Красота

В ней была какая-то недосказанность. Во всём её облике было что-то от героини картины  Марка  Шагала «Прогулка».
Это была красивая молодая женщина лет 36. Красота её была броской, яркой: замечательные вьющиеся каштановые густые волосы, скуластое, неширокое лицо, глаза чуть раскосые синие с какой-то грустинкой всегда, даже когда смеялась. Высокая, стройная. Заглядишься.
 Но как говорил Теккерей «она обладала печальной особенностью бедняков – преждевременной зрелостью». Мать её выпивала, т.е. немного всегда была выпимши, словообразование просторечное по форме деепричастие: по сути – состояние. По мнению Ирины, сама она никогда не была ребёнком, чувствовала себя взрослой уже с восьми лет. И если почти всех детей неблагополучных семей отличает замкнутость, робость, то Ирина всегда смотрела и говорила уверенно, имела смелость сказать честно и, причём,  старалась быть предельно честной во всём. Многие её считали надменной, но я эту надменность не замечала.
 Когда Ирина выходила замуж, была очень счастлива, даже институт бросила, проучившись всего один курс, хотела посвятить себя только семье. Муж из состоятельной семьи, достаток сразу был. Но очень скоро поняла, что не в достатке дело. Мужа не любит, да и можно ли кого-нибудь полюбить при таком рациональном уме. Ум не давал ей даже влюбиться. Поэтому затосковала. От тоски не было никакого средства: пить она не могла, это было ей просто физически неприемлемо, слишком живо вставала перед глазами её выпившая мать. Кидаться в какую-то авантюру, да,  могла, время от времени себе позволяла, то устроиться кочегаром в местную кочегарку, или баллотироваться в местные депутаты. Так как всегда в меру смело высказывалась о власти, власти её побаивались, старались вести себя с ней демократично. Не раз выбирали депутатом в местное управление, предложили достойную должность, на которую она охотно согласилась -  начальник ЖКХ посёлка. Понимала, что фактически ничего серьёзное  не решает, (впрочем, у нас любая власть ничего не решает ) возглавила руководство над  братией кочегаров, которую держала в кулаке. Те её побаивались, знали, после предупреждения, обязательно выгонит. Причём, доводы, чтобы вернуться назад, должны быть очень вескими. Ей очень нравилось отдёргивать людей, особенно прилюдно в магазине кого-нибудь за бестактность, будь это сам продавец, навязывающий какой-то разрыхлитель, когда она точно знала, что это та же сода плюс лимонная кислота. Или однажды пришла ко мне на урок литературы, и после урока отчитала за то, что на уроке было мало видов деятельности. То есть ученик не просто должен был рассказать стихотворение, но ещё и дать развёрнутый анализ его, т.к. мини анализ я их спрашивала  (учитывая, что сын её учился в пятом классе, ученики этого просто ещё не умели делать). Но всё это давала ей временную перемену, всё та же тоска, какое-то долго тянущееся томление охватывала её. Она мало смеялась, чаще её можно было видеть задумчивой, как будто что-то решает или на что-то решается.
Она однажды вечером пришла ко мне, кажется, повод был – успеваемость её сына. Простояла в дверях, на отрез отказалась пройти в комнату, почти час. О чём мы могли так долго с ней беседовать, я не помню, но  эта часовая беседа не дала мне о ней ничего нового. Как и всем она рассказа о своём голодном детстве, о том, что она всеми силами старается для сына (тогда еще не было дочери). Я  отметила её умение много говорить и ничего не сказать. Мне приходится очень много беседовать с родителями. Иногда эта беседа носит схематический характер: пришли отметиться, мол занимаемся воспитанием своего ребёнка. Другие приходят за советом, некоторые начинали рассказывать о своей нелёгкой жизни, и рассказывают только для того, чтобы просто выслушали. Но ничего себе не позволила моя гостья, мало того, мне показалось, цель её посещения была что-то услышать от меня, возможно, каких-то откровений. 
Жизнь моя как-то дальше шла без пристального внимания к личной персоне Ирины Ивановны. Но в одну из холодных зим, которая заставила даже волков приблизиться к посёлку, она вновь напомнила о себе. Рассказывали, что волк забрался во двор Ирины, прельстила их собака, и отважная женщина лопатой выгнала непрошенного гостья. Что меня очень удивило, так как северный волк здоровый и вовсе неробкий,и с лопатой броситься на него – надо иметь немалое мужество.
   С переездом в Петербург я как-то забыла о ней, знаю, что родилась внучка, что так же работает начальником местного ЖКХ, но где-то в подсознании всегда всплывал её образ, что-то манило меня вспоминать её. Недавно на своей странице в контакте я увидела её комментарий на мои рассуждения о том, что мы смотрим на одно и то же, а видим разное.
               не проси чудес.
ты умеешь сам чудеса, не книжные, а живьём.
запрокинув головы в небеса, все увидят разное и своё.
астроном увидит парад планет, музыкант — мотив, стихоплёт — слова.
за ладошку риса, раз нет монет, можно жёлтых аистов рисовать.
веришь? слушай сказочку про Китай: жил в Китае бедный студентик Ми.
изучал науки — пиши, читай, поцелован сном, окружён людьми.
когда ночь на город плеснула тьму, Ми покинул дом, ремеслом горча,
и хозяин чайной принёс ему нереально вкусный зелёный чай.

разбираться в чае старик умел: распускался лотос, парил улун.
а потом студентик взял жёлтый мел, начертил крыло на стене в углу,
и ещё крыло, и длиннющий клюв, и в глазах болотную хитрицу.
прошептал — давай, танцевать велю, у меня есть дудочка, так танцуй.
и застыли стражник и лицемер, наблюдая танец — ещё, ещё.
забывалась боль, остывал пуэр, подоконник перьями стал мощён,

а в окно смотрели волшебный лис, серебристый волк, водяной дракон.
если чудо сделаешь — поделись. и прольётся звездное молоко
да в твои ладони — бери, дари озорное счастье, смешную весть.
потому что бог у тебя внутри.
потому что ты этот бог и есть.

вот такая сказка: начни с нуля, заплутав по глупости в темноте.
если даже стены пустились в пляс, неужели ты косолапей стен.
разобравшись в маленькой нелюбви, продолжай идти, но всегда глазей.
если встретишь аиста, то зови — эй, сюда — попутчиков и друзей.
аист будет чёрен и будет бел, аист будет пёстрым — и что с того.

не проси плясать одному тебе.
не танцует аист для одного.   
      Стихотворение помогло дорисовать образ Ирины. Нет, понять её до конца – это неблагодарное дело, но увидеть суть. «Заплутав по глупости в темноте,
если даже стены пустились в пляс, неужели ты косолапей стен.
разобравшись в маленькой нелюбви, продолжай идти, но всегда глазей.
если встретишь аиста, то зови — эй, сюда — попутчиков и друзей.
аист будет чёрен и будет бел, аист будет пёстрым — и что с того.
не проси плясать одному тебе, не танцует аист для одного.»
Почему-то принято считать Беллу (жену Шагала) по его картинам «Прогулка» и «Над городом» воздушной, романтической, прибывающей в вечном мечтании. Я вижу её другой. Эта женщина над житейской суетой. Эта женщина имеет ту вечную мудрость, потому что «поцелованная сном». Это-то и сближает этих двух женщин. Ведь так просто не жить чьими-то представлениями о жизни, не навязывать свои представления о ней, а нести их. Этот нарисованный аист, у которого в  глазах болотная хитрица,и который не танцует для одного. Теперь я  знаю, что может не дать людям очерстветь, сделаться в конце жизни циником и озлобиться. Да, жизнь уходит, ничего хорошего впереди не ждёт: немощь, болезни, смерть. Но не это главное, не в этом суть жизни. Достоевский заметил, что именно красота спасёт мир. Мир этот в твоей душе, мир вокруг тебя. «Обрети мир в своей душе, и вокруг тебя спасутся тысячи» ( Серафим Саровский). Вы скажете, много здесь надумано, притянуто. Может быть и притянуто. Но пока у меня есть способность видеть красоту, тянуться к красоте, пытаться постичь её, точно, жизнь мне не опостылит.