Орден

Наверное, мы были странной парочкой, люди на нас оглядывались – высокий, худой старик в длинной шинели и маленькая девочка лет пяти. Это теперь я понимаю, что деда просто узнавали. После войны он был командиром одного из лагпунктов, где содержались заключенные, построившие наш город и комбинат. Всё начиналось в небольшом посёлке, там все друг друга знали. Дед же редко кого-то узнавал на улице. В основном это были его бывшие сослуживцы или их жёны. Да он и не смотрел по сторонам, всё время мне что-то рассказывал. Про свою службу на границе до войны, про то как мой отец родился в лодке, посреди реки Уссури, и про свою любимую собаку Найду, которую застрелил нарушитель. Мы часто ходили вместе по городу по дедовым делам. А брал он меня с собой не просто так, а потому что меня к нему приставила бабушка после одного из ряда вон выходящего случая.
Я хорошо помню тот морозный ноябрьский вечер, когда деда привели под белы руки два молоденьких солдатика. На улице уже было темно и как мне казалось страшно. Я разревелась, когда увидела, что лицо у деда всё в крови. Бабушка же не на шутку разозлилась, но не забыла сунуть солдатикам пирожков. Когда они ушли, бабушка обтёрла мокрым полотенцем кровь с дедова лица и оставила его лежать на полу в большой комнате. Утром случилось сражение. Дед очухался, а бабушка охаживала его тем же мокрым полотенцем, которым вчера заботливо вытирала кровь. Я ревела.
Дед просто набрался вдрызг в Доме культуры, куда ходил на городское собрание по случаю 7 ноября. Когда он вышел на улицу, то почти сразу упал, разбил нос, и его подобрал военный патруль. Разобравшись, кто перед ними, деда просто привезли домой. Всё бы ничего, дело житейское – дед напивался и раньше, но на этот раз он потерял один из своих орденов. Тогда у него было три ордена – два Боевого Красного знамени и орден Ленина. Вот один из орденов Боевого Красного знамени он и потерял. Для деда это оказалось трагедией. Он не слишком дорожил орденом Ленина, который он получил во время войны за работу в каком-то проекте в группе разработчиков, и говорил, что ему его и так бы дали, за службу в армии больше двадцати лет. А вот тот орден, который он потерял, ему присвоили за дело в тридцать шестом на границе.
Из моей памяти улетучилось, что это было за дело, хотя наверняка он рассказывал. И мне почему-то хочется верить, что это был тот самый случай, когда погибла Найда, а дед получил ножевое ранение. Они не были на службе, а просто гуляли в окрестностях заставы, поэтому дед был без камуфляжа. Нарушителя учуяла Найда. Он видимо дожидался темноты в одном заброшенном сарае. Как рассказывал дед, нарушитель был необычный – он шёл не из Китая, а наоборот в Китай. Такие тоже бывали, но редко. Найда залаяла и дед понял, что дело нечисто. «Свой» бы сразу показался, на границе с этим не шутят. А Найда кидалась на дверь сарая и заходилась неистовым лаем. Когда дед дёрнул дверь, раздался выстрел, и пуля попала в собаку. Найда умерла сразу, и как рассказывал дед, он безоружный остался один на один с вооружённым противником. Их разделяли только ветхие стены сарая. Дед долго стоял, прижавшись к сараю, в надежде, что на заставе услышали выстрел. Но как на грех, почти весь личный состав собрался в красном уголке на просмотр кинофильма «Чапаев», и на выстрел никто не обратил внимания. Потому что в фильме тоже стреляли. А дед думал, как же ему быть.
Он прислушивался, но нарушитель не издавал, ни одного звука, и было невозможно понять, в каком месте сарая он находится. Наконец дед решился на старый проверенный трюк. Он надел свою фуражку на палку, и поднёс её к окошку сарая. По опыту зная, что нарушитель выстрелит, и отвлечёт своё внимание от двери, тогда можно будет попытаться прорваться в сарай, выбив пинком дверь. И всё получилось. Едва громыхнул выстрел, дед пнул дверь, и она с лёгкостью открылась. Нарушитель просто припёр её поленом, чтобы она не открывалась от ветра. Мужчина сидел спиной к двери, и дед навалившись на него всем телом, быстро скрутил его. Но нарушитель успел достать нож, видимо из голенища, и пырнул деда. Уже потом оказалось, что нож скользнул по рёбрам, рана была неглубокой, но крови дед потерял достаточно. Он связал нарушителя, и привел на заставу.
Мы искали орден всей семьёй – расклеивали объявления, мои старшие сёстры ходили на место, где дед упал возле ДК, обыскали всю комендатуру, куда доставляли деда, но тщетно. Мы орден не нашли, и никто его не принёс. Через несколько лет, к какому-то юбилею Красной армии, деду вручили орден Красной звезды. Я помню, как он смотрел на него и приговаривал – «Не заменит потерянного».
Я пошла в школу, и больше никуда с дедом не ходила. Пенсию стали приносить ему на дом, и бабушкины слова: «Внучку с ним посылаю, чтобы нигде не напился и чекушку не купил», стали не актуальны. Дед уже не пил после тяжёлой операции. Потом они ушли один за другим, сначала бабушка, потом дед. Он пережил её всего на два года.
Став взрослой, я часто размышляла о том, почему бабушка не ушла от деда, из-за его пьянок. Они поженились в двадцатом году, и прожили вместе больше пятидесяти лет. Мне всё объяснила тётка, сестра отца. Дед пил из-за тяжёлой службы. Гражданская война, китайская граница. И до самой смерти Сталина, каждую ночь ждали стука в дверь. Потому что дед был офицером пограничником с дореволюционным образованием, он окончил в Петрограде кадетский корпус. Хотя военное командование понимало ценность таких кадров, как мой дед, и прятало таких как он подальше от центра, страх быть сметённым репрессиями оставался с дедом на всю жизнь.