Эдуард Стрельцов на зоне и после освобождения

Пять лет легенды советского футбола в аду.
Судьба одного из самых талантливейших футболистов ХХ века Эдуарда Стрельцова сложилась трагически. Одаренный полузащитник к 22 годам успел выиграть Олимпиаду, стать лучшим бомбардиром чемпионата СССР и лидером национальной сборной, который должен был блеснуть на предстоящем чемпионате мира 1958 года. Тем не менее вместо Швеции, где состоялся турнир, легендарный нападающий «Торпедо» отправился в тюрьму.

25 мая Стрельцов пошел на злосчастный пикник с футболистами «Спартака» Татушиным и Огоньковым и тремя подругами. Спустя три дня его задержали и обвинили в изнасиловании. 24 июня суд приговорил Эдуарда к 12 годам лишения свободы. С июля по декабрь футболист провел в Бутырской тюрьме, пересылочных «Красная Пресня» и Кировская, и на зоне в Кирово-Чепецке, после чего отправился в лагеря.

В этом тексте мы не будем рассуждать о справедливости наказания легенды «Торпедо». Вместо этого вспомним, как Эдуард Стрельцов отбывал наказание. Эта тема до сих пор овеяна мраком, ведь легендарный футболист не любил о ней распространяться — даже в компании близких.

Вятлаг
Стрельцов дал отпор блатному. За это его жестоко избили железными трубами.
После зоны в Кирово-Чепецке Стрельцова отправили в Вятлаг — группу лагерей в Верхнекамском районе Кировской области. Эдуард «обосновался» в поселке Лесном и начал работать, как и другие зеки: слесарил на электростанции, был учеником токаря, копировальщиком в конструкторском бюро, обмотчиком в электроцехе. Но, в основном, валил лес до адской боли в руках.

«Я приехал в знаменитый Вятлаг. Здесь все связано с лесом, в общем, лесоповал. Сейчас, то есть первое время трудно работать. Грузим и колем дрова. И так за этим занятием целый день. Приходишь в барак и кроме как спать нечего делать. Да и за день так устанешь, что руки отваливаются. Но это, наверное, без привычки. А как привыкну, будет легче. Кино теперь, как в Кирово-Чепецке, не посмотришь. Здесь один раз в неделю. И то как следует не посмотришь, клуба нет и показывают в столовой…», — рассказывал футболист о лагере в одном из многочисленных писем матери.

Софье Фроловне, кстати, Эдуард писал регулярно. Рассказывал о своем быте, умолял не беспокоиться, уговаривал продать машину, чтобы матери стало «легче жить», просил присылать передачи, потому что в лагерях еда была скудная, а обувь и одежда — поношенная и дряблая, и частенько уговаривал отправить новые мячи.

На счастье Стрельцова, начальником Вятлага оказался футбольный болельщик. Он устраивал чемпионат среди лагерных сотрудников и «расконвоированных» заключенных. И ради повышения интереса к турниру на время матчей даже требовал «расконвоировать» знаменитого футболиста.

«Уже начали играть в футбол. Играли товарищескую игру с 7-м лагпунктом, выиграли со счетом 7:1. С 1 июня начинается розыгрыш кубка по лагерям. Будем ездить на разные лагпункты. Время пойдет веселей… Я перешел работать в зону», — писал Стрельцов.

Вопреки устоявшемуся стереотипу, в лагере великий футболист не играл пятками и не исполнял бисиулету или рабону. Как вспоминали зеки, игравшие вместе с ним, Стрельцову было скучновато возиться с такими соперниками. Футболист воспринимал матчи в заключении, как игры с детьми, а потому не слишком старался.

На зоне Стрельцов попал в касту «мужиков» — обычных работяг, далеких от блатного мира. Статья, за которую футболист отбывал наказание, считается неуважаемой в криминальном мире. Тем не менее Стрельцова из-за нее никто не трогал.

«Да все знали, что не было никакого изнасилования! Сейчас с такими основаниями можно половину России посадить!», — рассказывал Владимир Демихов, сидевший вместе с футболистом.

Впрочем, избежать конфликтов нападающий не смог. Однажды в Вятлаге Стрельцов проучил зарвавшегося блатного по кличке Репейник. За это зеки зверски избили его ногами и обрезками железных труб.

«По тюремным законам статус Стрельцова был незавидным — мужик (работающий, то есть беззащитный зек). Блатной малолетка — лет восемнадцати, и тот еще бугай — по кличке Репейник (через сорок лет обнаружилось, что был он осведомителем у опера) подначивал футболиста, выставлял посмешищем перед всякой, с нашей точки зрения, шушерой, перед которой, оказывается, Эдик в лагере должен был голову склонить. Но Стрельцов ничего этого в голову брать не стал — и отметелил здоровенного малолетку. За что отрицаловка, собравшаяся в котельной на толковище, постановила (или как там по-ихнему?) поставить Эдуарда на куранты — убить, говоря прямым текстом… Но избили не до смерти. Предполагают, что оперчасть, получившая агентурное сообщение о решении сходняка, по своим каналам воспрепятствовала убийству известного человека, находящегося под контролем из Москвы. Чем-то, может быть, администрация пригрозила блатным», — писал в своей книге «Человек без локтей» биограф Стрельцова Алексей Нилин.

Зеки так сильно отбили почки футболисту, что Стрельцову пришлось провести следующие четыре месяца в тюремной больнице. Доктор медицинских наук Джон Балчий-оол считал, что тогда всерьез были нарушены функции почек и что ранняя смерть Эдуарда (Стрельцов скончался в 53 года от рака) «была спровоцирована «зверским избиением».

К сожалению, тот эпизод оказался не единственным, когда жизнь футболиста была под угрозой. Однажды его ударили доской по голове.

«Эдика в лагере один раз ведь тоже чуть не убили, доской по лицу ударили. За то, что он водки в грелках после футбола им не привез. А как он мог ее привезти? Его ведь дальше футбольного поля не выпускали.
Вообще-то, по тем законам, ему такие «задания» давать не должны были: он же с малявой авторитета шел. Видно, не специалист был Эдик в этих делах. Помню, как-то в одной компании мы с ним показывали друг другу свои «боевые» шрамы. Он — на лице, а я — на затылке», — вспоминал друг Стрельцова боксер Виктор Агеев.

Электросталь
Стрельцову запретили играть в футбол. Он еще сильнее подорвал здоровье на оборонном заводе.

После Вятлага Эдурада отправили в Электросталь — в марте 1960-го. Казалось бы, всего 50 километров от Москвы, родные смогут чаще навещать, да и жизнь станет полегче.
Тем не менее условия в новом лагере стали намного хуже.
«Начальник лагеря в Электростали, или «зоны», как называли тогда это заведение там, так и сказал Эдику в присутствии начальника отряда:
— Мне здесь футбол не нужен. Мне нужен план!

И пошло-поехало. Оборонный завод. Вредное производство, где с нарушением правил техники безопасности и советских законов, теряя здоровье и сокращая себе жизнь, обреченно трудились заключенные. Лакокрасочные работы — без респираторов, работа в «громком» цехе — без шумозащитных приспособлений. Эдик попал на пескоструйное производство — шлифовку металлических поверхностей с применением сжатого воздуха, использованием металлической стружки и кварцевого песка.

Специалисты, у которых я консультировался по этому вопросу, рассказывали, что такие болезни легких, как туберкулез и силикоз, здесь зарабатываются в рекордно сжатые сроки — три-четыре месяца», — писал Андрей Сухомлинов в книге «Эдуард Стрельцов. Трагедия великого футболиста».

Как раз спустя четыре месяца бригаду Стрельцова заменили на других заключенных. А футболиста отправили работать библиотекарем.

Тульская область
В колонии Стрельцов закончил 9-й класс школы. И пристрастился к чифирю
Последние годы заключения Стрельцов провел в Тульской области. В конце ноября 1960-го его отправили в ИТК-5 (исправительно-трудовую колонию). Там он работал разметчиком и трудился в 41-й и 45-й шахтах поселка Донского, где добывался кварц, а закон об охране труда и здоровья, разумеется, не соблюдался.

«Помню рассказывал Эдик. Что-то копали они, а когда вылезли, «Смотрим, стол для нас накрыт: икра черная, красная, рыба разная»… За вредность, наверное, дали», — говорил защитник «Торпедо» Виктор Шустиков.

Но затем, к счастью, Стрельцов переквалифицировался в библиотекаря. Благодаря новой должности он успевал не только гонять в футбол, но еще и учиться. В лагерях Эдуард восполнил пробелы в образовании, которым пренебрегал в юности: закончил 7-й, 8-й и 9-й классы школы.

«Мы учились в той комнате, где была библиотека. Я был в классе восьмом. Помню, учительница меня вызвала, задала какой-то вопрос по математике. Я молчу — не знаю. А Эдик сидел за своим столом и шептал мне ответ. Учительница прикрикнула: не подсказывать!», — вспоминал Демихов. «Прекрасный был мужик, простой! Обреченным не выглядел, часто смеялся, улыбался. Знаменитость из себя не корчил. Бывало, играем в футбол, кто-то стекло разобьет (у нас там штаб был), охранники прибегут, но Стрельцов всю вину на себя брал: я ударил, я разбил нечаянно! Потому что меня бы, к примеру, за такое наказали, а раз он — махнут рукой, ладно!».

В августе 1962 года Стрельцова перевели в тульскую ИТК-1. Там он вновь сменил род деятельности и пристрастился к чифирю (напитку из вываренной высококонцентрированной заварки чая).

«Эдуард был в колонии дневальным, по-тюремному — «шнырем». То есть следил за порядком. Их двое дневальных: один работает днем, другой — ночью. Ну и Эдик все больше ночным был. Но там не поспишь — надо все время быть начеку, да ведь еще и топить печку углем. Что еще… Очень любил чифирь, причем о-о-о-очень крепкий заваривал. Глотнешь — рот вяжет! Хотя чифирь был запрещен, даже наказывали за него… Человек был очень общительный. Со всеми находил общий язык», — вспоминал надзиратель — прапорщик Петр Потапов.

Как Стрельцов освободился из колонии.

4 февраля 1963 года стал одним из самых счастливых дней в жизни футболиста. Именно тогда его выпустили по УДО на свободу — вместо 12 лет Стрельцов отсидел пять.
Из тюрьмы Эдуарда забирали мама и товарищ из «Торпедо» Виктор Шустиков.
«Приехали мы к колонии на моем «Москвиче». Он вышел в телогрейке зэковской, снял ее и как запулил с обрыва! Она так красиво полетела! Говорит мне: «Витек, посигналь!». Посигналил. Приехали в Москву и тут уже обмыли освобождение — в узком кругу», — признавался Шустиков.

После возвращения Стрельцова близкие очень интересовались, что происходило с ним в лагерях. Однако футболист всегда старался обходить эту тему стороной.
«Эдик не любил драматизировать свою судьбу и, если рассказывал что-то про зону, то что-нибудь смешное. Например, как пили гнилую воду с головастиками. А когда мимо проезжал водовоз, отогнали его оглоблей, распрягли кобылу и выпили всю бочку», - говорил Александр Нилин.

Некоторые товарищи Стрельцова признавались, что Эдуард очень изменился — дескать, вышел из тюрьмы совсем другим.
«Мы даже не знали, как его встретить, когда он вернется. «Он стал лысоватым и обиженным на судьбу. Раньше у него был светлый лик: добрая улыбка, веселые глаза, а тут абсолютная противоположность», — вспоминал Анзор Кавазашвили.

Впрочем, такое впечатление, скорее всего, было обманчивым. На самом деле после всех пережитых невзгод Эдуард остался тем же: недаром после возвращения он выиграл чемпионат и Кубок СССР с «Торпедо», а также дважды признавался лучшим футболистом года в стране, снова играл в сборной СССР.  Жаль, что его лучшие для спорта годы прошли на зоне.

Великий нападающий «Торпедо» и сборной СССР Эдуард Стрельцов вернулся в профессиональный футбол в 1965-м. После выхода из тюрьмы ему пришлось почти два года гонять за заводскую команду, пока с разрешения нового председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Брежнева не дали добро на его возвращение в Высшую лигу.

Однако на качестве игры Стрельцова отсидка будто бы и не сказалась. Он быстро застолбил место в основе и всего спустя три месяца снова начал регулярно забивать к радости болельщиков «Торпедо», которые приняли центрфорварда очень тепло.

Впрочем, без трудностей все равно не обошлось. Некоторые соперники стали использовать криминальное прошлое Стрельцова в своих корыстных целях — они пытались задеть звездного нападающего и отвлечь его от игры.

Так однажды осмелился поступить вратарь «Зенита» Габор Вайда. В матче 1/8 финала Кубка СССР против «Торпедо» (0:1) он грубо напомнил форварду о его прошлом и тем самым задел за живое.

«С Эдуардом Стрельцовым у нас недоразумение вышло. Летом 1969-го играли дома против московского «Торпедо». Стрельцов уже вернулся из тюрьмы. Он выходил на ворота, а я, чтобы завладеть мячом, кинулся ему в ноги. Угрозу ликвидировал, однако Эдуард на ногах не устоял и упал мне на спину всей своей массой — 90 килограммов. Я назвал его «уголовщиной», — вспоминал Вайда.

Разумеется, стерпеть такую дерзость от 24-летнего пацана нападающий не смог. Стрельцов набросился на Вайду, и лишь чудо спасло того от тумаков.
«Что ты сказал?» — сразу набросился Стрельцов на меня. И злоба такая в глазах…
«Эдик», — говорю, — «извини, дорогой».
До драки не дошло, Стрельцов сдержался. Потом остыл.
«Ладно, забыли», — сказал», — вспоминал вратарь.
Тот неприятный эпизод Стрельцов действительно быстро забыл, а вот у Вайды он плотно засел в памяти.

«Столкновение выбило меня из колеи, и я пропустил от Миши Гершковича — опоздал с выходом на перехват. Это опоздание на перехват обернулось для «Зенита» вылетом из Кубка», — признавался вратарь.

 В 1967 году московское «Торпедо» впервые сыграло в Кубке Кубков. Легендарная команда Валентина Иванова разобралась с немецким «Заксерингом» и чешским «Спартаком» и добралась до четвертьфинала, в котором уступила валлийскому «Кардиффу».

Тот розыгрыш для «Торпедо» стал рекордным — впредь клуб никогда не преодолевал эту стадию в турнире. Однако дебют в еврокубке запомнился не только этим.

По пути к рекорду торпедовцы нанесли первое поражение «Спартаку» из Трнавы на его поле в международном матче и заодно поучаствовали в сумасшедшей драке, которую современники тех событий считают даже более дикой, чем знаменитая потасовка на матче ЦСКА — «Сатурн».

«Торпедо» отправилось в Чехословакию в конце ноября 1967-го — после разгромной победы в первом матче (3:0). На тот момент до «Пражской весны» оставалось еще пару месяцев, а до ввода советских войск в страну и того девять, однако клуб из СССР все равно приняли очень недружелюбно.

«Там вообще нас встречали как врагов. Стадиончик маленький. И мы сидим на скамейке запасных, а сверху на нас кипяток льют», — вспоминал нравы болельщиков из Трнавы форвард «Торпедо» Вадим Никонов.

«Перед началом матча на флагштоках стадиона были вывешены только государственный флаг ЧССР и флаг клуба «Спартак». Там, где должен был быть государственный флаг СССР, была прикреплена непонятная издали красного цвета эмблема, и только после того, как стало известно, что на матч прибыл Генеральный консул СССР, вместо эмблемы был вывешен государственный флаг СССР. Реакция зрителей на появление наших футболистов была неприветливая, с трибун выкрикивались непристойные ругательства на русском языке… Милиции было дано указание об усилении охраны и принятии соответствующих мер, но милиция продолжала оставаться безучастной», — говорилось в отчете секретаря Генконсульства СССР в Братиславе Толстограева.

Чехословацкие футболисты тоже были настроены враждебно. Сразу после стартового свистка они стали откровенно грубить, а когда еще получили два гола в первые 16 минут (от Паиса и Стрельцова) и вовсе сорвались с катушек. Хозяева стали буквально набрасываться на лидера «Торпедо» Стрельцова. Поначалу гости пытались закрывать глаза на такое положение вещей, чтобы избежать скандала.

«Стрельцов повел себя мужественно, не реагировал на удары и, как подобает более мудрому, отступил. Он дал моральную пощечину всем, кто нападал на него и оскорблял выкриками, напоминая о его судимости…», — писала газета «Братиславская Правда».

Однако в концовке, при счете 3:1, терпение советских футболистов закончилось.

«Мы два мяча уже к 16–й минуте забили. Поэтому местные про футбол почти сразу забыли. На поле случилась такая драка, что знаменитое побоище ЦСКА с «Сатурном» и не снилось. Началось все с того, что они принялись Стрельцова провоцировать. Он им в этом матче два гола забил. За что они раз дали Эдику по ногам, два дали! Он сдерживается, ему отвечать нельзя. Если какой скандал с ним, точно невыездным сделают. Зато Володя Щербаков за него вступился. Здоровенный был, рубаха — парень. Не стал терпеть, ну и понеслась. Анзор Кавазашвили ввязался, другие ребята», — вспоминал Никонов.

Жесткая заруба на поле закончилась безоговорочной победой «Торпедо». Но, к сожалению, избежать травм у автозаводцев не получилось.

По воспоминаниям очевидцев встречи, особенно сильно досталось вратарю Анзору Кавазашвили. Двое футболистов «Спартака» загнали его в ворота и избили так, что спустя пару недель он пришел на телевидение с синяком под глазом.

Впрочем, это неприятное обстоятельство вовсе не сказалось на настрое команды. На следующий день они оторвались домой в прекрасном настроении.

«Рано утром уезжаем с вокзала. Перрон пустой, настроение отличное: мало того, что выиграли, так еще и дали этим агрессорам как следует. Достали из сетки мячи и давай на вокзале между урн в футбол играть. С нами ездил комментатор Ян Спарре. Он всех веселил: нашел какую — то смешную кепку, напялил ее и хромает по перрону, кричит из «Швейка»: «Я фельдкурат Отто Кац!», — говорил Никонов.

Когда советские футболисты вернулись домой, в СССР и Чехословакии уже вышли газеты с отчетами о матче. Как ни странно, журналисты из разных стран сошлись в трактовке жесткой драки и дружно назвали судью — голландца Альбрехта главным виновником случившегося.

«Пресса не прошла мимо грубости, которой «Спартак» пытался компенсировать пробелы в тактике. Газеты «Ческословенски спорт» и «Руде право» упрекают арбитра Альбрехтса, который не смог удержать драчунов», — писал еженедельник «Футбол. Хоккей».

«Что же касается некрасивого завершения встречи, грубых стычек у тех и других ворот, то, как заявил известный чехословацкий комментатор Карл Полак, финал не имел ничего общего с футболом.

За взаимную грубость игроков, за многочисленные стычки несут, видимо, главную ответственность голландский судья Альбрехт и боковые судьи Фервуд и Киопер, не сумевшие удержать игру в рамках правил, что принесло большое огорчение многим тысячам любителей футбола», — писала газета «Труд».

Как бы то ни было, избежать порицания футболистам «Спартака» все равно не удалось. Из-за драки в Чехословакии разгорелся громкий скандал. Высшее руководство страны жестко раскритиковало игроков и публично «отвернулось» от клуба.

«Словацкие товарищи из центрального партийного руководства (тов. А. Дубчек, тов. В. Биляк) в беседе с генконсулом осудили своих игроков, а тов. А. Дубчек, как он заявил, собирается поехать в город Трнава и возвратить удостоверение почетного члена «Спартака», сделав при этом соответствующее заявление о нежелании быть почетным членом столь непочетного клуба…», — писал секретарь Генконсульства СССР в Братиславе Толстограева.

Для СССР придумали постыдное наказание за ввод войск в Чехословакию. Из-за него Яшин так и не сыграл в еврокубках.

А Генконсульство СССР даже предложило ограничить количество встреч между командами из СССР и Чехословакии. И разработало специальную программу для примирения спортсменов.

«То, что произошло на трнавском стадионе, приносит большой вред дружественным отношениям. На наш взгляд, это вызвано прежде всего тем, что нет настоящей товарищеской дружбы между спортивными коллективами обеих наших стран. Футболисты, хоккеисты и их болельщики в ЧССР жаждут реванша над «Советами». Указанное настроение становится национальной болезнью, особенно среди молодежи.

В связи с этим представляется сейчас наиболее целесообразным следующее:
1. Прекратить на 2-3 года встречи команд по хоккею и футболу между ЧССР и СССР и проводить только встречи по официальному международному календарю, желательно на нейтральном поле. Эти 2-3 года взаимно заняться целенаправленным воспитанием спортсменов, болельщиков, общественности посредством печати, радио и телевидения.
2. Практиковать взаимные поездки известных спортсменов этих видов спорта с тем, чтобы они явились пропагандистами высококультурных спортивных и братских отношений.
3. Через 2-3 года возобновить спортивные связи со встреч клубных команд, обеспечив заблаговременный приезд этих команд в ЧССР и СССР с тем, чтобы до матча они могли подружиться, понять друг друга», — говорилось в отчете секретаря Генконсульства СССР в Братиславе Толстограева.

Тем не менее до воплощения этих идей в жизнь так и не дошло. Спустя несколько месяцев началась «Пражская весна», а затем СССР ввел войска в Чехословакию.

Как ни странно, именно после возвращения из тюрьмы Стрельцов собрал подавляющее число трофеев. В 1965-м он стал чемпионом СССР с «Торпедо», в 1968-м взял Кубок страны, а в 1967-м и 1968-м был признан лучшим футболистом СССР. При этом, с момента возвращения и до завершения карьеры в 1970-м, он отгрузил 51 гол в 131 матче Высшей лиги и 7 мячей — в 17 играх за сборную СССР.