Война ЧР

     Война…
     Ах, война!
     Ух, война!
     Эх, война!
     Дааа… война…
     Что ж это такое и с чем его едят?
     Что она в жизни человека? Куда и зачем?
     Вот по телевизору – день, два, три, ну неделя… А затем устаёшь, не интересно и при начале новостей равнодушно и торопливо переключаешь канал телевизора. На боевик. Или комедию… быстрей, чтобы не зацепиться, чтобы новости случайно не потревожили мирок жизни. Не смяли частокол, за которым спокойно и откуда можно выглянуть. По желанию и настроению. Черпануть чуток чужого горя и нырнуть обратно. Чтобы переварить и забыть. Или спрятать внутри для холодного поддержания разговора в компании. Чтобы не выглядеть совсем диким. Свой мир свят и крепок…
     Война — это такое дело, что до неё никому нет дела и она тихо и неторопливо ползёт, пробуя частоколы на прочность. И чем больше её не замечаешь, тем быстрее и неотвратимее она приближается к стенам, ещё вчера мощных крепостей. Хочешь мира – готовься к войне!
     Хочешь мира – готовься принять!
     Хочешь мира – готовься отразить!
     Хочешь мира – живи в мире.
     По-доброму, по святым законам жизни…
     Но это всё лирика и ещё раз лирика…
     А как там на войне? В воспоминаниях и фрагментах по прошествии эпохи и жизни…
     Что это?
     Как?
     И только через года и потери – зачем?
     Эта командировка Калининградского отряда милиции особого назначения была не первой в район боевых действий и не первой в выполнении задач по восстановлению правопорядка и закона в стране. Время было очень неспокойное. Россию качало и кидало, плющило и разрывало. Старались все. Кто-то ради денег, кто-то чтобы на земле был один мир и порядок. И явно не Российский. Но тогда было больно за великую и ушедшую в никуда страну. Страну, которая осталась в сердцах и памяти. Осела и навсегда. Поэтому каждая командировка расценивалась каждым, как его долг по защите и восстановлению. И пусть эти мысли таяли и растворялись в рутине военной жизни, но сердце то помнило… Каждая командировка, как защита страны…  Как в Великую и отечественную… И пафос и всё прочее тут не причём – Родина одна и это великое счастье защищать её. И хорошо, что там… Не остановить там – придётся защищать уже на своих улицах.  Это даже ребёнку понятно… Перед этим уходят в стороны, отбрасываются и забываются бытовые и личные вопросы – задача ЗАЩИЩАТЬ свои семьи там!
     А командировка… Как школа. С классами, домашними заданиями, конкурсами находчивых и шустрых, олимпиадами на достижения и подвиги, экзаменами…
     Где там Эйнштейн со своей теорией относительности? Где тот, кто расскажет об относительности бытия, без теорий и прикрас?
     Командировка…
     Подготовка. Слёзы тайком от окружающих. Сумки. Большие огромные сумки челноков. С наполнением непонятно чего и зачем. Носки. Трусы. Майки. Свитера. Обувь. Ещё обувь. Консервы. Зубные щётки. Бритвенные станки. Форма. Книги. Документы. Тетрадь. Ручка. Карандаш. Ложки. Вилки. Нож… Сумка – не поднять. За дно и всё на пол! И по новой… Со слезами одних и тихой злостью других… Что брать-то?! Одному богу известно, что там пригодится, а что нет. Потому и злость, что неопределённо. И у кого не спроси – бери это, это и это. А другой – это не надо, это не надо, это зачем? И так у каждого, кого не спросишь. Но всё в прошлом, когда утром со своим баулом, с другом до базы, до отряда. Когда получаешь свой автомат и сто двадцать патронов к четырём рожкам. Плюс табельный пистолет с шестнадцатью патронами в двух магазинах. Добро пожаловать на войну! Это минимум. Начальникам и ответственным – свои тяготы и таскания. Сапёр пытается заполучить (заранее) побольше взрывательного. Тыловик – еду, патроны, если разрешат, гранаты. Командир - всех собрать и подготовить. Замполит всех собрать и проверить. Филиппыч вообще везде лезет. И раз, и два, и три, и пять. До всего дело есть. Да ещё по пути знакомится с жёнами, мамами, папами, детьми, девушками, друзьями. Со всеми по имени, со всеми по отчеству. С улыбкой и ответственностью, пропитанной уверенностью в том, что всё будет хорошо…
     Сборы… Построения. Аэропорт… Обнимашки. Целовашки. Загрузка. Копошащиеся муравьи на взлётном поле. Автобус с законными пассажирами обычного рейса Калининград - Минеральные воды. У них сегодня сюрприз в виде тридцати пяти человек. В камуфляже и с автоматами.
     Самолёт побежал по взлётке, махнул на прощание прилипшим к заплаканным окнам провожающих крылами, оттолкнулся от земли и полетел. В заоблачную неизвестность.
     Сзади всё. Их война будет теперь у телевизора, переживаниях, ежедневными звонками в отряд, на базу: где, что и как. В ежедневных встречах и разговорах: как, где и что… До самолёта, что выпорхнет из облаков через шестьдесят четыре тысячи восемьсот минут или тысячу восемьдесят часов или сорок пять суток. Хотя тут эти сутки как годы… В каком трактате относительности написано о том, как останавливается время и перестаёт биться сердце у экрана телевизора в новостях телекомпании НТВ, когда твой близкий человек часть этих новостей!? Что происходит с временем и пространством между новостями? Когда ты тут смотришь на остановившиеся все часы, когда ты тут, сидишь замерший у телевизора, а сам, где-то там, в развалах и взрывах, в копоти и автоматных очередях. А за окном машины, люди, события. Продукты, талоны, стоны исчезающей страны…
     Это тут. А там, в самолёте, уже над облаками, отряд милиции особого назначения города Калининграда летит защищать свою страну. Уже смолкли аплодисменты, испугавшие летящих на отдых простых жителей, экипажу самолёта после удачного взлёта. Уже отстёгнуты ремни безопасности. За воздушным перекусом бутербродами и домашними пирожками, покурить и поговорить. Ну, не в салоне, конечно, а там, в хвосте. Нельзя, но кто скажет, что нельзя? Все же понимают. А не скажут, значит можно…
     В отряде все хоть и молодые, но свои. Из отряда. Один лишь зам командира отряда чужой. В том смысле, что приданный отряду из хозяйственного управления. Женя Котляр. Он в милиции без году месяца три. Восьмого марта только пришло первое звание в милиции «старший лейтенант» и вот через двадцать дней уже в составе и летит на войну. Кто он? Откуда? Кто его знает? А! В бою разберёмся, сейчас не до него. У каждого свои мысли и переживания.
     В хвосте Виталий Кривушин. Курит. Тыловик подошёл. Прикурил от его сигареты. Затянулся. Выпустил дым:
- Был там раньше?
     Виталик посмотрел на него:
- Был…
- Страшно?
- Нет…
     Вот и весь разговор. Вот и все переживания.
     Полтора часа и самолёт прижался к взлётке Минвод, гордо прокатился к зданию вокзала и замер, выпуская счастливых, прилетевших на отдых. Чуть погодя, к грузовому отсеку подъехали Уралы, загрузили военный скарб, и вмести с омоновцами выехали за территорию аэропорта, к месту формирования колоны.
     За рулём пыльных и закиданных грязью машин, в основном, гаишники из Перми. Командир с замполитом сели в кабину машины с ребятами. Котляр в машину со своим грузом. Обычный Урал. За рулём – милиционер с красными не выспавшимися, натёртыми пылью глазами. Красными то ли от пыли, то ли от бессонницы. В раскуроченной панели воздуховода банка тушёнки, в двери бутылки с водкой.
     В дверь кабины постучали:
- Место есть?
- Ага!
- Возьмёте?
- Залезай.
     Разместились. Протянул руку:
- Щербаков Игорь Валентинович. Сапёр. Позывной «Капсюль».
     Представился значит. Познакомились. Поехали.
     Лишь вышли на трассу из города, водитель достал бутылку водки и сделал несколько глотков:
- Вам не предлагаю, вам нельзя. А я уже третьи сутки без сна. Крутимся без остановки. Людей не хватает. Не выпью – усну.  Приедем в Моздок – сразу отправят или в Грозный, или назад, сюда. Вот так… Смотрите тут за мной… На всякий случай…
     Так и ехали: смотрели, говорили, пил… Не спал…
     В Моздоке, на станции… Кругом бородатые, пьяные, с автоматами… Главный по размещению – Михалыч. Такой же… Как все…
- На ночь? Так вон, на путях вагоны стоят. Выбирайте и заселяйтесь, и не морочьте мне голову… Разместились… За путями элеватор. Перед ним ночь. Чёрная непролазная ночь в содружестве с мрачной и непролазной мглой, лежащей на восьми фурах-холодильниках с телами погибших… Холодно до озноба… Застывший непроглядный мрак в мыслях и без сна…
     Сложилось так, что, возвращаясь назад никто не рассказывает о своём пережитом и увиденном. Прячется и заворачивается в даль мыслей. Может чтобы не вспоминать? Может чтобы забыть? А зачем это и кому надо? Новостей в телевизоре выше крыши. Пиф-паф да ой-ёй-ой… Зачем то, во что не поверят, не запомнят и посмеются? Война-то она как: был, поехал, вернулся, получил медаль, ура! Чисто и красиво? Где тут и что грязное и вонючее, страшное и беспощадное? Вот поехали, отдохнули, медальки получили - герои! Это те, кто не у телевизоров в теории относительности и страха, это не те, кто с автоматами и в пыли, и в грязи, и в пути по стреляющим засадам и взрывающимся дорогам. Это те, кто в кабинетах и отчётах: отправили, так точно, всё хорошо, вернулись, есть, представим, вручили… Это те, кто против войны и какие же вы звери, убивающие людей! И Лосев со своей фразой, выстрелянной в одном из кабинетов:
- Я туда не за медалью ездил, а Родину защищать!
     Как и другие… Что тут расскажешь?! Что услышат?! Как поймут…
     И потому, пусть не пугают сглаженные временем отрывки воспоминаний, выхваченные из прошлого…
     Грозный в развалах, копоти, пыли. Встретил тихо. Утро-день. Площадь Минутка. Огромное кольцо дороги в окружении чернеющих глаз руин. Мимо дома Павлова – дорога на Ханкалу, Аргун, Гудермес. Дорога на Дворец Дудаева. Минутка… Военная комендатура Октябрьского района. Красное здание больницы. Белое – школы. Детский сад «Улыбка». Половина хабаровский ОМОН, половина пермский. Его то и менять…
     Особенность этой командировки было в том, что она была похожа на прогулку. Самую обычную прогулку по Кавказу. Тогда, в кабинетах, к таким выездам относились серьёзно, по нормам положенности, а не по ситуации. Поэтому и снабжение отряда было по прежней схеме, то есть по минимуму и если что было не так, то скорректировать было практически невозможно в виду отсутствия постоянной связи и малому сроку командировки. Вроде только приехали, а уже уезжать. Потому и питания в суточных пайках было совсем чуть-чуть – на дорогу и пару тройку дней на месте. Строже и с боеприпасами, и с другим необходимым. Чуть раньше, можно сказать ещё вчера, все отряды милиции становились на полное довольствие: и боевое и пищевое в войсковых частях, рядом с которыми стояли вместе и выполняли совместные задачи. С кем были, тот и кормил. А теперь всё оказалось по-другому – каждый по себе. Военные бросили, а милиция не начала. И если на военных это не отразилось, то отрядам пришлось не сладко – ни еды, ни патронов… Период становления новой жизни и отношений. В итоге в «Улыбку» зашли с улыбкой и были очень удивлены нововведениями и реалиями.
     В наследство от пермяков осталась помятая зелёная, грязная бочка с надписью на боках «Вода». Не ведомый художник, или писатель, или наблюдатель, но явно не равнодушный человек, чтобы разнообразить серый быт, скуку и ужас войны, между «Д» и «А» вписал букву «К». На радость и улыбки зрителей. Соседи были по богаче – у них была своя машина! Но без бочки. Железные кровати, столы и лавки, сколоченные из того, что попалось под руку и умотанные войной помещения детского сада.
     А дальше всё просто. Командир с Филиппычем с соседями, хабаровчанами, доехали до «калоши» - главного управления оперативного штаба МВД в Чеченской Республики. Коротко – ГУОШ. Ну, а калошей нарекли неизвестные, но прижилось. В штабе поставили задачу: блокпост и периметр. Передвижение – на попутном транспорте. Как договоритесь. На блокпост – забирать и отвозить будут на транспорте сменщиков. С довольствием… поставим в ближайшее время…
     Первое время главная задача обследование и уборка территории. Проверка на мины и сюрпризы войны, так, на всякий случай. Проверка на наличие сгораемого топлива – дров, досок… чего придётся, чтобы горело. Электричества нет, ночи тёмные, да и кушать готовить надо.
     А кушать заканчивается быстро. Всё, что взято по нормам в Моздоке, крупа, консервы, съедено. Закончился даже скрипящий на зубах хлеб. Война войной… и пошёл зам по тылу «шакалить». Это по-простонародному. По-умному - решать вопросы снабжения. Тут как на рынке и на личных отношениях. Или обменивай что-то на что-то или договаривайся. А для того, чтобы что-то продать, надо что-то иметь… А так… Нашу страну победить невозможно. И никто и никогда не победит тех, у кого жесточайшие законы и приказы, где всё отмерено до невозможности. Где жесточайший контроль и учёт… но если ты хороший парень… то и секретов никаких и «бери чо надо», тем более не для себя… Тем более для благого дела – помогать. Мы же славяне! А значит вместе и всегда. Тем более на войне.
     А вся еда и остальное у военных и МЧС. У военных много, а у МЧС всё.
     Да и наш отряд был взрослым. Не пацаны. Взрослые мужики. С опытом и жизнью за плечами. Со своим юмором и проверками. Сели покушать, выпивку достали, а еда в пути. На подходе. А тут Котляр.
- Женя! Иди сюда!
     Наливают красноватую жидкость:
Испей с нами винца!
     А сами незаметно, смеясь одними глазами переглядываются. И пол стакана набулькали. Молодой – молодой, а догадаться, что тут что-то не так, не трудно. И поэтому стоя, по-офицерски, с локотком, выпил. В стакане оказался подкрашенный спирт. Не дрогнул. А земляки наливают полстакана:
- Водичкой запей.
     И переглядываются семафорами. Практически в открытую. Запил. В стакане оказался спирт. Чистый. Ну, что ж. Выпил рукавом занюхал. И всё.
     Вот в таких битвах и крепнет уважение к своим. Так налаживаются связи. Так побеждаем. Без надрыва, задыханий и истерик. Ну, может слезу выбить ветром. А рукав-то на что?! Вот и вся песня. Больше не проверяли. Так Женька стал для своих своим. У каждого свой бой.
     А делились, кто и чем мог. Своих на войне не бросают. Чем богаты, тем и…
     Главным по МЧС был Михалыч. Тот, кто распоряжался богатствами. Едой, питьём, хлебом, гуманитаркой. С ним было легко. Бывший зам по тех танковой бригады. У него за плечами было две ходки в Афган.  Он был так заточен жизнью, что и сказать нельзя. На таких держится многое, если не всё. Они и оплот, и идеология. Много таких по стране, но в мирной жизни они не заметны и таланты их, вера и надёжность открываются лишь на войне. Тут они не заменимы. Тут без них нигде и никак.
     А в МЧС был даже свой хлебзавод! После развалин Грозного, после проверок, отстёгивания магазинов и неусыпного контроля – запах пекущегося хлеба. До головокружения. Процесс непрерывного волшебства.
     А Михалыч имея две огромные палатки, жил в будке, небольшой армейской, снятой с машины. Его задача была получать продукты и раздавать. Продуктов и всего прочего у него было сколько душе угодно. Русской. Управлялся один. С чеченским, подобранным на улице, выхоженным пацаном.
     Увидел Женю:
- Чего пришёл в такую рань?
- Михалыч! Пришёл пожелать добра!
     И бутылку водки. Калининградской. В окошко. Не потому, что Михалычу она нужна – у него и водки, и спирта - на его прошлую дивизию хватит и ещё на опохмел останется. Просто есть такая древняя русская традиция приходить в гости не с пустыми руками. А что можно принести человеку, у которого всё есть? Правильно – бутылку. И изюминка что она с той земли, где он не был. По ней он определит её вкус. А значит и всё вытекающее из этого. А если ещё к неё баночку светловских сладеньких шпрот. Тех самых на которой написано «За Родину!». И пускай так называется рыбколхоз. Ерунда. За Родину! Тут килька каспийская. Она горчит везде и постоянно, а вот калининградская… Дороже денег. Уважуха. А как ты к хозяину, так и он к тебе.
- Чего хочешь? Бери!
     И стал пополняться Женькин склад на втором этаже. Лосев пришёл посмотреть. Хмыкнул:
- Устроился!
     А увидев картонные коробки, аккуратно сложенные в стороне от продуктов:
- А это ещё что?
- Прима. Сигареты. Пятьдесят ящиков. Кто-то бросил, а я сюда перетаскал. Не выбрасывать же?!
- А зачем?
- Пригодится. Лучше есть чем не есть… Обменяю на что-нибудь.
- А своим?
- Ну, не думаю. Если уж совсем... Их видно на паёк давали раньше…Вонючие уж больно. А так лучше обменять…
- Ну-ну… Давай… Работай…
     Работай…
     Работай это значит накорми. Продукты достать это хорошо, но ведь ещё надо приготовить покушать. Война она войной, а обед должен быть вовремя и всегда. А готовить приходится, как пещерные люди – на костре. В любую погоду. Пойди найди огня. Кусок дерева дорожает с каждым днём. За досками приходится целые спецоперации разрабатывать. С инженерной разведкой и огневым прикрытием. А поваров нет. На блокпост, на зачистки все готовы, а вот кушать готовить, так никого. Понять-то можно. Там пиф-паф и дома, отдыхай, а кушать готовить надо постоянно. Обед приготовил, а за ним уже ужин. А на завтрак пораньше встать надо, чтобы кашку, какую-никакую приготовить. Каторга и галеры. Потому в повара по жребию. Кто вытянул, тот и готовит. Кому удача совсем не улыбалась, а кому прямо в руки прыгала. Как Валюте. Ругался матерился, но основной срок удача предрекла ему на кухне. Такова жизнь. Кому-то всё, а кому на зачистку.
     С соседями сдружились. До того, что раз в три дня давали машину для поездки на горячие источники. Цепляли бочку многострадальную и мчались в сторону Аргуна. Заполняли и мухой обратно. По началу мылись с опаской -радоновый источник, радиация, мало ли что и как подействует. Но всё ушло в прошлое – в бой нужно идти чистым, а тут всегда и со всех сторон бой. Как ночь, так начинается. Только сядешь у костра, помолчать, а Саня Кленков начинает концерт без заявки. По настроению. Нашёл себе жертву - связиста и давай его стравливать с кем-нибудь, травить до колик в животе. До психов и выброса эмоций. Посмяться да поржать. Вместо телевизора и шоу. Электричества-то нет. Даже рации к хабаровчанам заряжать приходиться. Шоу эмоций может длиться до разных пределов. Основной предел — это боевики, которые после вечерней молитвы муллы начинают поливать «Улыбку» практически со всех сторон. Подходят. Отходят. Покоя нет. И потому Серёга Романов, ещё полчаса назад тренькающий что-то на своей гитаре, уже руководит отражением нападения. А так всё тихо и спокойно. Только Котляр и Кленков, в обязанностях которых вскрывать цинки с патронами и обеспечивать патронами ребят – в мыле. В руках, сбитых в кровь… И на войне у каждого свои обязанности и работа.
     Не обошлось и без накладок.
     Всех и не упомнить, но эта…
     На блокпосту подорвался Олег Соловьёв. Как всегда всё не хорошее происходит по-глупому. Так и в этот раз. Задержали боевика. А он вырвался и по минному полю убегать. Ну и пусть бы бежал. Пуля она догонит. Да жалко, какой-никакой, а человек. Так нет, надо было догонять. Не догнал. Дух по дороге зацепил прыгающую мину, Олег прыгнул в сторону, но ногами поймал осколки. Его бегом на броню и в Северный, в госпиталь. На операционный стол. А через двадцать минут и духа привезли. На соседний. Вот так бывает…
     Работа… Война… Да не всё так страшно и грустно! Ведь праздники-то ещё никто не отменял! А у нас у славян какие праздники? День рождения, день свадьбы, день развода… Много… На один день можно парочку поднабрать. У нас не надо повода для праздника – у нас каждый день праздник. Только тут, на взорванной, вспененной и расстрелянной пулями земле, держа на плечах серую вонючую дымящуюся мглу, закрывающую и солнце, и луну, и звёзды, должно зажигать искорку надежды и радости. Но если совсем серьёзно, то в жизни каждого есть совсем чуть-чуть праздников. Великих и простых. Новый год, Рождество Христово, Пасха и день Великой Победы русского духа и народа над фашизмом. Новый год и Рождество остались дома, а вот Пасху отметили с душой. Горбушку хлеба посыпали пшеном, а крашенки… Собрали деньги на общак. Зам по тылу съездил на рынок и купил сто яиц. Из аптечки достали краску и покрасили. Половину зелёнкой и другую йодом. Праздник же!
     А на день пятидесятилетия Победы Черномырдин дал в подарок всем много-много маленьких радиоприёмников. Без батареек.
     Ну, и конечно праздничный стол. Как же без него!? Тут сложная цепочка событий… Сапёр, Игорь, всё время общался со своими коллегами в Северном и постоянно что-то оттуда привозил. Выменянное или в качестве подарка. Опасное, взрывающееся и, наверное, очень нужное. Или на всякий случай. Женя-тыловик взял МОНку, ту самую которую «Капсюль» выменял на что-то у северных, да и обменял её и шайтан-трубу, добытую в бою, на ящик тушёнки. Скоро домой, а это придётся бросить здесь – дома все трофеи отнимет ФСБ и дай бог чтобы без последствий. Потому и не жалко. Не пригодилось и радостно. Из тушёнки сделали люля-кебаб. На ужин.  А салют устроили в честь отряда и по отряду не спящие по ночам боевики. Праздник всё-таки.
     И конечно самый волнительный и долгожданный праздник – домой. Тут и постирушки, тут и постригушки.
     «Слон» решил подрезать слегка выросшие волосы и попросил «Деда»:
- Саш! Подравняй слегка. А Дед он же безотказный хохмач. Усадил на улице, простынёй обмотал, и защёлкал древней «Волной» - машинкой механической для стрижки волос.  Стриг стриг… А потом наклонился к постригаемой голове, рассматривал, изучал, высматривал… Молча… Пока Штефан не выдержал:
- Ну, что ты там рассматриваешь?
- Да и ничего… Знаешь, Сань, да у тебя вши!
     Тот аж подпрыгнул:
- Стриги на лысо!
- Как скажешь…
     И когда постриг, погладил по светящейся белой голове и по-доброму, по-отечески, от души обронил:
- Знаешь, а я ведь за вшей пошутил…
- Убью на фиг!
- Ну, что ты кричишь! Вон посмотри, даже солнце вышло за всю командировку в первый раз, чтобы на сияние твоей башки посмотреть…
     Может из-за этого, а может по случаю начала пути возвращения домой, сквозь серую пыльную мглу пробилась луна. Обозначилась на горизонте мутным тяжёлым пятном и ночью, глубокой свежей ночью, протиснувшись сквозь руины тревожно вздыхающего города, загорелась. Вспыхнула прожектором надежды, освещая дорогу и пряча здания, осыпавшиеся пирамидами взорванного кирпича, разгоняя припавших к ним нестерпимо сияющих гирлянд звёзд.  Стадом сбивая в огромное бриллиантовое веретено дорогой от Минутки на запад. В застывшей, упавшей тишине они разговаривали. Они шептали. Сильней и сильней. Словно море, накатывая, набрасываясь на родной балтийский янтарный песок. Яростно засыпая и усмиряясь милостью сна:
- Домой.
- Домой…
- Домой!!!
     Ночной холодный воздух звенел, дрожал и подпевал:
- Домой.
- Домой!
- Домой…
     Растерзанные дома, даже пыль, прижатая мглой, дарили тепло. Ночной штиль города дышал в лицо добротой и надеждой:
- Домой!
     Солнечные лучи брызнули нечаянным подарком. Над забывшимся и застывшим в войне городом поднялись горы. Длинной белой цепочкой изрезанных зеленоватыми, чернеющими морщинами печали. Вечные, чистые, сияющие чистотой. Продолжением свежести ночи. Победой. Молчаливой вспышкой нового дня. Праздником новой жизни. Белый холод завлекал. Манил и звал. Белые вершины предлагали пройти по нетронутым снежным полям. Прокатиться по хрустящему снежку. Вниз. Просто так. Они крутили хоровод, менялись местами. Завораживали и колдовали. Солнце, отражаясь от них, волнами било по замирающему сердцу. И глядя на них, казалось, а быть может и нет, что снег светится. Там, высоко и далеко – вершины, застывшие в своём тысячелетнем молчании и тут, под ногами застывший нереальный чужой мир войны. Вот она награда. Вот он подарок. Вознаграждение за сорок пять суток беспроглядной серости войны. Сорок пять растревоженных ночей и прожитых дней.
     Домой.
     Казалось, эта сказка исчезнет и растает с первым рыком техники, грохотом и матом загружаемых машин. Торжествующим рёвом двигателей и кубами, облаками поднятой колёсами пыли.
     Сияние гор, вцепившись за душу, не отпускало. Одна вершина пряталась за другую, одна вспыхивала ярче, затмевала другую, гасла, чтобы передать свет следующей. Бежали и догоняли. Опережали и отставали. И даже в иллюминаторе самолёта они выстроились в одну линию провожая до самых облаков. Домой.
     Прощай Кавказ…
     Прощай война…