его недостатков, но, напротив того, в самих этих недостатках находит нечто остроумное и привлекательное и в разговоре с друзьями выдает их за образец сметливости и грации. Я же только считаюсь отцом Дон Кихота, — на самом деле я его отчим, и я не собираюсь идти проторенной дорогой и, как это делают иные, дражайший читатель, простить моему детищу его недостатки или же посмотреть на них сквозь пальцы: ведь я ему не родня и не друг. Все это избавляет тебя льстить моему герою и освобождает от каких бы то ни было обязательств, — следовательно, ты можешь говорить об этой истории все, что тебе вздумается, не боясь, что тебя осудят, если ты станешь хулить ее, или же наградят, если похвалишь.

Итак, приступим."
"Не будем видеть в Дон-Кихоте одного лишь рыцаря печального образа, фигуру, созданную для осмеяния старинных рыцарских романов; известно, что значение этого лица расширилось под собственного рукою его бессмертного творца и что Дон-Кихот второй части, любезный собеседник герцогов и герцогинь, мудрый наставник оруженосца-губернатора, -- уже не тот Дон-Кихот, каким он является нам в первой части романа, особенно в начале, не тот странный и смешной чудак, на которого так щедро сыплются удары; а потому попытаемся проникнуть до самой сущности дела. Повторяем: что выражает собою Дон-Кихот? Веру прежде всего; веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, одним словом, в истину, находящуюся вне отдельного человека, но легко ему дающуюся, требующую служения н жертв, но доступную постоянству служения и силе жертвы. Дон-Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться всевозможным лишениям"(И.С.Тургенев).
  Такой же, как автор, провинциальный идальго Алонсо Кихано, начитавшись рыцарских романов, объявляет себя Рыцарем Печального Образа, делает своим оруженосцем простого земляка Санчо Пансу и провозглашает приглянувшуюся крестьянку Альдонсу дамой сердца - Дульсинеей Тобосской... Кажется, всё это знают даже те, кто не читал книгу. По мировым опросам, "Дон-Кихота" называют лучшей книгой в истории человечества.
  Читатели потребовали продолжения романа. Сервантес приобрёл славу и наконец прилично зажил. Кроме повествования о Дон-Кихоте, до сих пор читают и его "Назидательные новеллы".

Вильям Шекспир

  Шекспир, без всякого преувеличения, - целая вселенная. А знаем мы о нём очень мало - как об актёре театра "Глобус" и затем - одном из его совладельцев. Не одно столетие скептики даже сомневаются, Шекспир ли автор пьес под его именем. Кому только ни приписывали их - Филиппу Сиднею, Френсису Бэкону и даже королеве Елизавете... Правда,  об их постановке известно немало, в том числе, например, то, что автор играл роль тени отца Гамлета... Почти все свои сюжеты драматург брал из уже написанных произведений - истории Ромео и Джульетты и Отелло изложили итальянские новеллисты, о принце Гамлете писал датский хронист Саксон Грамматик, и вообще многие из этих героев уже были в драматических переделках Кида и других соотечественников Шекспира. Но именно у Шекспира они стали бессмертными образами, приобретя новое прочтение и ярчайшее претворение...
  Жизнерадостные комедии. Исторические хроники - галерея правителей и событий истории Англии от Джона Безземельного до Генриха VIII. И великие трагедии.
  "Первое издание трагедии Шекспира "Гамлет" и первая часть сервантесовского "Дон-Кихота" явились в один и тот же год, в самом начале XVII столетия" - обратил внимание И.С.Тургенев.
  «Быть или не быть — вот в чём вопрос?» — говорит себе герой трагедии Шекспира принц Гамлет. Можно сказать, что всё Возрождение оказалось подобно Гамлету или герою Мигеля де Сервантеса Дон Кихоту — гуманисты страстно желали усовершенствовать, «поправить» мир, верили в безграничные возможности человека, мечтали о торжестве справедливости для всех, но не знали, как его добиться, действуя по наитию, как Гамлет, или наивно, как Дон Кихот.
"Гамлет -- сын короля, убитого родным братом, похитителем престола; отец его выходит из могилы, из "челюстей ада", чтобы поручить ему отмстить за себя, а он колеблется, хитрит с самим собою, тешится тем, что ругает себя, и наконец убивает своего вотчима случайно... Но не будем слишком строги к Гамлету: он страдает -- и его страдания и больнее и язвительнее страданий Дон-Кихота. Того бьют грубые пастухи, освобожденные им преступники; Гамлет сам наносит себе раны, сам себя терзает; в его руках тоже меч: обоюдоострый меч анализа", - писал Тургенев.
  Гамлет хочет восстановить справедливость - и что? Погибли семь персонажей пьесы, в том числе мать, невеста, её брат...
И гибну, принц, в родном краю,
Клинком отравленным заколот.
                (А.Блок)
— Век расшатался — и скверней всего,
Что я рожден восстановить его!

И, как Гамлет, мог сказать и сам поэт в знаменитом сонете:

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!

В пьесах Шекспира, даже восходящих по сюжету к далёким временам, больше примет времени их создания,  чем можно на первый взгляд решить. Так, Гамлет - учёный человек из Виттенбергского университета - общеизвестного центра вольнодумства, читает он при Офелии "слова, слова, слова",  явно представляющие собой одну из книг "литературы о дураках". Клавдий прямо цитирует Макиавелли... Лаэрт отправляется в Париж, описанный как город роскоши и светских развлечений. Розенкранц и Гильденстерн вообще пересказывают лондонские новости 1600 года. А в "Сне в летнюю ночь",  где не то мифологическая Греция, не то мир английских народных сказок о феях и духах, - Тесей, герой и правитель Афин, разбирает репертуар лондонских придворных театров.

Последние пьесы драматурга, действие которых происходит в придуманных мирах, долгое время мало ставились в театре. Но в наши дни они оказались востребованы - Шекспир здесь оказался близок к новейшим фэнтези.
В последней сказочной драме - "Буря"(1612 г.) мудрец-волшебник Просперо печально говорит:
               
                Вот так, подобно призракам без плоти,
                Когда-нибудь растают, словно дым,
                И тучами увенчанные горы,
                И горделивые дворцы и храмы,
                И даже весь - о да, весь шар земной.
                И как от этих бестелесных масок,
                От них не сохранится и следа.
                Мы созданы из вещества того же,
                Что наши сны. И сном окружена
                Вся наша маленькая жизнь.

«Ликуй же, Британия – родина Вильяма Шекспира! Ты можешь гордиться тем, кому все театры Европы должны воздать честь. Шекспир принадлежит не только своему веку, но и всем временам! Все музы были еще в цвету, когда он явился, подобно Аполлону, чтобы усладить наш слух, и подобно Меркурию, чтобы нас очаровать. Сама Природа гордится его творениями и с радостью облачится в наряд его поэзии! Этот наряд был из такой чудесной пряжи и так великолепно соткан, что с тех пор Природа не снисходит до созданий подобных». (Б. Джонсон)

Лопе  де Вега

Этот потрясающий по творческой плодовитости человек написал более тысячи пьес (сохранилось более 700). Лопе сделал в Испании то же, что Шекспир в Англии - представил на сценических подмостках национальную историю. Правда, бОльшая часть его исторических драм хорошо известна только в Испании. Почему-то получилось так, что в России много лет знают в основном комедии Лопе. Конечно, "Учитель танцев", "Собака на сене" и "Валенсианская вдова" по искромётному воздействию на зрителя могут сравниться из того времени только с Шекспиром.

Любовь! Ты истина и сила.
Любовь! Ты щедрый дар небес.
О сколько на земле чудес
Ты волшебством своим свершила
И скольких в жизни возродила!
Речь возвращаешь ты немым,
Лилея ум, ты гонишь глупость,
Лень, равнодушие и тупость,
Цинизм, и наглость, и бездушье
Рассеиваются словно дым.
  (Из комедии "Дурочка")

Считается, что Лопе - баловень судьбы, официально обласканный автор, в отличие от Сервантеса. Это не совсем так: драматург трудно завоёвывал своё место и оказался совсем несчастным в конце жизни (нападение на его дом, похищение дочери...). Вот стихи, отразившие его настроение:

…Этот мир, должно быть, стеклянный,
Он надтреснут, и в час урочный
На осколки он разлетится,
Потому что стекло не прочно.
Нам порой говорит рассудок,
Что и мы уцелеем едва ли:
Картой меньше — и мы внакладе.
Картой больше — опять проиграли!..
(Перевод М. Квятковской)
Одиночеством к людям гонимый,
Прихожу к одиночеству снова —
Ибо, кроме моих размышлений,
Не встречал я друга иного.
 (Из романа "Доротея")

Но и на своём излёте видные гуманисты не изменяют своим идеям.
 Француз Мишель Монтень, переживший в своей стране долгие кровопролитные войны между католиками и протестантами, отразил в своей книге «Опыты» многие грустные выводы и сомнения. Но тут же замечал всему вопреки:
«Блаженство и счастье, которыми светится добродетель, заливают ярким сиянием всё имеющее к ней отношение... И одно из главнейших благодеяний её — презрение к смерти; оно придаёт нашей жизни спокойствие и безмятежность, оно позволяет вкушать её чистые и мирные радости...» Большое место Монтень уделил образованию и воспитанию:
«Пусть учитель спрашивает с ученика не только слова затверженного урока, но и смысл и самую суть его и судит о пользе, которую он принёс, но не по показаниям памяти своего питомца, а по его жизни».
Представление о всеобщем просвещении, задача которого — усовершенствовать человеческое общество, уже прокладывало путь к новой культурной эпохе.



Целый ряд поздних гуманистов жили при трагических обстоятельствах. Помимо Джордано Бруно, на костёр попали Этьен Доле, Джулио Ванини, От подобной участи лишь публичное отречение от своих взглядов спасло Галилео Галилея... Жертвой покушения стал драматург Кристофер Марло, театральный соперник Шекспира.
Двадцать семь лет находился в заточении в Неаполе Томмазо Кампанелла, и в тюрьме он написал знаменитую книгу - "Город Солнца".
Они признают два физических начала всех земных вещей: Солнце — отца и Землю — мать.
Крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями и т. д., а богатство — надменными, гордыми, невеждами, изменниками, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками и т. д. Тогда как община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми — потому что у них есть все, бедными — потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им.
Относительно существования иных миров за пределами нашего они находятся в сомнении, но считают безумием утверждать, что вне его ничего не существует, ибо, говорят они, небытия нет ни в мире, ни за его пределами, и с Богом, как с существом бесконечным, никакое небытие не совместимо.

Иначе показано идеальное общество в романе соотечественника и современника Шекспира Френсиса Бэкона "Новая Атлантида":
"Целью нашего общества является познание причин и скрытых сил всех вещей и расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным.
Важнее всего то, что мы воспроизводим жар солнца и других небесных светил, который подвергаем различным изменениям, проводя через циклы, усиливая или уменьшая и тем достигая удивительных результатов.
Двенадцать из нас отправляются в чужие земли, выдавая себя за представителей других наций (ибо существование нашей страны мы храним в тайне), и привозят нам книги, материалы и описания опытов из всех стран. Их называем мы торговцами светом".
  Новая Атлантида - страна торжества разума и науки, основанного на частной собственности и предпринимательстве.

Фрэнсис Бэкон оставил много прекрасных высказываний:
Невежды презирают науку, необразованные люди восхищаются ею, тогда как мудрецы пользуются ею.
Знание-сила (дословно «ipsa scientia est potestas», «знание само по себе сила»).
Мысли философа — как звёзды, они не дают света, потому что слишком возвышенны.
Атеизм — это тонкий лед, по которому один человек пройдет, а целый народ ухнет в бездну.

Читайте не затем, чтобы противоречить и опровергать, не затем, чтобы принимать на веру, не затем, чтобы найти предмет для беседы; но чтобы мыслить и рассуждать.
Одни книги нужно попробовать на вкус, другие — проглотить, и лишь немногие — разжевать и переварить.
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Правильная постановка вопроса свидетельствует о некотором знакомстве с делом.
Жаден разум человеческий. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше.

Вопросы: Как вы считаете,  почему особенно известны и популярны до сих пор творения поздних гуманистов? Достижимы ли идеалы их общественных фантазий? Можно подискутировпть,  основываясь на опыте новейших времён.
На этом занятии можно представить картины художников, творчество которых открывает "век живописи" на Западе, век бесчисленных придворных, общественных и частных её заказов - фламандцев Рубенса и Ван Дейка, испанцев Веласкеса и Мурильо,
Кроме рекомендованных книг о поздних гуманистах, можно порекомендовать посмотреть фильмы "Влюблённый Шекспир" и " Лопе - развратник и соблазнитель". Первый фильм допускает фантазию (королева сама играет в театре "Глобус"), а второй вовсе не о том, на что указывает название - так прозывали Лопе его враги, а о творческих озарениях молодого испанца. Сильная сторона этих фильмов - подробный показ театральных представлений того времени,

Игорь Северянин

Шекспир

Король, возвышенный страданьем, Лир
Обрел слова: «Нет в мире виноватых».
Всегда рассветным не пребыть в закатах
И не устать их славить строю лир.

Но оттого не лучше бренный мир,
В каких бы взору ни был явлен датах.
В его обманах изнемог проклятых
Мучительно любивший жизнь Шекспир.

Проклятого не прокляв, веря глухо
В бессмертье человеческого духа,
Чем выше возлетел, тем глубже пасть

Был обречен, мифически нездешний,
Мудрец постиг, в истоме ночи вешней,
Что душу обессмерчивает страсть.

1927

Дмитрий Мережковский

Дон Кихот

Шлем — надтреснутое блюдо,
Щит — картонный, панцирь жалкий…
В стременах висят, качаясь,
Ноги тощие, как палки.

Для него хромая кляча —
Конь могучий Росинанта,
Эти мельничные крылья —
Руки мощного гиганта.

Видит он в таверне грязной
Роскошь царского чертога.
Слышит в дудке свинопаса
Звук серебряного рога.

Санчо Панса едет рядом;
Гордый вид его серьезен:
Как прилично копьеносцу,
Он величествен и грозен.

В красной юбке, в пятнах дегтя,
Там, над кучами навоза, —
Эта царственная дама —
Дульцинея де Тобозо…

Страстно, с юношеским жаром
Он в толпе крестьян голодных,
Вместо хлеба, рассыпает
Перлы мыслей благородных:

«Люди добрые, ликуйте,
Наступает праздник вечный:
Мир не солнцем озарится,
А любовью бесконечной…

Будут все равны; друг друга
Перестанут ненавидеть;
Ни алькады, ни бароны
Не посмеют вас обидеть.

Пойте, братья, гимн победный!
Этот меч несет свободу,
Справедливость и возмездье
Угнетенному народу!»

Из приходской школы дети
Выбегают, бросив книжки,
И хохочут, и кидают
Грязью в рыцаря мальчишки.

Аплодируя, как зритель,
Жирный лавочник смеется;
На крыльце своем трактирщик
Весь от хохота трясется.

И почтенный патер смотрит,
Изумлением объятый,
И громит безумье века
Он латинскою цитатой.

Из окна глядит цирюльник,
Он прервал свою работу,
И с восторгом машет бритвой,
И кричит он Дон Кихоту:

«Благороднейший из смертных,
Я желаю вам успеха!..»
И не в силах кончить фразы,
Задыхается от смеха.

Он не чувствует, не видит
Ни насмешек, ни презренья!
Кроткий лик его так светел,
Очи — полны вдохновенья.

Он смешон, но сколько детской
Доброты в улыбке нежной,
И в лице, простом и бледном,
Сколько веры безмятежной!

И любовь и вера святы.
Этой верою согреты
Все великие безумцы,
Все пророки и поэты!

1887 г.

Юлия Друнина

Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он не подвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна —
Он носит раны, словно ордена!
А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд —
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасёшь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле.
Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?

Самуил  Маршак
Дон-Кихот

...Пора в постель, но спать нам неохота.
Как хорошо читать по вечерам!
Мы в первый раз открыли Дон-Кихота,
Блуждаем по долинам и горам.
Нас ветер обдаёт испанской пылью,
Мы слышим, как со скрипом в вышине
Ворочаются мельничные крылья
Над рыцарем, сидящим на коне.
Что будет дальше, знаем по картинке:
Крылом дырявым мельница махнёт,
И будет сбит в неравном поединке
В неё копьё вонзивший Дон-Кихот.
Но вот опять он скачет по дороге.. .
Кого он встретит? С кем затеет бой?
Последний рыцарь, тощий, длинноногий,
В наш первый путь ведёт нас за собой.
И с этого торжественного мига
Навек мы покидаем отчий дом.
Ведут беседу двое: я и книга.
И целый мир неведомый кругом.