Седовая падь. Глава 7

ПОБЕГ

И как подобное Моргуну в голову пришло, оставалось только удивляться. Сивый явно недооценил его. Что бы ни было, а план побега он продумал основательно. Ночами не спал, скрипел сухими нарами, тщательно перепроверяя все замысловатые ходы намеченного им акта. Все сходилось…

«Потом скажу,» — односложно бросал он Сивому, который назойливо лез с расспросами. Моргун, однако, упорно молчал; все его мысли сосредоточились на организации и устройстве столь дерзкого мероприятия.

«Повязать не смогут; расторопности не хватит. Главное от вертухайской пули уйти, — подумывал бессонными ночами Моргун, возлагая большие надежды на дружков с воли, — ну а если Петр, что выкинет, то без лишних сомнений удавит его своими руками.» — Однако, как не крути, Моргун, все же, полагался на Петра; деваться тому некуда…

Не верилось в то, что Аким останется не осведомлен и не прибудет к ним вовремя, в положенное место и, что они могут просто остаться одни на дороге: «Самим главное по времени уложиться, не помешал бы кто случаем, хотя и запасной вариант тоже оговорили. Дорога в двух километрах, придется бегом, лесом, минут за десять надо перекрыть это расстояние, а то охрана лагеря проворнее окажется — псами затравят. Аким конечно без пушек не явится, но лучше уйти по тихому. А там и в тайге, быстро, затеряться можно…»

После обеда, когда был объявлен короткий перерыв, Моргун посвятил Сивого в детали и тот, выслушав, начал действовать по согласованному плану, последовательно и основательно выполняя поручение за поручением.

— Еще сегодня, найди время; надо подпилить две стяжки, что трубу со стороны корпуса кочегарки удерживают. Понял? Только не перепили — кишки выпущу. Оставь что бы едва держались.

— Уловил, будь спокоен, все сделаю — послушно согласился Сивый. Волновался однако; часовые засечь могут…

— Стяжки под напряжением, могут лопнуть. Рассчитай что бы ночь выдержали.

Подвезешь к трубе бетон в тачке, делай вид, что анкера бетонируешь. Пилы новые, управишься махом. Сделал — отвалил, более не маячь; с вышки линзами сечь будут. Я снизу нырну в печь, там люк открыт; до болтов главное добраться. Надо пару гаек отвернуть, думаю не заметят. Да, а что бы мне не засветиться — прикроешь.

— Как это? — не понял Сивый.

— У трубы щиты из досок сбиты, поставь один из них вертикально к трубе. Он меня от вышки наблюдательной закроет; когда ключом работать буду. Тогда и пилки тебе передам; в печи они, за кирпичами упрятаны. Стяжки непременно лопнут, если трубу начать раскачивать. Вот завтра этим и займемся. Значит так; завтра как сигнал дам, лезешь в печь, а я, тем временем, на трубу по лестнице поднимусь. Сегодня еще бригадиру скажу, что на трубе, сверху, стяжки ослабли, подтянуть надо. Если будет против — пришьем, что бы не мешал. Он у меня во где, — сплевывая, Моргун указал себе на горло, — Не так, так эдак; выбора нет…

Моргун осмотрелся по сторонам; никто не мешал их беседе.

— Учти, — продолжал он, — времени у нас мало будет, как сигнал дам, в полную силу ныряй в печь и по внутренним ступеням лезь наверх по трубе до самой маковки. Никогда не думал, что в трубе тоже ступени есть, на кой они там? А вот теперь сгодились.

Успеешь, считай повезло; а нет, пеняй на себя. Залез — сиди и не высовывайся; жди своего…

— А далее то чего? Сажа ведь там, издохну…

— Не издохнешь, не такое терпел. Или тут оставайся, я один свалю.

— Ладно, ладно, чего ты…

— Аким водкой отпоит, ежели что. Я, будучи наверху, попытаюсь раскачать трубу. Две стяжки снизу, что ты сегодня подпилишь, не выдержат и лопнут. Вот тут-то все и начнется. Болты сняты, труба и завалится.

— Да ты в своем уме, Моргун, с такой верхотуры слететь. От меня же одна сажа останется.

— Не причитай. Шарфом башку замотай, обойдется…

— Ну и что? А потом куда?

— Потом через лес, пару километров. И что бы когти рвал, что заяц от лисы. Труба высокая, стальная; закоротит их городьба, а ограждения со стороны охранной полосы, куда труба повалится, близко подходят. Я промерял — труба метров на пять, семь длиннее и вышка наблюдательная далековато будет. Строили-то завод когда-то, не лагерь; кто за нашу оказию думал. И вот конец трубы должен за ограждением хлопнуться. А там до леса рукой подать, да к тому же, кустарник повсюду — проскочим.

Сивый понуро смотрел на пахана, ему явно было не по себе от тревожных предчувствий.

— Застрелят, сволочи, — в смертной тоске произнес он. В его едва не сорвавшимся голосе, дребезжа зазвучала отчаянная нотка обреченности.

— Да не дрейфь ты, пригибайся только почаще, да ползком. Провод определенно закоротит и вырубит, может даже саму подстанцию — это нам тоже поможет. У трассы Аким ждать будет. На грузовике по проселочной уйдем, а там и в тайгу рванем. Спрятаться да затихариться на время надо будет.

Моргун замолк, тревожно поглядывая на Сивого.

— Здорово придумано и толково. Однако не по себе мне что-то, — признался тот.



Как-то так вышло, что «новенький» в лагере прижился. Хотя после того случая, ни Моргун, ни Сивый его не донимали. Он, все же, не сторонился арестантов и, по возможности, вязал с ними любой, маломальский контакт. Компанейский должно человек был. В аккурат такие особо нравятся начальству; за ум, смекалку, да умение в нужную минуту слово и подход к человеку найти, а на зоне, может и еще за что иное… Такие бригадирами становятся. В авторитете; вопрос только — у кого?

Главное, бояться его стали. Обучен он драке с мальчишества, с любым мог управиться. Приемов да хитростей знал много, даже бывалые зеки старались обходить его стороной.

Не прошло и двух недель, как на руководящие выдвинули. Моргун целый день от негодования плевался, да поносил сволочь.

— Вот, Сивый, соображай, под чью дуду теперь мозолить будем.

— Да ты только скажи, — отзывался тот, — я же его ночью в свист к нарам пришью.

— Погоди!.. Погоди, Сивок, не время еще! — успокаивал Моргун, волнуясь всей своей обширностью, — мы об него еще расшаркаемся. Я этому начальничку надолго веки сомкну.

«Новенького» поставили на котельную и отныне, он всюду совал свой чувствительный нос. Все, что происходило на лагерном дворе, не обходилось без присутствия бригадира.

— Помешать ведь может, — опасался Моргун. — Но на риск, все же, пойти придется; если завтра засечет, будет под ногами путаться, то убрать надо, падлу…

После ужина Моргун и Сивый, уединившись, подводили итоги сделанного, чтобы намеченный на утро долгожданный побег состоялся.

— Видал как труба качнула, когда последний болт освободил, — начал Моргун.

— Не пугай, устояла бы ночь, — обеспокоился приятель.

— Стяжки раньше не лопнут?

— Не должны, если конечно ветер не усилится.

— Кто его знает. Завалится — услышим; ночью по тревоге поднимут. Плакала тогда наша воля, — рассуждал Моргун.

— Ой, чует мое нутро, убьюсь я через эту сволочную трубу, — причитал Сивый.

— Дурак, воля тебе на блюдечке не явится. За нее порой и глотку грызть надо. Знаешь ведь из-за чего все устроили. Дело стоит того, большой куш сорвем, на красивую жизнь хватит. Словом, завтра в бега. Теперь главное, как долезешь до верха, начну трубу качать. Постарайся успеть. Ждать не буду. Отстанешь, дело твое… А сейчас расходимся. Утром ты мне в полной силе понадобишься. А там и Аким на колесах подтянуться должен; ждать нас будет.



Зона уснула, утопая в свете ночных, охранных прожекторов; не спали лишь на вышках, зорко неся службу. Теплый летний ветерок едва колыхал тонкие макушки близлежащих берез и пока еще твердо стоявшую на опорах металлическую трубу котельной. Она выстояла. И на утро, Моргун и Сивый, следуя к столовой, улыбнулись друг другу глазами.

Сивому повезло; начальник приказал работать на печи — вынести весь имеющийся внутри хлам, остатки кирпичей и лом, наружу. С несвойственным энтузиазмом он принялся за дело. Бригадира даже это немного удивило, но он скоро удалился, ничего не сказав. Сивый, работая, то и дело нырял к люку, что бы убедить себя лишний раз; не подал ли Моргун сигнал. День разгорался теплом и лучисто радовал душу.

Моргун не спешил, тщательно приготавливая необходимый инструмент для работы наверху. Пару раз подбегал бригадир, интересуясь ходом его приготовлений. Пришлось, как никогда, говорить спокойно, дабы не навлечь лишних подозрений.

— Ты дозорных то предупредил, а то снимут ненароком?

— Разрешение есть. Можешь лезть наверх. Только долго не копайся. Добро дали всего на полчаса, а там сразу вниз, понял?

— Да ясно, ясно; сделаю … — кивнул соглашаясь Моргун.

Волнение однако сказывалось; никогда в жизни не поднимал он свое грузное тело на столь умопомрачительную высоту: «Не завалилась бы труба, когда полезу…» — успокаивал он себя.

Немного помедлив, Моргун взглянул на голубое, безоблачное небо. Солнце уже давно взошло: «По времени — пора, — продолжал размышлять он, — Аким должно быть уже на дороге — ждет. А нет, то и полушки за его голову не дам.»

Убедившись, что бригадир исчез, Моргун присел у люка и пару раз глухо стукнул по решетке. Все были заняты делом, и шум, естественный в своем роде, не привлек ничьего внимания. Только лишь Сивый, с нетерпением ожидая его; тут же огромными беспокойными глазами уставился сквозь решетку на пахана.

— Приготовился? Не дрейфь, сейчас мы им организуем прощальный бал.

— Давай сигнал, Моргун. Ждать уж мочи нет…

Моргун огляделся, вскинул сумку с инструментом на плечо и тихо полез наверх, цепко хватаясь за скобы уводящие взгляд в самое небо. С земли труба казалась гораздо ниже:

«Однако жутковато, — подумалось ему, — благо, что в той небесной дали воля ждет, иначе; хоть какой срок накидывай — не полез бы…»

До верхних стяжек, что удерживали трубу в вертикальном положении, было еще далеко, а Моргуну казалось, что он оторвался от земли уже на добрых двадцать метров. Жмуря глаза, он лез дальше. Труба стояла крепко, вкрадывалось даже тревожное сомнение; способна ли она вообще упасть, а что если нет? Моргуна прошиб пот, толи от затяжного подъема, то ли от предчувствия предстоящих трудных испытаний и, возможно даже, гибели от падения или пули; сейчас это было не главное. Важно, чтобы труба повалилась в нужное время, и не сорвала план.

Оставив за собой добрых двадцать метров, Моргун достиг наконец места крепления стяжек. С тревожным страхом глядя на две из них, которым предстояло вот-вот лопнуть в своем основании, унося его тело в неведомую даль, он совершено забыл о работе и о времени. В эти минуты лишь внутренний, рвущийся наружу, страх предстоящего падения, владел им всецело.

— Ты чего там копаешься? — закричал вдруг бригадир снизу, выводя его из состояния оцепенения.

— Да погоди ты, голова кружится, я же тебе не верхолаз. Сейчас укреплю…

— Смотри, не мешкай там, а то охрана враз тебя снимет, если не уложишься, — предупредил бригадир, удаляясь.

Сивый, выждав самую малость и убедившись, что никто не мешает, охая и ахая сунулся наконец в черное жерло чумазой трубы. В ней было темно, но не пыльно, хотя все внутренние стенки были покрыты плотным слоем сажи и при случайном прикосновении походили на масло, скользившее и таявшее в руках, которые в один миг стали черней черного: «Это каким же я отсюда выберусь, если вообще такое возможно! Эх доля, моя доля…», — напрягался Сивый и мысленно, и физически, спеша как можно быстрее добраться до вершины.

Дороги обратно уже не будет и он хорошо это понимал. Взбираясь дальше, чувствовал, что пропитывается до ужаса противной сажей все больше и больше, что никакой Акимовой водкой его теперь не отпоить и, тем более, не отмыть от въедливой и жуткой черноты. Сивый совершенно потерял ощущение реального времени. Ступени попадались так редко, что приходилось то и дело, шарить руками над головой, поднимая слой черной пыли. От части спасал шарф, хотя нос сильно забивало и дышать приходилось через отворот куртки. Становилось душно. Противная сажа, витая вокруг темной тучей, затмевала светящийся над головой овал голубого неба. Поначалу он походил на ясную, полную луну, среди мрака ночи, теперь же — на затянутую темными, свинцово-пепельными тучами нору, в которую предстояло пролезть.

Прокладывая путь наверх, он скрипел зубами и пыхтел от натуги. Отдыхал минуту, другую и давая возможность саже немного осесть, двигался дальше. Он не слышал разговор Моргуна с бригадиром. Он рвался к вершине зная, что сейчас, что вот-вот начнется страшное падение в бездну.

Его торопили, он расслышал стук; значит Моргун полез выше и сейчас начнет качать трубу. Понимая это Сивый, упорно и торопливо продирался к вершине:

«Он еще где-то на середине трубы, надо спешить, Моргун не станет долго ждать, иначе все раскроется и тогда поднимут тревогу», — на пределе сил соображал Сивый.

Зажмурив, горевшие от едкой сажи глаза, он все лез и лез, стиснув зубы.  И вот оно, белое жерло трубы и небо — голубое и чистое...

Сивый вдруг явно почувствовал глухой щелчок; труба, едва качнувшись, вздрогнула и словно ожила.

«Ну все, началось», — мелькнуло в голове. И он тут же ощутил, как труба, зависая на сторону, начала падать. Пространство словно взяло его в свои объятия и потянуло, увлекая за собой, в неведомый страх и ощутимую боль падения.

— Эх, самую малость не долез! — только и успел вымолвить Сивый, не боясь быть

услышанным.

Труба, оборвав оба крепления, звеня и громыхая болтавшимися во все стороны стяжками, со скрежетом и грохотом обрушилась на мудреные, лагерные ограждения, собрав их в кучу и, подмяв под себя. Электрические провода заискрились, запахло дымом и гарью. На взгорке задымил стеблями прошлогодний бурьян, суля взяться огнем и разгореться еще пуще.

Моргун упал удачно; отброшенный от изголовья трубы метров на шесть вперед, к кустарнику, он неподвижно залег, стал ждать.

«Надзиратель с вышки уже наверняка ловит на мушку», — осознавал он.

Быстро юркнув в кусты, Моргун пополз к лесу под прикрытием разросшегося, скрывавшего его передвижения, мелкого тальника и бурьяна. Трава начала дымить и разгораться. Назад он не смотрел; знал что Сивому придется туго. Весь его взгляд был устремлен к лесу, до которого оставалось совсем недалеко. И тогда его уже не достать, не взять. В едином порыве чувств и впечатлений он стремительно рванулся к заветной цели.

Первое, что услышал Сивый, придя в себя и, высунув черную, закопченную голову из укрытия, был глухой удар пули, выпущенной часовым, должно быть по приятелю. Пуля снесла верхушку молодой березки, обнажив куцый ствол. Моргуна он нигде не видел. На зоне взвыла сирена. Прикрываясь плотным облаком пыли, которую он невольно извлек за собой, будучи пулей выброшенным наружу, Сивый бросился к кустам. Страшно гудела голова, на затылке сочилась кровь. Рана от удара была серьезной, потому как все неслось и кружилось перед глазами, мешая отчетливо ориентироваться. Неудачно выплясав несколько полупьяных кругов, Сивый грузно завалился в уже дымивший рядом бурьян. Куда бежать он не знал и, лишь плотно прижавшись к земле, надеялся осмотреться и принять нужное, правильное решение. Очередная пуля, тяжелым свинцом, ударила совсем рядом. Знать и его приметили. Едко дымя, за спиной горел бурьян.

«Это кстати», — подумал Сивый, осматриваясь. Наконец и он, вскочив, рванул что было сил к лесу, забыв про все, что когда- либо знал и помнил. Страх быть подстреленным словно ужалил и погнал его прочь от места падения трубы. Продираясь сквозь мелкий кустарник, он заметил впереди тучную фигуру барахтавшегося в траве пахана. Сивый, радостно сопя, грохнул на землю рядом. Моргун корчился от боли, держа себя за ногу пониже колена. Пуля прошила икру, но кость по видимому не задела. Моргун был бледен и растерян, не в состоянии передвигаться дальше один, скрипя зубами, потребовал.

— Не бросай! Здесь недалеко… Отплачу добром.

Пули свистели и долбили по кустам с еще большей силой.

«Еще секунда-две и будет поздно, — соображал наспех Сивый — выбор один: действовать и, притом быстро!»

Он схватил увесистого приятеля и поволок… Благо лес уже совсем близко. Дым стал явно застить глаза часовым на вышках, мешал вести прицельный огонь, позволяя бежавшим стать едва различимыми. Пули ложились не точно, где-то рядом. Но одна все же скользнула по тужурке Сивого, расцарапав руку. Рукав стал мокрым от крови, но боль раны не чувствовалась и он продолжал тянуть Моргуна к лесу.

Огонь вконец лишил видимости переполошившуюся охрану лагеря. Поднятая по тревоге отдыхавшая смена, подоспела уже поздно. Стрельба прекратилась. Стало ясно, что бежавшие скрылись в чаше.

Начальник лагеря, объявив всеобщую тревогу, спешно организовал группу преследования и дал указания дежурному оповестить близлежащие отделения милиции и ГАИ. Однако пришлось потратить не мало времени на организацию надлежащей погони. Внутренние ворота лагеря и оружейные склады, были блокированы охранной сигнализацией.

Моргун рассчитал верно. Электрическая подстанция, выбив трансформаторы, выключила многие пункты обеспечения и охраны лагеря. Внутри зоны поднялся переполох. Заключенные, что порезвее, пользуясь общей суматохой, попытались проникнуть за территорию лагеря по лежавшей трубе, но поняв, что единственный путь к свободе под жестким обстрелом, тут же отступились.

Сивый, то ли перепуганный стрельбой, то ли возможным преследованием, шустро работал ногами, таща за собой грузное тело Моргуна. Будучи физически сильным, он все же сдавал, а лесу все не было конца… И когда сквозь просветы редеющих стволов, он увидел стоявший у обочины грузовик, то бросил Моргуна и, из последних сил, спотыкаясь о неровности и рытвины почвы, рванул к дороге.

При виде Сивого Аким ужаснулся.

— Моргун где? — был его первый вопрос.

— Здесь, в кустах, — задыхаясь, сбивчиво говорил Сивый, — он ранен, сил нету тянуть. Помоги ему, Аким.

Двое стоявших рядом без особых напоминаний бросились за Моргуном.

— Полезай в кузов! — скомандовал Аким, помогая Сивому влезть. Тот, с трудом перевалившись через борт грузовика, облегченно вздохнул и растянулся на полу.

— Давай быстрее! — закричал Аким и без того бегом тащившим раненого пахана, подельникам.

Усадив Моргуна на переднее сидение, Аким сам сел за руль и дал газу…

Дорога местами была ужасно раскисшей и машину то и дело бросало из стороны в сторону, но Аким проворно вертел баранку, не обращая внимания на ямы и ухабины.

— До моста надо проскочить, а там уйдем.

Раненный Моргун, побелевший от потери крови, но будучи в сознании и, владея руками, принялся ремнем перетягивать ногу. Преследования пока не было. Мост уже близок. За ним непроходимая тайга. Хотелось затеряться в ней, запутать след и уйти. Ворча и воя мотором, мчал грузовик вперед, словно вместе с беглыми, неистово рвался к воле. Швырял колесами грязь, рьяно отбивался от навязчивой, неминуемой погони.