Последний инквизитор

— На дыбу её! — Выкрикнул отец Ур, и закрыл лицо капюшоном. Его трясло. Он, как всегда, испытал необычайный душевный подъём, наблюдая, как пытают очередную ведьму.

— Дыбу запретили… — Прошептал на ухо отцу Уру, преподобный Анастас.

— Куда хотите, но чтоб призналась! — Отец Ур резко поднялся и вышел. Он не мог допустить того, чтобы ведьму не приговорили к сожжению на костре. Это было выше его сил. Когда женщины умирали в муках на его глазах, отец Ур словно становился моложе, и испытывал не просто душевный подъём, он впадал в религиозный экстаз, из которого долго не мог выйти. Он любил это состояние, и ни за что на свете не отказался бы от него. Преподобный Анастас, что-то говорил о смягчении закона, но отцу Уру было всё равно. Его никто не оповестил официально, ни о каких послаблениях в ведении дел еретиков.

В своем кабинете отец Ур долго стоял перед собственным портретом. Художник изобразил его стоящим на развалинах монастыря в Лите, со священным писанием в одной руке, и связкой ключей в другой. Отец Ур никогда не носил красную сутану, но приказал художнику нарисовать себя именно в ней. Ещё два года назад, Ур надеялся, что его призовут в столицу. Уже прошли все сроки для долгожданного послания, и Ур понял, что в столице ему не бывать. Но портрет остался, и теперь терзал Уру сердце.

— Да, в красной сутане, ты просто красавчик, Антонио! — Звонкий женский голос прервал горестные размышления отца Ура. Он не спеша повернул голову, потому что был уверен, что в комнате никого нет, и ему снова докучают его грёзы наяву. Он постоянно слышал голоса своих покойных родителей, осуждавших его за зверства с еретиками, а особенно часто с ним разговаривал его дед по материнской линии — простой сапожник из Соталы. Он проклинал Ура, называя его именем, данным при рождении — Антонио. Когда отец Ур увидел, что за его столом сидит та самая ведьма, которую он только что отправил на дыбу, у него перехватило дыхание. Женщина сидела, развалившись в кресле, и положив ноги на стол. Она небрежно спихнула на пол трактат о грешниках в аду, который отец Ур почти закончил.

— Как ты… — Отец Ур пытался вспомнить имя ведьмы, но не мог. Он понял, что во время допроса даже не обратил внимания на то, как её зовут.

— Меня зовут Тол. — Сказала ведьма, убрала ноги со стола, встала и подошла к отцу Уру. — Мне удалось сбежать от стражи по пути в комнату пыток. Или как там у вас называется место, где раньше стояла дыба?

Отец Ур молчал. Он вдруг понял, что ведьма появилась в его кабинете неспроста. Он чувствовал мощь, которая исходила от хрупкой женщины. До него вдруг дошло, что на ведьме странная одежда — облегающее фигуру тёмно синее платье без выреза на груди. Но он, как ни старался, не смог разглядеть очертания её бюста. Длинные светлые волосы, тонкие запястья и мужская рука. Отец Ур испугался, когда понял, что на ведьме вовсе не платье, а некий мужской костюм. Он увидел короткие серебристые сапожки и серьгу в виде кленового листа в правом ухе. А ведьма сказала:

— Да, я мужчина, но другой расы. Я не человек. — И повернулась спиной к отцу Уру, и тот увидел большие, нежно сиреневые крылья.

— Ты ангел? — У отца Ура снова перехватило дыханье.

— Нет. Я херувим. Люди ошибочно считают нас ангелами. Но ангелы это другой народ, у них другая магия. И они не занимаются такими как ты.

— Как я?

— Да, такими дураками, как ты. Ты очень глупый, Ур. И мне было неприятно видеть, что ты работаешь инквизитором только потому, что стал импотентом ещё в молодости.

— Работаю? — Не понял Ур.

— Ну, служишь. — Херувим ответил раздраженно, и в его взгляде Ур почувствовал угрозу. — Когда при тебе пытают ни в чём неповинных женщин, ты испытываешь что-то наподобие оргазма.

— Оргазма? Я тебя не понимаю. — Отец Ур по-настоящему испугался. Он действительно не понимал херувима.

— Ты испытываешь то, что испытывает мужчина, когда обладает женщиной. — Херувим смотрел на Ура так, что у того от страха затряслись руки и ноги. — Ты правильно испугался, Ур. Меня прислали забрать тебя. Слишком поздно небесная канцелярия опомнилась, а всё потому, что время на земле и на тьеме, то есть небе, идёт по-другому. За какую-то неделю тьемского времени у вас прошло почти четыре века, за которые расцвела пышным цветом инквизиция, которую учредили, такие как ты дураки.

— Но святая инквизиция борется с еретиками… — Простонал отец Ур.

— Больше не борется. — Отрезал херувим. — Ты последний. Через год до тебя бы добрались твои начальники, и тебя бы казнили, за нарушение указов твоего начальства.

— Начальства? — Отец Ур кое-как выговорил незнакомое слово.

— Ладно, забудь. В общем, радуйся, что за тобой прислали меня, а не стражу из Лита.

Отец Ур опустил голову. Он задумал недоброе. Тяжёлый подсвечник стоял на полу рядом с портретом. Отец Ур метнулся и, схватив подсвечник, ударил херувима по голове.

— Ну, ты, действительно дурак! — Сказал херувим. И отец Ур увидел, что подсвечник застрял в дубовой спинке кресла, на котором обычно сидел преподобный Анастас. Херувим стоял рядом с креслом и ухмылялся. — Ладно, хватит болтать, идём.

Херувим протянул руку, и отец Ур почувствовал, что словно одеревенел. Его ноги приподнялись над полом, и он медленно поплыл вслед за херувимом.

— Вы вообще, о чем думали, когда отпустили ситуацию? Конечно, теперь во всём будут виноваты архангелы. Кто бы сомневался.

Отец Ур прислушивался к тому, что говорит херувим, но тот в какой-то момент заговорил на незнакомом языке, и отцу Уру ничего не оставалось, как рассматривать то, что встречалось им по пути. И вдруг отца Ура прошибло потом. Он увидел, что бегущие стражники неподвижны. Следом за ними торопился преподобный Анастас, Ур даже слышал его пыхтение, но он тоже был неподвижен. Херувим повернулся к Уру и сказал:

— Хочешь, сниму с Анастаса крест? — Ур не мог ничего сказать, губы его не слушались. А херувим расхохотался, снял крест с преподобного Анастаса, и повесил его на шею Уру. — Ну, теперь на тебе двойная святость!

Ур ничего не понимал. Он всё так же медленно плыл за херувимом, и мог видеть только то, что было прямо перед ним. Он не мог повернуть головы, да что там головы, он даже глаза скосить не мог. А херувим снова заговорил с кем-то на понятном Уру языке:

— Я устрою представление на городской площади. Я вознесу этого идиота в радужном сиянии. Люди всё равно это увидят. Они подняли головы, посмотреть на меня, когда я спускался.

Отец Ур оказался перед крылатой женщиной, которой херувим рассказывал, как он, отец Ур, воспарил над землёй на глазах у всего города на базарной площади. Ур этого не помнил. Наконец херувим обратился к Уру:

— Это моя мать Урсула. Ты же в её честь взял себе имя Ур?

— Да. — Пролепетал Ур и хотел упасть на колени, но он по-прежнему не мог пошевелиться.

— Убери его с моих глаз, сынок. Я всё видела. История его жизни омерзительна. Но ничего не поделаешь, инквизиторы в большинстве своём, были такими как этот Антонио. Теперь все его предки, наконец, обретут покой.

Отец Ур понял только то, что святая Урсула не признала его, за своего почитателя. Этого он никак не ожидал, он был уверен, что когда умрёт, эта непорочная дева воздаст ему на небесах по заслугам. Ведь он тоже был непорочен…

— Ты не был непорочен, а ни с кем не жил не потому что верил в бога, или Урсулу. — Услышал он голос херувима. — А потому что переболел венерическим заболеванием, после первой же девки, которой овладел. На этом и кончилась вся твоя связь с Эротом. Ты и в монастырь то ушел, чтобы скрыть свою импотенцию от настаивающих на твоей женитьбе родителей. — Херувим снова хохотал, и отцу Уру хотелось убить его. Но он хорошо помнил, чем закончилась его попытка ударить подсвечником эту крылатую бестию.

Городской голова держал над головой грамоту, которую только что зачитал всем жителям Лита. Женщины плакали и крестились, мужчины обнажили головы и, прижимая к груди свои головные уборы, тоже осеняли себя крестом. Целых четырнадцать лет ушло на то, чтобы последний инквизитор Лита, отец Ур был причислен к лику святых. Только что был заложен первый камень в основание часовни, которую построят в Лите в его честь.

Два херувима — мать и сын наблюдали за сходом жителей Лита, сидя на крыше городской ратуши.

— Опять ты влип, Тол. Твои хулиганские выходки раздражают Гавриила, и он, в конце концов, накажет тебя по-настоящему.

— Не накажет. Отец уже простил мне Ура. Он от души посмеялся над тем, что нет предела человеческой глупости. Двадцать лет этот бывший Антоний — Ур, измывался над самыми красивыми женщинами и девушками города, не гнушаясь отправлять на костёр, даже маленьких девочек. А жители города только из-за того, что он якобы вознёсся на небеса, хлопотали перед иерархами о причислении его к святым. Их даже не смутило то, что преподобный Анастас нашёл бездыханное тело своего патрона в его кабинете, и могила отца Ура в городской церкви, и никуда оттуда не делась.