Билетёрша

БИЛЕТЁРША



          “Свеча горела на столе, свеча горела…” –вспомнила вдруг Клавдия Степановна, вглядываясь в дрожащий огонёк огарка. Догорающая свеча в позеленевшем от времени поодсвечнике своим суетливым жарким язычком бросала странные тени, и тени эти словно непослушные чертенята разбегались в кухонном полумраке.
          Эти полуночные бодрствования вопреки её желанию случались всё чаще, и всё чаще она, обессилевшая от недосыпания, зажигала свечку на кухонном столе у картонной иконки и, щурясь, глядя в выцветший лик всё просила и просила о чём-то…



          Пройдя мимо увитого плющом невысокого заборчика, нужно было повернуть налево, прямо в арку, а уже миновав её, выйти на узкую уютную улочку, покрытую словно глянцевой, особенно после дождя, тёмной брусчаткой. Булыжная мостовая, чудом сохранившаяся после налётов фашистской авиации, тянулась ещё на несколько сотен метров и, поднимаясь чуть в гору, упиралась, наконец, в широкую улицу, сверкающую огнями витрин и полированными боками иномарок.
          Оставляя позади весь этот цветастый антураж, то и дело раскланиваясь со своими знакомыми, Клавдия Степановна шагала дальше, пока, наконец, перед нею не появлялось величественное здание  драмтеатра, в котором она и служила билетёршей.

          Родителей своих Клавдия совсем не помнила и жила всю свою сознательную жизнь с тёткой. Тётка Пелагея осталась в её памяти сухой, сгорбленной старухой, неприметно и неопрятно одевавшейся, исключающей всякое общение с соседями, а чёрные, глубоко сидящие её глаза внушали неприятное чувство каждому, невольно встретившемуся с ней взглядом.
          Старуха не докучала Клавдии чрезмерной заботой, а иногда, казалось, что и вовсе забывала о её существовании, позволяя той “править” своим выдуманным миром. Закрывшись в тёмной маленькой комнатёнке, Клавдия отпускала на волю странные фантазии и, улыбаясь, задумчиво погружалась в мир иллюзий.
          Во дворе среди своих сверстников она появлялась редко, а когда появлялась, то чувствовала себя изгоем. Ей были неинтересны шумные компании и весёлые посиделки, она быстро уставала от пристального к себе внимания и, видя презрительные взгляды девчонок и совершенно равнодушных к ней ребят, старалась поскорее уйти.
          Казалось, что ничего в этой жизни не радует Клавдию, ничто не беспокоит её охладевшее сердце, и чем старше она становилась, тем всё более походила на свою тётку Пелагею, становясь такой же замкнутой и нелюдимой.
          Когда же старуха Пелагея отправилась в “мир иной”, с повзрослевшей к тому времени Клавдии словно слетела, наконец, тёмная вуаль, и девушка вдруг ожила, жадно глотая радости жизни, которые раньше просто не замечала. Удивительно красивыми стали закаты, когда уставшее за день солнце накрывалось золотисто-розовым покрывалом, отбрасывая отблески своего одеяния на всё вокруг, и медного цвета облака превращались в диковинных рыцарей, бдительно хранящих покой уснувшего господина. Не менее дивными оказались и рассветы, что приносили пробуждение всему живому, цветущему разнотравью и синеве моря, заставляя и тех, и других переливаться чудным калейдоскопом.


          День, когда в её жизни появился Сергей, Клавдия запомнила до мельчайших подробностей. Обычный день уходившего в прошлое августа, хрустящие лепестки акации под ногами, смешное воркование горлицы где-то на верхушке подсыхающего платана и предчувствие чего-то светлого, очень хорошего, так начинался тот день…




…Клавдия Степановна погасила пальцами чадящий огарок, почувствовав на мгновение сухость стареющей кожи. За ночь свеча выгорела полностью, оставив после себя причудливый чёрный нарост, и он, облепив маленький подсвечник, словно спрут свешивал свои восковые щупальца.
          От недосыпания слезились глаза, и старуха дёрнула оконную занавеску, пропуская в кухню полоску пыльного света.  Спать почему-то совершенно не хотелось, и это было странно, ведь она за всю ночь не сомкнула глаз, так велик стал сидевший в ней и не дающий ей покоя страх, страх увидеть вновь ужасный сон, которому не было конца, который мучил её уже много лет, и о котором она никому никогда не рассказывала… Когда же всё это началось?… Да, пожалуй, почти что сразу, как только она устроилась на работу в драмтеатр билетёршей.  Сколько же ей тогда было лет, тридцать…тридцать пять?
          Клавдия Степановна поставила на конфорку джезву с кофе и смахнула со стола прилипшие капельки свечного воска.
          Театр она полюбила с первого же дня и старалась никогда не пропускать генеральных репетиций новых спектаклей. Она тихонько пробиралась в тёмный зал, садилась куда-нибудь в уголок и с благоговением наблюдала за игрой актёров. Тускло в темноте пустого зала горела лампа на столе у режиссёра, и поблескивала золотая дужка его очков, а её сердце замирало от происходящего на сцене, и она тихонько плакала, если играли драму, или же, позабыв обо всём, с восторгом смеялась, когда ставили комедию.
          Надо ли говорить о том, что все спектакли она знала и помнила наизусть, а все театральные актёрские интриги и сплетни не миновали её доверчивого участия.
          В театре её считали дамой “с чудинкой”, не зная, что пригрели на груди злого демона, хотя и сама Клавдия  в то время не понимала, кем она является на самом деле…




…В тот памятный день, когда охрипшая горлица устроилась, наконец, на покой, Клавдия вздрогнула от трели дверного звонка, а когда открыла дверь, вздрогнула ещё раз от предчувствия важности происходящего.
          Парень, что стоял на лестничной площадке с чемоданом в руках, был строен, хотя красавцем не был. Но для Клавдии и её ухнувшего куда-то к ногам сердца в мире сейчас не нашлось бы никого лучше. Она поняла это сразу, наверное понял её чувства и парень, потому как смутился и нервно улыбнулся.
          –Девушка, извините меня, я вот приехал к Николаю, вашему соседу, а его дома нет. Нельзя ли оставить у вас мой чемодан? А я пойду, пока не очень темно, может комнатку где сниму…
          –А зачем же вам идти куда-то, –не узнавая свой голос произнесла Клава, –оставайтесь пока у меня, в квартире есть свободная комната и…
          Потом… много чего было потом, но сначала был кофе и бутылка  сладкого вина, от которого у Клавдии приятно кружилась голова, и время остановилось в её сумеречном мире, чтобы начать всё заново: заново удивляться глубине звёздного неба, заново слышать пенный шелест волн и любоваться красотой розового куста.
          По вечерам она гуляла с Сергеем по приморскому городу, заново открывая и для себя, и для Сергея его красоты. Они полюбили купаться по ночам, наслаждаясь тёплой водой уснувшего моря, и целоваться на ещё не остывшем песке…
          Сколько времени продолжался этот роман, Клавдия Степановна не хотела вспоминать, но ей хорошо запомнился тот вечер, когда она, беременная и счастливая, увидела Сергея с молодой красивой девушкой, и эта встреча не была случайной…




… Горячий кофе был сейчас кстати, и Клавдия Степановна отпила ещё немного…



…На следующий день после той злополучной встречи она впервые не пришла на работу в театр и весь день, потрясённая увиденным, пролежала в полузабытье на продавленном старом диване.
          Сергей больше к ней не вернулся, а ещё через пару месяцев Клавдия родила симпатичного светловолосого мальчугана.
         Жизнь продолжалась, и хотя с трудом, но рубцевались сердечные раны, а забота и воспитание мальчишки отвлекало её от чёрной тоски…

          “…- ты отомстишь им всем, –прошамкала беззубым ртом тётка Пелагея, поудобнее устраиваясь в ногах у спящей Клавдии, –теперь настало твоё время, ты отомстишь!…” -… даже теперь, спустя столько лет, Клавдию Степановну передёрнуло от воспоминания того видения….

… Она тогда вскочила с дивана, словно и не спала вовсе, и успела заметить светлую исчезающую дымку тёткиного образа…




…Клавдия Степановна грела холодные пальцы  о горячую чашку и снова вспоминала…





… Думала ли она тогда об отмщении? Нет, наверное, нет. Очевидно, об этом подумали за неё, потому что через пару дней ей приснился странный и страшный сон.
          В густой и плотной темноте мимо неё проплывали серые неузнаваемые образы, а она, улыбаясь,  раскланивалась с ними. “ Скоро, скоро начнётся спектакль, –шептали вокруг, и чьи-то руки протягивали ей билеты. А она надрывала их и, сторонясь, пропускала зрителей вперёд. Сергей и его светловолосая спутница появились вдруг прямо перед нею, и она увидела ужас в глазах своего когда-то любимого человека, но взяла и оторвала протянутые им билеты…
          Вечером следующего дня она открыла дверь соседу Николаю, и тот, бледный и пьяный, рассказал ей о гибели Сергея и его девушки в автомобильной катастрофе…




…Да, именно так всё это и начиналось. Даже небольшое случившееся с ней за день происшествие, как то: хамство незнакомой ей продавщицы в магазине, заканчивалось смертью той самой продавщицы. Сначала ей как всегда снился этот жуткий сон, а потом Клавдия узнавала о её смерти.
          Клавдия стала бояться своей работы и порой пропускала зрителей на спектакль, даже не прикасаясь к их билетам. Она боялась обмолвиться лишним словом с кем-либо. Стала вновь, как в юности, молчаливой и замкнутой. По возможности перестала пользоваться транспортом и предпочитала ходить пешком даже в самые отдалённые районы города. Всё это помогало, но лишь не надолго, а самым лучшим средством изменить происходящее являлось отсутствие сна. Ей необходимо стало попросту не спать, чтобы не видеть сны, но не спать совсем было, конечно, невозможно.
          В театре, меж тем, свирепствовала смерть. Одна за другой отправлялись в “мир иной” актрисы, помрежи, да и просто рабочие сцены. Приезжающие следственные комиссии из области ничего не могли понять, ведь ссылаться на какую-нибудь эпидемию местного масштаба не было причины –умершие, как правило, ничем не болели, а смерть их наступала в результате несчастного случая.
          Никому не было дела до простой билетёрши, и кто бы мог подумать, что эта молодая черноволосая женщина сама того не желая сеет смерть и ничего не может с этим поделать.
          Вскоре театр закрыли якобы с намерением провести в нём капремонт, и Клавдия осталась без работы…




…..Много лет прошло с тех пор, и остался лишь в памяти запах театральных кулис, знакомые лица актёров, многих из которых она отправила в могилу, сама того не желая. Театр теперь Клавдия обходила за два квартала, боясь ненароком встретить кого-то из актёров, потому как встреча эта могла закончиться для них очень нехорошо.
          Со временем ей стало ясно, что общение с людьми нужно свести до минимума, и тогда жуткий фатальный сон не будет мучить её так часто.
          Клавдия Степановна меняла как перчатки места работы, стала нелюдима и отвергала любую предлагаемую ей дружбу. Единственный человек, кого она сейчас любила, был её сын Степан, он давно уже стал взрослым и, слава Богу, жил отдельно, очень редко навещая мать. Она сильно страдала от этого, но и радовалась одновременно, боясь этих контактов, боясь своего страшного сна.
          Но вот на днях Степан приходил к ней, просил большую денежную сумму, говорил, что должен кому-то… Клавдия Степановна ничего ему не дала, и они разругались. Раздражённый и злой сын оскорбил её и ушёл, хлопнув дверью. Она ничего не сказала ему ни о своих ужасных снах, ни о том, что всё, остающееся от пенсии, она относит в церковь….




…Клавдия открыла окно, выпуская ночного мотылька на волю, и свежий воздух на мгновение опьянил её, а она, обессилев от недосыпания, опустилась на стул и тут же уснула.




…В плотной и вязкой как кисель темноте двигались серые безликие тени. Они подходили вплотную к Клавдии Степановне и, протягивая к ней руки, рассыпались лёгким пеплом. А она всё ждала и ждала кого-то, и когда совсем уже устала ждать, увидела перед собой…Степана. Сын протянул ей билет, и она взяла его, но пытаясь надорвать, вдруг остановилась и опустила руки…




          На следующий день ближе к вечеру Клавдии позвонил Степан, он рассказал ей, что упал с мотоцикла и сломал руку, просил не беспокоиться и просил простить его.
          Клавдия Степановна вдруг поняла, что может управлять своим жутким сновидением, и радости её не было предела. Теперь всё закончилось, и никто более не станет её жертвой! К ней вернулось радостное ощущение праздника, а распахнутые настежь  окна её жилища с жадностью глотали запахи и звуки небольшого дворика.
          Клавдия словно помолодела и весь день порхала, как на крыльях, с удовольствием посетила ближайший гастроном, а ещё долго болтала с соседкой, рассказывая той о всякой ерунде.
          Вечером Клавдия Степановна не стала жечь свечу, не стала и пить большущую чашку кофе на ночь. НЕТ! Впервые за много лет она спокойно легла на свой диван  и заснула, улыбаясь.




… В вязкой, плотной темноте вокруг неё столпились серые тени. Он тянули к ней руки и рассыпались лёгким пеплом, но на их месте тут же появлялись другие, и это продолжалось и продолжалось… А она опять кого-то ждала, вглядываясь в темноту, и наконец дождалась.  Напротив неё стояла… она сама и протягивала ей билет. Разлепились страшные губы её двойника и Клавдия услыхала: “Ваш билет недействителен!”.   Её двойник, криво ухмыляясь, разорвал надвое билет, а она, отшатнувшись, сделала шаг назад и полетела в чёрную пустоту.



                Д. Грановский