Жук в янтаре. Глава 1

Март 1956 года

Меж вспаханными полями ехал грузовик. Ветер ежеминутно менял направление, свистел через щели кабины, хлопал брезентом кузова.

Шофер в промасленной фуфайке, надетой поверх тельняшки, курил и искоса разглядывал молодого пассажира. Тот безмолвствовал; обхватив руками набитый под завязку вещмешок, смотрел через ветровое стекло на скользившие по нему туда и обратно дворники.

Лил дождь и превращал разбитую грунтовку в полосу вязкой каши. Временами каша сменялась пугающе-длинными и густыми, как кисель, лужами. Тогда шофер подмигивал пассажиру, выбрасывал в окно недокуренную папиросу и со словами: «Рыбу дождем не напугаешь» смело рулил по водным преградам. Пассажир кивал в ответ. Ему нравились приключения. Невзирая на грабительские десять целковых, уплаченных за попутный проезд от райцентра Кривая Вода до села Тихое, промокшие еще в райцентре ботинки и ледяные ноги, он был счастлив. Чем дальше уводила его дорога от родного Николаева и других густонаселенных мест, тем легче делалось на сердце.

– Юрий, – представился пассажир, когда вдали замаячила развилка.

– Не дрейфь, Юрий, – усмехнулся шофер. – Скоро Тихое.

Вот и все. Кончилась старая жизнь.

Остался в прошлом заводской барак, где рано осиротевший Юрий делил комнату с вредной теткой – сестрой погибшего в сорок первом отца. Там же, в прошлом, остались в край надоевшие соседи по бараку, их грызня и драки на общей кухне. И один на три дома нужник во дворе, и очередь к водоразборной колонке, и друзья-ровесники, добрая часть которых после семилетки двинулась в ремесленные училища, а потом на заводы и фабрики. А еще первая любовь. Грустная и короткая.

Удивительно, как может осточертеть родной город, если тебя в нем не любят.

Зато теперь все будет по-другому. Да здравствует свобода!

Восторги Юрий внешне не выдавал. Воспитанный в чрезмерной строгости, он научился скрывать свои желания и мысли. Особенно мещанские желания и мысли, не подобающие комсомольцу. Этот навык здорово пригодился в армии, а потом и во время учебы. Если бы спросили, почему, окончив медучилище с отличием, Юрий оставил город и едет работать в отдаленное и маленькое, всего на полторы сотни домов село, он бы лишь пожал плечами или ответил дежурным лозунгом о важности медицины. На самом деле Юрий хорошо знал, какие привилегии ему даст на селе профессия фельдшера. Отдельное жилье, хорошее питание, рабочий транспорт и так далее и тому подобное за совхозный счет. «Полный пансион», – как сказала бы тетка. В городе об этом приходилось только мечтать. В лучшем случае Юрий со временем мог получить от госпиталя койку в общежитии, но никак не дом с большим двором и подсобным хозяйством. И пусть в Тихом, по словам главврача районной больницы, к которому Юрий наведался сегодня утром, не было дома культуры и отдыха, зато в нем были дары совхоза и милая сердцу независимость: профессиональная, позволяющая работать без постоянной оглядки на начальство (райбольница находилась в двадцати километрах от села), и абсолютная личная.

Грузовик подбросило на ухабе, и замечтавшийся Юрий громко клацнул зубами. Шофер усмехнулся.

– Значит, – возобновил он недавно прерванный разговор, – едете в Тихое фельдшером. Вон оно как. Знал я прежнего тамошнего фельдшера. Маркин его звали. Семен Иваныч. Добрый был человек. Жаль помер.

– От старости? – спросил Юрий, незаметно ощупывая языком зубы – не повредились ли.

– Та не. Утоп. А годков ему было не так чтобы и много. Лет на десять старше вас был. Вам сколько?

– Скоро двадцать пять исполнится.

Шофер закивал довольный своей наблюдательностью.

– Маркину за тридцать было, – со вздохом произнес он. – Подвозил я его однажды в Тихое. Как вас сейчас везу. Он мне всю дорогу анекдоты рассказывал. Э-эх. Веселый был мужик. Оптимист. Из Одессы. Все говорил: «Как обживусь в Тихом, так семью перевезу». У него жена с дочуркой в Одессе остались… – Он снова вздохнул. – И хорошо ведь плавал. Черт его дернул напиться в тот день.

– Он пьяным в озеро полез?

– Не, не в озеро. В реку. С моста нечаянно свалился, а вода ледяная. В прошлом ноябре. Вам в райбольнице, что ли, не рассказывали?

– Нет, – удивился Юрий.

В самом деле, главврач мог и рассказать о несчастном случае. Предупредил бы новенького, что предшественник вел разгульную жизнь и, судя по всему, крепко запустил работу.

Юрий сдвинул брови и уставился в окно. Почему-то представил Маркина с лицом шофера, в такой же, как у того, грязной фуфайке поверх тельняшки. Вот Маркин ухмыльнулся и показал желтые от папирос зубы. Побрел по мосту, шатаясь. Затянул пьяным голосом популярную песенку, свесился через перила и рухнул в холодную реку. «Домино… Домино… Это счастье стучится в окно!» – выбросило на поверхность с пузырями воздуха последнюю строчку припева. Мокрая фуфайка и набравшие воды сапоги потянули Маркина ко дну. Он неуклюже задергался, попытался избавиться от одежды, но быстро ослабел. Глаза потухли. Бледное из-за асфиксии и холода лицо исказила гримаса отчаяния.

Вздрогнув, Юрий поежился то ли от озноба, то ли от яркой картины утопления, возникшей перед глазами.

– Зачем он так распустил себя? – спросил он у притихшего шофера. – Пьяный по селу бродил.

– Кто? Маркин? – откликнулся тот. – Да кто ж его знает. Люди говорили, не пил поначалу. Все физкультуру проповедовал. А потом вдруг пошло-поехало. Полюбил Маркин это дело, чего уж. С тоски, наверное. И года в Тихом не протянул.

– С тоски… – непроизвольно повторил Юрий. В мыслях он все еще смотрел в мутные глаза утопленника и размышлял.

«Как же странно. Был человек образованный, зрелый, с устоявшейся философией и планами на будущее. Как и я приехал в село лечить людей и устраивать свою жизнь. По семье скучал, наверняка. Работал, и люди его, конечно, уважали. Как тут не уважать? Уже за одну профессию должны были уважать. И меньше чем за год этот человек спился. Спился! Да так, что погиб некрасивою смертью, какой положено умирать только пустым и пропащим – тем, кто живет без цели... Маркин, Маркин… А жене каково? А дочери? Жил-был папка и вдруг пьяным с моста в реку… С другой стороны, может ли человек спиться «вдруг»? Вроде, не бывает в этом деле беспричинной внезапности. Должен быть повод».

Юрий нахмурился. Все ли так хорошо в Тихом, как он себе нарисовал? За год службы Маркин не перевез семью. Выходит, некуда было перевозить.

Нехорошее предчувствие засвербело в груди, растревожило и резью скрутилось в пустом со вчерашнего дня желудке.

– Беда в Тихом с медиками, – будто почуяв беспокойство Юрия, продолжил шофер. – Не приживаются они там. Перекантуются с годик, потопчут навоз и уезжают на другое место. А Маркина, вот, смерть настигла.

– Условия плохие?

– Условия как у всех. Учи;телки-то – все четыре, которые по распределению в Тихое попали, все прижились. Одна даже замуж выскочила за председателя совхоза. Он, кстати, мой родственник. – Шофер многозначительно кивнул. – Дальний. По материнской линии. Внучатый племянник троюродной сестры прабабки. Василатий его фамилия. Его из райцентра пять лет назад прислали. Тогда еще в Тихом колхоз был. Потом уж колхоз в совхоз переделали. Не в передовых совхоз, чего уж там, но и не в хвосте, слава богу. Есть в нашем районе и похуже хозяйства. А в Тихом нормально люди живут. Школу недавно отремонтировали, новый клуб поднимают. Обещали этой осенью сдать.

– Отчего же в Тихом медиков тоска берет?

– Чего не знаю – того не знаю. Но уезжать Маркин не собирался. Это точно.

Юрий глянул на собеседника печально-задумчивым взглядом:

– Маркин, значит, был чудной. Запил с тоски, но уезжать не собирался... Стыдно за него.

– Чего ж стыдно-то? – удивился шофер и, не отрывая глаз от дороги, скорчил изумленную физиономию.

– А как не стыдиться? Коллега все-таки. В какой-то мере мы, медики, друг за друга в ответе. Как и вы, водители. Опозорится один, а плохо подумают обо всех.

– Бросьте. Еще не хватало отвечать за кого-то.

– А вообще, знаете ли, – продолжил Юрий со вздохом, – тоска – это избитое оправдание для слабохарактерных людей. Почему курит? С тоски. Почему пьет? Тоже с тоски. А по факту никакой тоски нет. Есть безответственность, лень, жалость к себе и отсутствие силы воли. И человек с набором этих качеств – тряпка. Да-да, тряпка, как бы ни обидно звучало. Не может такой человек держать себя в узде и сопротивляться животной натуре. Не способен.

– Маркин не курил, – как бы между прочим заметил шофер.

На мгновение Юрий растерялся. Перед глазами вновь возник утопленник в фуфайке, но теперь белозубый.

– Думаю, – продолжил Юрий свою мысль, – Маркин ваш спился от безответственности. Тяга к удовольствиям пересилила в нем чувство долга. Никто Маркина в селе не контролировал, жена не пилила, вот он и потерял берега. Работы было мало, а казенного спирта – много.

Шофер пожал плечами.

– Даже если и так, – буркнул он, закуривая очередную, вонючую, как старый носок, папиросу. – О мертвых или хорошо, или ничего.

– О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды, – поправил Юрий.

Повисла пауза. Юрию почудилось, что собеседник рассердился. Выходило будто новый человек, малоопытный, не знающий всех тонкостей биографии предшественника, возводит на того напраслину и высокомерно осуждает. Корчит из себя безгрешного, пляшет на трупе. А мертвый не может оправдаться. Он уже бессилен что-либо изменить. Хотя ничего плохого никому, кроме себя, не сделал, и вся его беда была только в том, что запил открыто, не стесняясь, да при этом погиб. Пил бы тихо, как многие, создавал видимость работы, то и прослыл бы добропорядочным – таким, которому уважение и почет, премии и грамоты от райбольницы или совхоза по случаю какого-нибудь государственного праздника. А так...

"Домино... Домино..." – завыл ветер далеко в поле. "Это счастье стучится в окно!" – подхватили мелодию барабанящие по ветровому стеклу капли.

«И все же нельзя прощать мертвым все грехи, – подумал Юрий. – Не должны люди после смерти становиться теми, кем не являлись при жизни. Последствия их поступков не отменить. Что сеяли, то пусть и пожинают. Хоть и посмертно».

– Вот скажите, – с мягкой настойчивостью и желанием склонить шофера на свою сторону поинтересовался он, – делал ли Маркин прививки сельским детям? Наблюдал ли хронических больных? Может, в перерывах между пьянками роды у какой-нибудь сельчанки принял?

– А я почем знаю? – через облачко желтовато-белого папиросного дыма ответил шофер. – Я в райцентре живу, не в Тихом.

Несколько минут Юрий молчал, раздумывая над тем, как это у Маркина получилось спиться и не привыкнуть заодно к табаку. Рюмка водки и папироса, как любили рисовать на заводских досках позора и санитарных бюллетенях в поликлиниках, всегда ходили парой, крепко обнявшись. А тут вдруг… Второй по счету «вдруг». Юрий достал из кармана носовой платок и завязал узел на память. При случае надо будет расспросить сельчан о Маркине. Очень уж интересный кадр.

– Я больше чем уверен, – продолжил Юрий все тем же деликатно-настойчивым тоном, – что Маркин был человеком слабохарактерным. Ну, а то, что он не курил… Не знаю. Вероятно, у него была такая особенность организма – не привыкал он к табаку. Это встречается. Тут и силы воли не надо, чтобы не курить. Просто не тянет и все. Да и без разницы уже, как там на самом деле было. Погиб Маркин. Нет его. Наверняка оставил после себя в Тихом дурную славу и кучу невыполненной работы, которую мне теперь придется разгребать. За это я его добрым словом уж точно не помяну. Иначе несправедливо как-то получится... И вы зря на меня сердитесь.

Он искоса глянул на шофера. Тот вновь пожал плечами и окончательно сбросил с лица маску доверительного благодушия.

Не клеилась беседа. Затеянная как доброе воспоминание о Маркине, она пошла явно не тем курсом. Что-что, а перемывать кости несчастному Маркину, судить да рядить его шофер не собирался.

"А этот новенький – тот еще жук, – пронеслось у него в голове. – Такому и душу страшно открыть. Не пожалеет... Еще добьет, гад".

Сквозь клубы дыма он окинул Юрия коротким придирчивым взглядом и спросил:

– А у вас, товарищ новый фельдшер, с вредными привычками и силой воли как дела обстоят?

Интонация собеседника Юрию не понравилась – слишком много желчи в ней было. Выпрямив спину, он похлопал рукой по потрепанному боку вещмешка, словно друга по плечу, и медленно, с расстановкой ответил:

– Полный порядок, товарищ водитель. Не пью, не курю, не пробовал и не собираюсь. Сила воли присутствует.

Тут он покривил душой. Он пробовал курить в детстве, но застигнутый у туалета во дворе с горстью затушенных окурков в ладони и одним дымящимся в зубах, крепко схлопотал от тетки. Неделю потом не мог сидеть и спал на животе. Когда синяки сошли, он поклялся памятью отца, что больше не закурит. С алкоголем вышло еще проще. На него у Юрия оказалась аллергия. Даже от безобидных пятидесяти граммов кожа покрывалась розовыми, сильно зудящими пятнами. Из-за этого друзья прозвали его Жирафой. Прозвище к долговязому парню приклеилось намертво – сохранилось и после того, как он, оскорбившись насмешками и всерьез опасаясь за свое здоровье, завязал с выпивкой.

– Почему Маркина не спасли? – чуть погодя спросил Юрий. – Могли ведь. Много случаев известно, когда падал человек в ледяную воду и его спасали.

– Никто не знал, что он утоп. Вечером его пьяным на селе видели и все, пропал человек. Через две недели рыбаки выловили ниже по течению. Как был в кожухе, так и всплыл.

– В кожухе?

– Ну да, в кожухе. Это же в ноябре случилось. Чем слушали?

Грузовик снизил скорость и с недовольным и каким-то болезненным скрипом остановился у развилки.

– Приехали, – объявил шофер. – Выходите. Вам налево, а мне прямо.

От удивления у Юрия вытянулось лицо. Вот это да! Что за шутки? Отыгрывается за Маркина? Глупость какая. Ребячество! А даже если и обиделся, не высаживать же из-за этого!

– То есть как приехали? – Юрий перевел красноречивый взгляд с шофера на поля за окном. Там не утихал дождь, и ледяной ветер, как прежде, играл во всю силу, гоняя по небу тучи.

– Пойдете сюдой, – шофер показал налево бурым от въевшегося в кожу автола пальцем, – и через два километра будет Тихое. Да вон его видно. Туда и топайте.

За пеленой дождя, сквозь мутные разводы на мокром оконном стекле виднелось маленькое село с серыми подстать небу соломенными и жестяными крышами. Похожие на гладкие бока зеркального карпа жестяные крыши темнели. Соломенные же, старые и выцветшие, походили на гигантские шаровидные грибы-порховки. Казалось, тронь их, и они взорвутся удушливым облаком спор. Из крыш торчали дымоходы, из дымоходов валил дым. Прибиваемый книзу ветром, он быстро таял в тяжелом свинцовом воздухе. Еще совсем голая лесопосадка, взявшая село в окружение, влажно чернела и щетинилась острыми ветками, будто терновый венок на челе страстотерпца.

Безысходностью и опустошением потянуло с той стороны. Как от свежей могилы.

Юрий нахмурился.

– Какие два километра? – сердито спросил он. – Погодите. Мы с вами договаривались, что довезете до Тихого. Я вам десять рублей дал!

– А вы не шумите! Не шумите! – поерзав на сидении, отмахнулся шофер. – Мы как договаривались? Сошлись на том, что я вас по пути подброшу. Я и подбросил. Мне только до этой развилки с вами по пути было.

– Когда деньги брали, вы так не говорили!

– Говорил, говорил.

Крупные ладони шофера сжались на баранке. Он усмехнулся и, не глядя на Юрия, продолжил сквозь зубы:

– Может, то у вас со слухом или с памятью беда, потому не помните. Но я говорил. Сразу сказал, что мне в Тихое нельзя. А вы и сами понимать должны, не маленький, – у меня путевка, груз. Мне теперь дальше надо ехать. А вы ступайте пешочком. Тут недалеко. Заодно с местностью познакомитесь.

Юрий оторопел. Какая наглость! Обещать одно, взяв оплату вперед, но сделать другое, да еще и выставить пассажира дураком – это как называется?!

– Не хотите везти, так верните деньги! – запальчиво бросил он.

Не топать же два километра по грязи и дождю, в мокрых ботинках, с полным вещмешком и чемоданом, набитым книгами по фармакологии, хирургии, детским и внутренним болезням, заплатив за полный проезд!

– Еще что удумаете? – совсем уж разозлился шофер. – Тут вам не такси и не рейсовый автобус.

– Верните по-хорошему. Или ваш родственник в Тихом узнает, как вы на людях наживаетесь. Я дам делу ход!

– Наживу еще доказать надо.

– Я докажу! Опыт имеется, – для пущей угрозы солгал Юрий.

Несколько секунд шофер бурил его взглядом, словно испытывал на прочность, затем тихо выматерился и достал червонец из кармана.

– Так-то лучше. – Юрий забрал деньги. – Теперь помогите мне вытащить чемодан из кузова. Только аккуратно. Там книги.