Глава 1 - Вахтовик

Солнечная система, на орбите системы Плутон-Харон
Орбитальная станция Рея

Примерно 6 с половиной миллиардов километров до Солнца


30 октября 2331 года

На часах диспетчерского центра 8 утра. 8 утра по Гринвичу. В тёмном и холодном космосе людям всё равно нужна какая-то точка отсчёта, в этом вопросе Гринвич ничем не лучше и не хуже других, к тому же Гринвич – дело привычное. Хотя множество людей не знает слова Гринвич годами после окончания школы и до того момента, как в их компании появляется британец, и вешает на стене красивую фотографию гринвичского парка. Или той старинной обсерватории, куда сегодня водят школьников, чтобы дети в первый раз увидели небесные тела так, как они есть на самом деле. Без неуместного романтического или же наоборот, мрачного ореола, когда школяры учатся, в том числе, ценить естественную красоту. Англичанин в этой команде уже был. Уволился в прошлом июле, а после себя оставил вполне симпатишную видеографию – «Редкий снег в парке». На ней гринвичский парк после необычного стечения погодных условий – сначала вечерний снег, потом морозная безлунная ночь и снова сильный снег поутру. Намётанный глаз человека, понимающего, как работает климат быстро скажет – «народ, да тут градусов 15 мороза, если не больше!». Люди, которые не видели снег месяцы, если не годы на такие тонкости внимания не обращают, на этой видеографии можно взгляд задержать, и вспомнить свою связь с чем-то настоящим. Иногда только духовную связь – за последние полтора века почти сто миллионов человек родилось на орбитальных станциях, и солнце над головой они увидели в первый раз только в детской анимации и книжках.

Начальника диспетчерского центра, Сидоровича, называют «жопытным сотрудником». От «я же опытный сотрудник». Точнее «Я ж опытный сотрудник». Сидорович – профессионал с самой большой буквы, но его лидерские качества – нуль целых, нуль десятых. Как начальника его не уважают и не боятся, зато знают – он постоянно следит за всеми диспетчерами и моментально готов сесть в кресло любого, если видит, что тот может напортачить. Когда диспетчера строят карьеру, то они действительно могут начать с таких удалённых станций – Реи у Плутона-Харона, Фетиды у Нептуна, или каких-нибудь совсем далёких, вроде той же Персефоны у Квирина. Но заработав денег и опыта, они будут стремиться назад, к матушке Земле. На худой конец к Венере, на самый-пресамый худой конец – к Марсу. Человек протирающий штаны в кожаном кресле диспетчера в свои 49 лет – дело неслыханное, и Сидоровичем как человеком брезгуют. Его не приглашают на дни рождения, на посиделки на Променаде. «Сидорович пока», «Сидорович адьос», этими фразами официальное общение с подчинёнными для начальника заканчивается, а никакого неофициального у него нет, и никогда не будет. Ему три с половиной года до пенсии, тогда он будет вообще никому не нужен, а сейчас отношение к нему колеблется от пренебрежительного «жопытный сотрудник» до «ой, чего то у меня не так», после того как диспетчер решил, что может полетать в облаках. Происхождение Сидоровича – загадка, и диспетчера строят теории, от банальных, до откровенно глупых. Вроде той, что такой кадавр как Сидорович мог появиться из кусков тел других диспетчеров, например сирот, что умерли захлебнувшись своими же рвотными массами после первой получки. В лице остальных диспетчеров их начальник – не живой человек. Его вообще никогда не видели улыбающимся, в компании женщины или семьи. Сидорович это какие-то стеклянные глаза, моментально выхватывающие проблемы во всех околостанционных манёврах…

- Брысь!
- Как…

Молодой диспетчер хотел сказать "как скажете", но не успел. Одно движение Сидорович делает блестяще – сгоняет диспетчера с его места и устраивается туда сам, при этом моментально кладя руки на все органы управления.

- Челнок Тайра, куда торопитесь?! А, безголосые…

Сидорович заметил – челнок с людьми и оборудованием сближается слишком быстро, а диспетчер в ус не дует. Сначала можно окрикнуть пилота, но такие челноки уже давно обходятся без людей, а живые люди пересели на корыта покрупнее и просто совершающие более сложные и потенциально опасные маневры. А здесь много не нужно  - дать искусственному интеллекту явную команду притормозить и встать в очередь на стыковку в малые терминалы.

- Садись назад, я твою работу делать не собираюсь.
- Какать скажете…

«Как скажете» уже давно перешло в «какать скажете». Сидорович может прийти на работу нежрамши и…да-да, и не срамши тоже. Потом будет говорить «я отлучусь минут на пять». Отдельная дисциплина в гадании на кофейной гуще в том, чтобы предположить что именно делает Сидорович в свободное время. Почему не высыпается? Люди мыслят в меру своей испорченности, и гадания уходят в плоскость какая же порнушка нравится их предпенсионеру. Вроде бы кто-то, когда-то, неизвестно сколько лет назад увидел у него откровенную фотографию. Неизвестно кто и неизвестно когда. Хотя может быть просто был красивый портрет женщины с достаточно глубоким декольте. Ведь мало ли какие бывают фотографии. Может быть бессемейному Сидоровичу на фото больше понравилось выразительное лицо, а не прочие…выступающие части тела. Люди не любят сложные теории, если представить себе образ Сидоровича как айсберг, у которого видна только весьма небольшая верхушка, то все остальное ему домыслили основательно. И очень упрощённо.

***

В челноке, хаотичное движение которого оборвал Сидорович, сидят восемь мужиков. Самому молодому из них 36, самому старшему – 41. Они были экипажем на ещё не введённой в эксплуатацию станции Нанук, по дороге к малому планетоиду Седна. Следили, чтобы с оборудованием, в которое вложили энное количество денег, ничего не случилось. Кроме их основной работы к ним было два главных требования – не рыпаться да помалкивать. И так два года, с месячным перерывом. Всё доступное им пространство – не больше ста кубометров, на котором ютились сразу восьмеро. Двигаться негде и разговаривать тоже не о чем. От них требовалось не бесить друг друга месяц за месяцем и все они, кажется, с этой задачей справились. После такого длительного периода гиподинамии все они выглядят жалко. У них трясутся руки, ноги, шея, от  них несёт за версту, вымыться то толком негде. Буквально минут через десять они разойдутся и вряд ли пожалеют об этом. Но это только одна точка зрения, одна сторона медали.

Все восемь – высокообразованные специалисты. У них есть свои, довольно специфические культурные потребности, и все они – меценаты. Patrons of Arts. Готовые вкладываться в «не будоражащее искусство». Расслабляющую музыку, красивое документальное кино без явно выраженного социального посыла. Словом, всё то, что можно смотреть и слушать «не рыпаясь». Практически у каждого есть свои любимые фотографы и видеографы, художники, композиторы и камерные оркестры, играющие, скажем, скрипичные оркестры эпохи барокко и раннего классицизма. Вот взять Григория Алексеевича Кармазина, которому музыка Вивальди снится во сне и наяву. Бодрствуя он слушает концерты маэстро, включая знаменитые «Времена года», а засыпая мечтает о солнечной Тоскане. Такие люди как он, заключившие уже не первый двухлетний контракт на работу на удалённых космических станциях, все они становятся социофобами. 10 человек для них уже «дохрена народу», а уж 20-50, как в вагоне поезда – «да ну нафиг, не хочу». Такие как Кармазин начинают ценить всё, что начинается со слов «персональный» и «индивидуальный». Персональная экскурсия, индивидуальный подход. Если в компании больше трёх человек, им уже неуютно, они чувствуют себя лишними по сравнению с другими, «шибко весёлыми». Теми, для которых кинозал не только место, где смотрят собственно кино, но ещё и просто место встречи и обычного дружеского общения.


Челнок стыкуется со станцией у «причала вахтовиков», самый прямой путь от которого в душ. Отличные душевые кабины, где можно смыть с себя многомесячную грязь, порадоваться журчанию тёплой воды. Подумать, будто что это какая-то человеческая забота, а на выходе, смотря но свою неестественно розовую кожу, вспомнить старинное слово порося. Маленькая порося. Помывшийся контрактник или вахтовик ощущает себя ребёнком, эдакой миленькой морской свинкой. Вот ему зачислили все деньги за выполнение контракта, и именно в таком состоянии пишутся доброжелательные отзывы работодателю. Вроде «А чё, всё по чесноку, всё как обещано». Состояние пребывания в детстве хочется оставить, растянуть во времени. А это значит, что всё или почти все прибывшие потянутся к стойкам такси и будут делать один и тот же заказ – до Променада. Множество таких как они увлекаются собственным языком – говоря конкретнее, происхождением слов. А почему север это север? Или почему первый месяц в году называется январём? Эти контрактники или вахтовики могут оказаться более чем серьёзными спорщиками в той сфере, которой они увлекались годами. В баре они, скажем, разберут слово «октябрь». Вытащат корень – окто, восемь, и заметят собеседнику, что это наследство  римского года, начинавшегося с Марта. Но сейчас все их мысли о местном Променаде. Почти двухкилометровом бульваре в холодном металлическом корпусе, где страждущему предложат спокойное, «не будоражащее» искусство. Впрочем, вся станция привыкла не будоражить тех, кто провёл в безмолвии месяцы и годы. Приглушенное дорожное освещение, и сами таксисты никуда не торопятся. Им и некуда торопиться, если между двумя самыми удалёнными точками на Рее не больше пяти километров. Кармазину ехать минут семь, самое время задуматься, почему его называют вахтовиком.

Значение слово «вахтовик» изменилось со временем. Когда-то вахтовиками называли рабочих на Севере, например, на нефтяных вышках. Они заключали трудовой договор на определённый срок и работали неделю на производстве и столько же отдыхали. Сегодня нефть не добывают и все «северные надбавки» за работу в Норильске, Воркуте или Анадыре давно отменены. Там почти ничего не производят, это маленькие комфортные города, где человек не чувствует себя подавленным во время полярной ночи. Теперь «вахтовик» это работник заключивший трудовой договор на работу действительно в экстремальных условиях. Научная станция, находящаяся в 20-ти миллионах километрах от солнца не имеет никакой связи с внешним миром. Солнечный ветер позволяет отправить только сигнал бедствия, а пока он не отправлен, экипаж живёт в своём маленьком мире. К станции прилетают дроны с провизией, запчастями. Ниточка с домом появляется только вместе с непилотируемым кораблём – люди получают заказанные в Сети новости, статьи, мелкие заказы. И письма, которые могут быть набранными на сенсорной клавиатуре, надиктованными голосом, или записанными видеокамерой. Дрон улетает и ответ можно отправить с новым, только недели через три. Челнок с людьми прилетает всего два раза в год, как правило в марте и в октябре, он забирает одних людей и привозит других. Нужны очень крепкие нервы чтобы работать в таких условиях – не нарываться на ссоры и терпеть такое месяцами, когда в обсервационном окне разноцветное марево. Или вообще сплошная чернота. Здесь, на Рее всё приспособлено именно для таких людей, привыкших к сплошной  черноте. Людей с постоянно большими зрачками, выхватывающими из тёмного окружения все возможные детали. Им кажется, что вокруг цветовая вакханалия, А человеку, бывшему на Земле ещё пару суток назад, покажется, что дорожная разметка – не более чем едва заметные цветные полоски на грани видимости.

***

Променад

Кармазину, едва вышедшему из машины, кажется, что здесь просто буйство цветов. Вывески баров, кафе, ресторанов, картёжных клубов, где маленькие компашки играют в пасьянс с мизерными ставками, можно сказать, на интерес. Люди играют, чтобы получить удовольствие от игры, что размять себе мозги немного, а не от того, что кого-то «обули» или «отымели».

Фоновую музыку для Променада пишут скандинавы. Исландцы, норвежцы или шведы. Реже датчане, финны или саамы. Красивое, сложное и тягучее музыкальное полотно, вроде тетралогии «дельфин», «дракон», «орёл», «акула», бывшей очень популярной года четыре тому назад. Приятный, изысканный медлячок, где даже орёл и акула кажется, погружены в созерцание и рефлексию.

Многие из здешних баров рассчитаны на контрактников…вахтовиков, и места в них принято заказывать заранее. Так, чтобы народа было немного чтобы не было…кто же это сказал, не было «моря лиц». Интересное дело, море лиц… В барах работают…ну-у…девушки уже не скажешь. Бермешши? Барвуманы? В общем симпатичные дамы в сдержанной одежде, которые проявляют почти материнскую заботу к десоциализованным клиентам.  Просто заботу без намёков на  унижение с их стороны. «Будете пивка или винца?», «А чем закусывать будем?». Они – тонкие психологи, видят вахтовиков год за годом, и уже давно поднаторели в удовлетворении даже их не самых явных потребностей. Вина, поговорить…

- Добрый день, что будете?
- Добрый. Давайте что-то лёгкое, питкое.
- Бокал пшеничного, плюс мясная закуска?
- О, неплохая мысль! Пойдёт.

Барменша или…барвумен, в общем она лет на десять старше Кармазина, ей под полтинник. Она аккуратно одета – самая яркая деталь в её внешности конечно же белоснежная рубашка с длинными, едва закатанными рукавами. Ещё элегантный массивный гребень на затылке, столь же элегантные золотые дамские часы. Что она здесь забыла? Вырастила детей, заработала столько денег, чтобы вообще о них не задумываться, а теперь делает ровно то, что хочет? Вполне возможно - сколько людей, столько же жизненных историй. А здесь самое что ни на есть замечательное место, чтобы услышать десятки таких историй каждый день. Впрочем, делиться своей историей Гриша не будет. Во-первых, эта…история не шибко славная, у дамы она никакого воодушевления не вызовет. А во-вторых, он уже давно привык не выговариваться даже относительно близким людям. Привык не выплёскивать на окружающих свои мысли и проблемы, но вместе с тем привык раздражаться, когда кто-то вываливает на окружающих всю свою поднагодную. Как одинокий пенсионер, вываливающий все бытовые проблемы своего житья-бытья. В такие моменты Кармазин прямо-таки злится, и все его мысли «да когда же ты заткнёшься наконец?!»…

- Пиво, закусочка!
- Благодарствую.

Пиво замечательного золотистого цвета, в тонком и абсолютно прозрачном высоком бокале оно уже выглядит по своему романтично. Оно холодненькое, и бокал уже начал запотевать. Грише подали прям таки огромную тарелку с закуской, он попробует мясные чипсы, копчёные колбаски разной толщины и длинны. Как только у него что-то начнёт заканчиваться, ему сразу же доложат – это заведение уровнем явно выше среднего, точно не рыгаловка класса «пожрал и точка».

Смотря на разнообразие на этой…закусочной тарелке можно подумать, что существует целая индустрия именно пивных закусок. Колбаски, рыбка, копчёные свиные уши, да мало ли что делают. И, наверное, есть такая же индустрия закусок к вину. Сыры, нарезки бекона, ломтики кальмаров. Индустрии нехитрого удовольствия.

Эту…даму зовут Лина. Она может быть немкой, уставшей бояться гопоты в подземных переходах Гамбурга, Ганновера или Берлина, или лихачей на автобанах, если её семейное гнездо было в сотне километров от места работы. Спрашивать её, как она сюда попала? Не-а, Кармазин не хочет, чтобы ему задавали аналогичные вопросы – что он делает здесь, на дальних задворках Солнечной системы в свои 39 лет.
               
- Как Вам пиво? Не хотите сырную тарелку?
- Пиво отличное. А сыр… наберите что-нибудь такое, твёрдое, с терпким вкусом. Вроде того же маздама.
- Поняла, сейчас сделаю.      

Гриша чувствует – к тому моменту, как он допьёт первый бокал, его могут попытаться развести на разговоры. Эти разговоры не получат никакого продолжения, а если и получат, то радость от этого продолжения будет весьма недолгой. Такой опыт у Кармазина уже был с француженкой примерно того же возраста девять лет назад. Он отработал свой первый контракт, у них всё завертелось и очень скоро она начала всё портить. Ну, так казалось с его стороны, постоянные реплики «насколько нас хватит», «я же быстро тебе надоем». Этот, с позволения сказать, роман продлился недели три, а  в июне Гриша радостно умотал в самые дальние дали, где, можно сказать уже непонятно, все ещё солнечная система или же нет. У тех отношений было очень долгое, горькое послевкусие и никакого повторения Кармазин не хочет.

Кармазин достаёт свой старый планшет. Действительно старый, таких уже не делают. Сегодня считается, что большой экран не нужен, а нужна (только неизвестно кому) большая оплаченная коллекция голосов знаменитостей, которые зачитают в гарнитуру новости или входящую почту. Понятное дело, что мужики покупают голоса любимых актрис, а женщины – актёров. Потом можно докупить «дополнительные эмоции», в  итоге такие как Кармазин, «смеющий» бесплатно читать и смотреть с экрана то, что ему нужно «разрушает рынок». Те же вышедшие в тираж актёры и певцы пока ещё не смеют попрекать людей, что те не слишком активно скупают связанную с ними медийную продукцию, но Кармазин не слишком удивится, если до этого дело дойдёт.      
 

Анкеты таких как он крутятся на портале «Звёздные профи». Шесть лет назад Гриша возмущался – какие, нафиг, звёздные? Звезда то у них всего одна, а их зарплаты всё-таки не дотягивают до медийных звёзд. Сегодня он вообще мало чему возмущается…

Та-ак, вакансии. Что тут у нас? Инженер вычислительного центра, станция Персефона… В далёком 2325-м её грохнули какие-то вполне себе звёздные гангстеры, потом их оттуда выгнали ссаными тряпками да ракетами крейсерского класса…в общем сейчас там снова спокойно. Та-ак, полная стоимость контракта – три миллиона двести тысяч после вычета после подоходного налога, бесплатная доставка к месту отпуска… Пишут так, будто работник вещь какая то. Написать им, что ли? Стоп! «В вашем профиле отсутствуют актуальные результаты психологического исследования». Приехали…

- Лина, вы не в курсе, что это за психологическая ерунда?
- В курсе, но не досконально. За последние два года профсоюзы довольно основательно пустили свои щупальца в срочные контракты. Почти ни одна компания не решается заключать контракты даже с высококлассными спецами без собеседования с психологом. Особенно официальные структуры ООН.
- Вот ведь!... Так хорошо было без профсоюзов! А чего это они?
- Крушение станции газодобычи UltraDeepCore в мае позапрошлого года…
- Чё-то слышал…
- Много погибших, трудинспектора начали копать. Выяснилось, что там было сразу трое на вязках, накаченные психотропными препаратами. Не выдержали «красочных видов» плотных слоёв атмосферы Нептуна. Их должны были вывести с первой же оказией. Трудинспектора все сомнения толкуют не в пользу работодателей, и теперь их работу решили хорошенько зарегулировать.
- И всех под одну гребёнку. Понятно…

Кармазину понятно всё или почти всё. Станции газодобычи предлагают большие деньги даже людям без опыта, но требуют крепкой психики, которая выдержит газовые шторма в плотных слоях атмосферы планет-гигантов. Эти станции регулярно терпят крушения, и там гибнет больше людей, чем во всех земных армиях в мирное время. Проще говоря, терпение ООН вышло. Наверняка масла в огонь добавила кадровая политика всех этих мутноватых контор – набирать людей без родственников. Сирот, или родителей которых лишили родительских прав. Можно бессемейных. Словом таких людей, о смерти которых если кто горевать и будет, то во всяком случае не будет иметь прав требовать компенсацию. Это на самом деле удобно так же, как и набрать наёмную армию из детдомовцев и уголовников, армию которую бросят на убой как пушечное мясо. И платить никому не надо.

Впрочем, у засилья профсоюзов есть  другая противоположность. Положение наёмного работника «мы люди маленькие» или «люди подневольные». И производные этого положения – «Не нравится работа – вали искать другую». И конечно же самое худшее – когда «маленький» и «подневольный человек» настолько придавлен системой и не умеет сказать нет, что безропотно соглашается стать обычным пушечным мясом на защите эфемерных «государственных интересов». Потому, что привык к тому, что за него думают и решают другие. А вместо «защиты государственных интересов» с другими такими же «подневольными людьми» молниеносно пускает страну под откос. Страну, себя и будущее. Две крайности, а Кармазину…ему просто повезло. Свою стадию, недалёкую по смыслу от пушечного мяса он прошёл, сейчас его ценят и откровенно рисковый контракт ему не подсунут.   

Ему понятное самое главное – без положительного заключения профсоюзного психолога никакой приличный контракт он не получит. А без жизни, нарезанной двухлетними ломтями, он уже не может. Ему хватит недели две посиделок на Променаде и Кармазина снова потянет куда подальше от людей. В тёмные и холодные дальние дали.

***

На следующее утро

На Рее есть Бюрократический сектор. Серьёзно, так его и называют. ООН-овские бюрократы, инспектора всяких безопасностей… Теперь сюда заселили профсоюзы. Кармазин – фаталист, он даже не думает о том, что после него никого не останется. Вообще никого. И если его не станет, то какой-то корпоративный босс потрёт свои потненькие ручки от того, что гибель Гриши будет для этого босса бесплатной. Вместо этого Гриша привык выбирать ответственных работодателей, которые не бросают своих на деле, а не на словах, или на абсолютно безвкусных рекламных плакатах.

Кармазин сидит в очереди на приём к профсоюзному психологу Ханне Гоцловски. Сидит почти час, у него было время подумать о том, как эта…психологиня появилась на свет. Поляк перебрался в Германию и там закадрил немку? При всем давно сложившемся польско-немецком антагонизме в реальной жизни бывает всё, и даже больше. Из кабинета вышли, и Гриша выдерживает интервал приличия, он не подлетает к двери, не спрашивает «мне можно»? Скандалист добьется того, что его примут сразу же, будет давить на специалиста, что ей нужно работать, а не чаи гонять. Компания скандалистов превратит работу психолога в конвейер, а психолог по своему может им отомстить.

Кармазин же понимает – чашка чая для психолога не только отдых. Возможно стоит сказать иначе – не только и не столько отдых. За чашкой чая сознательное выдавливается в бессознательное, и итоговый результат психологического исследования более взвешенный. Лучше дождаться того момента…

- Григорий Алексеевич, вы ведь ко мне? Проходите…

Да-да, именно до этого самого момента. Когда совестливый спец, не проводящий рабочее время лишь изучая ассортимент сетевых магазинов, немного отдохнул, и не забыл о таких же совестливых клиентах.

Ханна, как и вчерашняя бармен Лина, одета строго, но со вкусом. Ей около тридцати, и первую скрипку в её внешности играет тёмная помада и декоративные очки. Очки с круглыми линзами без диоптрий, с так называемым «бензиновым эффектом». Когда в глазах играют цветные пятна, восприятие человека резко меняется, но эти очки Ханна будет носить только для своего мужа или парня. Для своего мужчины у неё и взгляд будет другой – тёплый, в меру игривый, а сейчас в нём читается совсем другое – давайте же займёмся делом.

Пока Кармазин для Ханны как чистая тетрадь. Говоря полицейским языком, он никогда не привлекался, никаких сильных психологических проявлений в его жизни просто не было. Во всяком случае повлекших серьёзные, правовые последствия. Гриша всерьёз думал, что перед ним что-то разложат. Карточки цветовых тестов, для которых не существует «правильных результатов», эти тесты не обманешь. Или блокнот с карандашом, где его попросят нарисовать какую-то абстракцию, которая прекрасно расскажет о его мироощущении…

- Дом, стол, кровать…
- Дом, стол…
- Господин Кармазин, зачем вы меня перебили? У меня для вас десять слов, я даже не успела их произнести.
- Извините.
- Ещё раз. Дом, стол, кровать, стена, мост, лес, стул, дверь, ручей, овраг.   
- И?
- Что означает ваше «и»? Повторите названные мной слова. Пожалуйста.
- Ханна…госпожа Гоцловски, извините. Я же не запомнил! Чего ж вы не сказали мне – слова нужно запомнить! Вы их у меня спросите.
- Нет, так как вы сказали, я делать не должна. Человек с не нарушенной памятью хватает множество деталей вокруг даже при том, что ему не сказали обратить на них внимание. Постарайтесь вспомнить то, что запомнили.
- Что запомнил…Стол, вроде. Диван был?....

***

Примерно двадцать минут спустя.

Кармазин уже не маленький мальчик, он хорошо понимает – то, что Ханна увидела, ей не понравилось. Она выключила свой терминал, проморгалась. Она будет смотреть в сторону Григория, но не ему в глаза, понятное дело.

- Господин Кармазин, результаты вашего психологического исследования неудовлетворительные.
- Прямо совсем неуд? Всё так плохо?
- Я постараюсь объяснить так, чтобы вы поняли. Вы когда-нибудь видели настоящий таран?
- Осадная фиговина, которой в средневековье…не-не, ещё со времён античности разбивали ворота при штурме? Да, видел такой в Москве. А к чему вы про таран то?
- Почему я упомянула таран? Когда при штурме ворота таранят, никто не знает, какой именно удар будет последний. После какого удара штурмующие ворвутся в город, крепость или цитадель. Вторая причина – каждый ваш контракт можно сравнить с ударом тарана по вашей психике. Таковых уже было немало, ваша психика демонстрирует определённую деформацию. Моя задача здесь – гарантировать, что в очередном контракте вы не подведёте ваших коллег. По результатам вашего исследования я не могу гарантировать вашу безопасность и безопасность других рабочих в опасных условиях. Конкретнее, в условиях повышенного давления на психику ощущениями опасности и ограниченного пространства. Если представить вас, как ворота, которые штурмуют уже не первый раз, я не могу гарантировать, что вы выдержите ещё полгода. Даже полгода, не говоря о стандартном двухлетнем контракте. Таким образом, вы, как потенциальный «вахтовик» получаете от меня неуд, если так вам понятнее.

Про себя Кармазин подумал «Вот же сука!» Или мымра, как говорят коми о неприятных бабах.

- Неуд… Вот вы даёте! Ладно, и через сколько можно вам пересдаться?
- Не раньше чем через три месяца. Господин Кармазин, позволите личный совет?
- Валяйте…
- Вы же не бедняк, у вас же точно есть семизначная сумма на банковском счету. Позвольте себе настоящую твёрдую поверхность, голубое небо над головой…


Кармазин вышел от психолога как оглушённый. Воображение дорисовывало ему чугунную сковороду, которой огрели по кумполу. Когда он увидел впервые чугунную сковороду? Может быть в своём, норильском музее сети «Территория террора». Музей Норильских лагерей, куда его водили ещё довольно маленьким, как говорила мать, получить прививку от тоталитарного дерьма. А может и в Кудымкаре, в одном из музеев коми. Для них чугунная сковорода была признакам почти зажиточности веке где-нибудь в 18-м.

Неважно, где Кармазин впервые увидел чугунную сковородку, ей могли «воспитать» не слишком то радивого члена общества. Ему вдвойне плохо от того, что психолог…Ханна, она ведь не просто сделала свою работу. Дала действительно добрый совет увидеть настоящую жизнь. Грише обидно то, что его жизнь в тонких консервных банках, мотыляющихся в космосе названа ненастоящей. Вдвойне неприятно от того, что так оно и есть. И даже втройне обидно от того, что Кармазин то действительно копил на какую-то настоящую жизнь, постоянно откладывал её неизвестно на какое время…


Вот маленькая стоянка такси, Кармазин стучит в стекло первой же машине. Таксист спит, но быстро проснулся.

- Куды едем?
- К космопланам. На выход отсюда.
- Добре, свезём.

Гриша уже едет, он подумал о своей фразе, говоря конкретнее, «на выход отсюда». На человека привыкшего к тому самому голубому небу Рея может произвести невероятно тяжкое впечатление. Плутон и Харон очень маленькие, даже если их и видно в обсервационных окнах… В общем настроения они не повышают, они кажутся просто холодными ледышками, что собственно, не так далеко от истины. Да, по их поверхности ходили люди, но смысла от этого почти также мало, как от покорения горы Максвелла на Венере или марсианского Олимпа. Да и любого восьмитысячника в Гималаях на Земле, если уж на то пошло. Ехать недолго, такси остановилось у зоны вылета и Кармазин по инерции сказал таксисту спасибо и пожелал удачи. Говорят, что эта вот традиция желать всего лучшего зародилась едва ли ни среди сибирских дальнобойщиков в начале этого тысячелетия. Все их «спасибки» и «удачки» и жизть вроде не такая тоскливая. Учитывая то, что Кармазин по происхождению даже не сибиряк, а скорее с крайнего севера, то он эту старинную традицию подхватил уже давно – от доброго слова у него не убудет.

Его высадили у зоны вылета, где на регистрацию стоит сразу несколько очередей. Две самые большие – к Юпитеру, где рискуя жизнью можно сорвать самый большой куш, и к Земле, где жизнь уж вроде как самая настоящая. Настоящее уж просто не придумаешь. У Кармазина билет до Земли хотя, точнее, до околоземли. Над Гвинейским заливом, в точке с нулевыми координатами находится станция, наподобие Реи. Разница в том, что скоро она отметит свой трёхвековой юбилей, она в сотни раз больше, а её название Скай-Сити, то бишь небесный град. И это имеет буквальный смысл – на ней рождаются, живут и умирают почти как на парижском Мосту Менял.

Двадцать минут в очереди и Кармазина провожают в чрево космоплана. Обшивка зоны вылета металлическая, здесь нет тройного стеклопакета, сразу позволяющего сориентироваться в том, сколько космопланов пришвартовано, отбывают или прибывают прямо сейчас. Всем надписям и табличкам приходится верить на слово, верить приблизительно тому, что Кармазин действительно возвращается к нормальной жизни.