2. Пора взрослеть, караси! - 17

Начало здесь:http://proza.ru/2022/08/01/921

2.17. «А ПЕРЕПЛЫТЬ ОКУ СЛАБО?»

Равномерный и монотонный шелест воды вдоль борта брандвахты дает понять, что мы идём по реке, а немного усиленный шум её сопротивления помог предположить, что движемся на течение. Буксировщик взял «толканием» под корму и потащил за «пару сотен километров вверх», как пояснил Санька. Вот и первый рейс! Вот и фарватер, которым жизнь пошла вверх по Оке, тихой равнинной речке центральной части страны, протекающей с запада на восток.
Весь экипаж изыскательской партии воодушевлённо выстроился на носу и ведёт неспешный разговор. Игорь Иванович:
- Вот и вышли в рейс, что-то поздновато в этом году. В прошлом мы с мая на плёсе катались с промерами, а в этом уже серёдка лета... Ну, да ладно, вышли и вышли.
- Иваныч, а праздничный обед будет? – повар собирается готовить обед.
- Семёновна… - он повернул на голос свою голову, - с нами молодёжи много, давай, не будем с первого дня показывать им свою суть, - как-то в гримасе скривив усатое лицо, ответил начальник партии.
- А что, я бы тоже не отказался от ста грамм за выход, начальник! – громко изрёк улыбающийся Санёк, явно, любитель побаловаться спиртным.
- Иваныч, надо же будущим капитанам флота когда-то начинать, - Петрович нежно хлопнул меня по плечу, подмигнул заговорщицки, а Васька засмеялся каким-то неестественным смехом.
Только Валя стоит в недоумении, широко раскрыв удивлённые глаза. Её не по нутру затея, похоже, дома они с Серёжкой достаточно этого насмотрелись.
- Да чёрт с вами, - махнул Игорь, - только без фанатизма, поняли?..

Праздничный ужин получился совмещённым с обедом, потому, что у Семёновны не зажигался газ в плите. Пока муж её менял баллоны и ремонтировал допотопного вида плиту, слегка начало темнеть и на берегах и фарватере замигали огоньки обстановочных знаков. На Оку опускается вечерний закат, выделяя на фоне пока ещё светлой воды тёмные грозные тени прибрежных холмов и лиственных дубрав. Ужин прошёл «без фанатизма», если не считать падавшего несколько раз Петровича, пытавшегося дойти по пятиметровому коридору от столовой до своей с Семёновной каюты, словно в девятибалльный шторм на море. В скором времени в открытую форточку каюты стал залетать свежий ночной влажный ветерок, колыхая тюлевые занавески. Спать в таком воздухе оказалось одно удовольствие. Шелест воды за бортом умиротворённо подействовал на наши юные организмы. Укачало… Утрясло... Убаюкало…
От Мурома мы отошли километров на семьдесят…

Три неполных дня утомительного ничегонеделания и созерцания меняющихся за бортом пейзажей флоры и фауны мы, наконец-то, подошли к месту работ, когда я чуть не упал с кровати, услышав в громкоговоритель голос вахтенного штурмана буксировщика:
- Брандвахта! Прибыли на место работ! Подъём!
Над поверхностью воды взметнулись возбуждённые утки и гуси, до нашего прихода мирно жевавшие ряску и прибрежную осоку. Из лесных чащ поднялись в небо большекрылые, но не слишком крупные орланы белохвосты, коих здесь достаточно много. Природа тихого заповедного края встрепенулась от жаркого сна летнего предвечерья и оживилась недовольным и громким щебетаньем тысяч невидимых птиц, дремавших в ближайшем орешнике. Своим приходом мы нарушили их лесную идиллию. О том, что это именно орешник раскинул свои зелёные густые кроны вдоль всей реки, я узнаю на следующий день, когда вся партия с вёдрами отправится на сборы лесных орехов или фундука, как его называют, вместо того, что бы заняться русловыми изысканиями на вверенном участке Оки. Ну, да ладно, начальник же есть, ему видней…

А на следующий день, когда все метнулись на промерном катере к противоположному берегу в густые заросли лещины, пришёлся четверг и все присутствовавшие на брандвахте работники интенсивно засобирались к выезду до Мурома на выходные. Опа, вот тебе и работа! Правильно, рабочее время на выходные не ставится. Вот и мотаются речники по домам на проходящей мимо «Ракете». Бесплатно же своих возят портовские капитаны! Чего бы не съездить-то?..

- Практиканты, готовить на все выходные вам не буду, вы есть не станете всё равно, может прокиснуть. Да и суп особенно летом не идёт, жарко, по себе знаю, - в каюту заглянула Семёновна в белом крепдешиновом коротком платьице, при её-то «кому далеко за 50».
Нам с Борькой ехать некуда, не на что да и незачем, вот мы и остаёмся пришвартованными к забитым в землю ломам, у незнакомого берега, в безлюдном нежилом месте самого сердца страны. Остаёмся одни-одинёшеньки, Игорь вчера дал все инструкции, что и как отдыхать, набираться ума и сил. Ага, ума, сил, отдыхать! Глухомань, высокий холм за спиной брандвахты, телевизор не показывает ничего, кроме серых ребристых полосок, как на тельняшке, радио еле шипит, ляпота, да и только! Единственное удовольствие – солнышко, жара, потеплевшая за последние деньки водичка, да пятилитровая жестяная банка «сгущёнки» и два килограмма печенья круглого. Последние два наименования из закромов коллективного питания выдала Семёновна, «что бы особенно не скучали, сладко ели, сладко спали», как она на прощание сказала, послав воздушный поцелуй, расплывшись в улыбке без десятка зубов между накрашенных губ. А что, ешь, не ленись! Где найдёшь такую жизнь? Вода в неограниченном объёме за бортом, чистая, не отравленная. Да и кто в наше время спрашивает, черпай ведром и пей, здоровее будешь…

Сразу после завтрака проходящая из Елатьмы «Ракета» забирает «партийцев». Она отошла от борта, гружёная счастливыми людьми с вёдрами, полными орехов, а мы остались с Борькой. А чем не сладкая жизнь, спокойная, свободная и:
- П-п-полезли на крышу загорать! – предлагает друг и мы поднимаемся на крышу брандвахты в одних плавках.
Подстелили полотенца и легли на железные крашеные листы под палящие лучи июльского солнышка. Надо же брать в обе руки свободные от непосильного труда минуты. Через пару часов лежания тело покраснело, крестик накалился и жжёт грудь. Пора слезать и облиться из ведра водичкой…

- С-с-слушай, жарко, п-п-пошли, в речке окунёмся? – подначивает Борька.
- А где? Тут же берег илистый. Игорь говорил, что в воду не войдёшь, - осторожничаю я, оглядывая округу брандвахты.
- А д-д-давай прямо с крыши прыгнем. А в-в-вон там вылезем на песочек, – показывает он на плешину песка метрах в ста ниже по течению.
Я всё еще менжуюсь, всё-таки, река не озеро, течение и широковата, а хороший пловец Борька подкалывает пуще прежнего:
- С-с-слабо, что ли, п-п-переплыть Оку? С-с-слабо? З-з-здесь всего метров д-д-двести! – и сигает «рыбкой» с крыши, только брызги в стороны.
А я хуже, что ли, плаваю? Да не слабо! И бомбочкой плюхаюсь в прохладную водицу. Разгорячённое и слегка закопченное тело обожгло водой, я с превеликим трудом совладал с неприятным ощущением неизвестности и дрожи по телу от перепада температуры. Вынырнул метрах в десяти от берега и увидел, как Борька плещется руками почти посередине и орёт:
- П-п-плыви за мной! Н-н-на том берегу вс-c-cтретимся! – и гребёт мощными руками.
Что делать, двигаюсь за ним, крупными гребками рассекая приятный поток прозрачной чистой воды. Через несколько минут оказываюсь на самой стремнине реки и, остановившись передохнуть, вижу, что кромочные буи по обе мои стороны, значит, я в фарватере, в судовом ходу. Страх перед тем, что из-за ближайшего поворота может неожиданно выскочить судно на подводных крыльях, придал силы, и плеск воды уменьшился, я стал грести мощнее и чётче, рассекая грудью воду, напрягая все мышцы. Семнадцать лет и нет преград, есть только инстинкт самосохранения, правда, до поры до времени дремлющий где-нибудь пониже пояса. А так…

- М-м-молоток, Стас, доплыл, - Борька со своей неподдельной деревенской наивной улыбочкой с высоты берега смотрит на измождённое тело друга, лежащее на урезе воды.
- Да пошёл ты… провокатор… ты разряд по плаванию имеешь, а я только по озеру плавал… вот на лыжах бы…
- Э-э-это что… т-т-теперь надо обратно п-п-плыть… вот г-г-где сила нужна, - ещё веселее глянул на меня друг, приложив ладонь к голове в виде козырька, всматриваясь против солнышка в дальний берег, а я только сейчас это и понял, испугавшись не на шутку «задним числом».
Отдохнув с полчаса, двинулись в обратную сторону. Только я предупреждаю Борьку:
- Далеко не отплывай, вдруг не дотяну.
- Т-т-ты чего, Стас, м-м-маленький что ли? – и он нырнул в воду.
Река как будто расширила свои владения и до противоположного берега путь показался намного длинней, поток сильнее сопротивляется моим движениям, утаскивая усилившимся течением вниз, подальше от брандвахты. Дыхание и мышцы помогают только первые десятки метров. Потом начинают иссякать, середину реки я переплыл, с большим трудом, но переплыл. А там…

Буи остались по одну сторону. Опасности попасть под теплоход нет и можно расслабиться, тем более, что сил больше действительно не осталось. Нет и всё! Худое измождённое подгорелое тело распласталось на поверхности воды в виде пятиконечной звезды, а испуганные глаза смотрят в небо. Мне показалось, что отяжелевшее юное тело стало медленно идти ко дну. И в этот момент голос, чей-то голос, сам по себе, ниоткуда, и, словно не мой, вдруг зашептал:
- Господи, помоги мне доплыть до берега. Прошу тебя, не дай утонуть, - но в этот миг внутри щёлкнул тумблер и я вспомнил, что на груди висит, а в нынешнем положении лежит, алюминиевый крестик на верёвочке.
Я зажал его в ладони и закрыл глаза, думая, что мой шёпот не услышали небеса. Будь что будет. Да и как они услышат, молиться-то я не умею, хотя, мама и просила много раз выучить «Отче наш…». Всё… Конец… Приплыли… я так и не успел по…

- Стас! Т-т-ты чего там, у-у-уснул что ли? – показалось, что голос Борьки пронзил голубые небеса, отпружинил от самой толщи Оки и врезался в мои уши, а вода в одно мгновение подняла меня и раздвинула в разные стороны руки, приготовившись грести.
Откуда-то взявшиеся силы размашисто и чётко раздвигают воду перед моим телом и я несусь к берегу, к самому песочку, показанному другом перед заплывом. Спустя несколько минут нащупываю ил под ногами и, утопая в нем по колено, выбираюсь на густую осоку. Падаю без сил и отключаюсь…

Хлёсткие удары по щекам приводят в чувство. Борька усиленно тормошит меня:
- Ты ч-ч-чё такой бледный? В-в-вроде, загорали?..
Где я побывал, что видел и как доплыл до берега, другу я так и не рассказал, стыдно и не поймёт. Не стоит теребить психику заикающегося курсанта, вдруг ещё сильнее будет тормозить слова. Пожалел я его. Встал и обессиленный поплёлся в каюту. Остальные дни отдыха из каюты практикант Климов не выходил, поглощал сгущённое молоко прямо через дырочку в банке, заедал печеньем и пил воду, принесённую из-за борта заботливым Борькой. Мне и раза хватило, что бы понять, на грани чего я побывал и что меня спасло. Хватило…

После этого случая алюминиевый крестик с шеи не снимаю ни при каких обстоятельствах. Понял я его силу, выучил «Отче наш…», как Клятву Пионера Страны Советов и верю, что Господь есть в сердце того, кто понимает, что его не может там не быть…

Жизнь научила…
О борт тихонько стукнул борт другого судна.
- Что, парни, как отдыхалось? – Игорь с добродушной улыбкой соскакивает с борта «Ракеты» и смотрит на нас. – Вижу, не зря время потратили, загорели, возмужали. Молодцы, после обеда начнём промеры, готовьтесь, практика началась. Кстати, Стас, пляши, тебе письма, целых три…

Продолжение здесь:http://proza.ru/2022/08/06/1117