ЛЮСЯ
Люська умирала долго, целых восемь месяцев. В тот день она еле дошла до театра, и упала прямо в гримёрке. Скорая увезла её в терапию. Я тогда в последний раз видела её живой. Потом мы только перезванивались. Я знала, что она не любит, когда к ней кто-то приходит домой, поэтому и не навязывалась. Тем более, что лежала она в квартире дочери. То, что у неё рак, я поняла, когда она в первый раз позвонила мне из больницы. Она рассказала, какие анализы у неё взяли, и какие исследования провели. Она еле говорила. Едва положив трубку, я позвонила её дочери. Рак лёгкого, четвёртой стадии, метастазы по всей грудной клетке и в брюшной полости. Два месяца, не больше, сказали врачи. Она прожила восемь месяцев. Потому что не знала, что у неё рак.
Люся была моей коллегой — костюмером. Мы проработали вместе больше пятнадцати лет, и по специфике профессии много времени проводили вместе. Особенно на выездных спектаклях. Постепенно сблизились, и разговоры вели чисто женские. Много обсуждали смерть, и в общем, философском плане, и в частности — кого-то лично. Мистика, конечно, была на первом месте. Сны о покойниках обсуждали особенно часто, пока не пришли к выводу, что умершие снятся только к перемене погоды, и не более того.
И вот Люсю выписывают из больницы, и начинается наш разговорный марафон. А по сути, игра в прятки. Дочь не стала говорить Люсе, что у неё рак, и я не имела права. Поэтому мы долго и нудно обсуждали, почему ей так и не поставили конкретный диагноз, а написали про какую-то аневризму под вопросом. Люся, конечно, думала про онкологию, но и я, и дочь и другие знакомые, которые с Люсей общались, уверяли её, что если бы был ОН, она бы давно умерла. А уж когда ей присвоили вторую, а не первую группу инвалидности, Люська успокоилась окончательно. Когда-то у неё от рака умер муж, и у него была первая группа. Ей сказали, что поставили на очередь на какие-то конкретные обследования, а на самом деле только наблюдали, как она слабеет. Люся верила врачам и вела себя так, как будто это временное явление — её болезнь. «У меня так было, когда меня оперировали. Перитонит был ещё тот. Долго восстанавливалась» — говорила Люся.
В день её смерти я сразу почувствовала, что её уже нет на этом свете. Я позвонила Люсиной дочери, и она подтвердила мою догадку. Дочь уходила в магазин, а вернувшись, нашла мать на полу, рядом с кроватью. Она ещё дышала. Врач Скорой, сказал, что так бывает, что в последние минуты перед смертью у онкологических больных наступает недолгий душевный подъем, и они пытаются встать, но как правило, тут же падают. Люся умерла, не приходя в сознание.
Почему я поняла, что Люси не стало? А потому что у меня захлопнулась дверь в кухню, словно от сквозняка. А сквозняка никакого не было. Я ещё потом удивилась, ведь Люся никогда не была у меня дома, как она меня нашла?
Я не успела зайти домой после Люсиных похорон, как мне позвонила ещё одна наша коллега. Она выругала меня за то, что я уговорила её пойти проводить Люську.
— Она за мной увязалась! Она всю дорогу из церкви, буквально била меня! — Кричала, рыдая Катя.
— С чего ты это взяла? — Удивилась я.
— Я видела её боковым зрением, как она шла рядом, и пинала меня по ногам! — Катька бросила трубку, а я подумала — «И ничего удивительного, ты столько ей сделала гадостей за последние годы. А Люська не тот человек, чтобы прощать».
Мне стало тоскливо от мысли, что Люся никуда не ушла, и будет все положенные на переход сорок дней, всё свободное время от экскурсий в Рай и Ад, болтаться на земле, а не слушать пение ангелов. Я хорошо знала, что такое эктоплазма. Это слепок, фантом умершего человека, который около месяца ещё имеет силы передвигаться по земле. И если понимает, что уже умер, то начинает вытворять то, на что бы никогда не решился при жизни — мстить своим обидчикам. «А как ты обойдешься со мной, Люся?» — думала я, укладываясь спать. Но со мной Люся обошлась по другому — она принялась показывать мне то, что видит на том свете.
Райские кущи, её саму не очень-то прельщали, там было красиво, тихо и скучно. А вот когда Люся попала в ад, мне мало не показалось. Люся была женщиной грамотной, читала Данте, поэтому чётко идентифицировала круги Ада, все девять. Я её не видела, но слышала её голос. Она мне рассказывала, что действительно перед адом бродят те самые толпы людей, ни хороших, ни плохих. Забыла в первом круге имя Харона, а во втором Миноса, небрежно бросив — «Ну, этот как его, который…»
Каждое утро я просыпалась в холодном поту, и однажды взмолилась — Люся, хватит! Но услышала, как собственную мимолётную мысль — погоди, немного осталось. Больше мне Люся ничего не говорила, а только показывала картинки. Причём она адаптировала их под современные понятия, откровенно притягивая за уши то, что видела. Но вот прошло сорок дней, и Люсе показали, то самое Ледяное озеро Коцит. И она не выдержала, заговорила со мной во сне — «Я не могу тебе здесь ничего показать, но я вижу их всех — Ленина, Гитлера, Сталина, Брежнева и, кажется, Наполеона. А я буду в седьмом рве или в пятом круге, ещё не решили…»
Честно говоря, я только через несколько лет, перечитывая Данте, поняла, что имела в виду Люся. Но так и не узнала, куда её там определили. После этих экскурсий по Аду и Раю, Люся мне приснилась всего один раз, почти через полгода — в самом конце Святок, в ночь на православное Крещение. Я открыла глаза, уже рассвело, и увидела, что Люська сидит в моём компьютерном кресле, курит, и смотрит на меня.
— Люсь, ты чего? — Спросила я. Я осознавала, что она умерла, но у меня не было, ни страха, ни удивления.
— Уходи из театра, а то загнёшься, как я. — Я проснулась, увидела, что на самом деле уже рассвело, пошла на кухню и долго курила, вспоминая Люсю.
Я поняла, почему она так сказала — уходи, а то загнёшься, как я. Толчком к Люськиной болезни был скандал, когда новая завцехом обвинила Люсю в краже костюма. Вот так в лоб — ты украла. И не важно, что потом оказалось, что это сама заведующая отдала этот костюм напрокат и забыла. Она даже не извинилась. Люська целый год не могла пережить это обвинение. Она каждый день звонила мне, и повторяла снова, и снова все обстоятельства того скандала: «Я просто пришла, нашла для неё старые восточные костюмы и ушла…» Я всё это прекрасно знала, но молча, слушала в сто первый раз одно и то же.
Прошло почти семь лет. Я иногда захожу на Люсину могилу, и всё время с ней разговариваю. Я послушалась её совета, и уволилась из театра. А позже поняла, что правильно сделала. Многого, что произошло в театре после моего увольнения, я бы просто не пережила. Инфаркт или инсульт на нервной почве точно бы схлопотала. Та самая завцехом выживала всех старых костюмеров, потому что её тщеславие не позволяло ей иметь в подчинении людей, которые хорошо знают дело, и при случае, ставят её на место. Место безграмотного и недалёкого человека, который вообразил себя, шишкой на ровном месте. Новая завцехом избавилась и от той Кати, которая всеми силами старалась угодить новому начальству, и всяко разно обливала грязью нас, своих коллег. И благодаря Люське я точно знаю, что ничто не пройдёт незамеченным для Царства небесного, и мы все получим по заслугам.
Свидетельство о публикации №222080600508