Седовая падь. Глава 12

В ПОИСКАХ КЛЮЧА

В ожидании выхода беглецов к железной дороге, Кичигин провел бессонную ночь. Однако надежды не оправдались. Лишь утром поступило сообщение о том, что преступников видели на подсадке в товарняк, движущийся в направлении Иркутска. С высадкой — посложнее; могли соскочить где угодно. Одним словом, обнаружить бандитов на подъездах к городу не удалось. Других оперативок не поступало.

Капитан понял; бежавшие ушли и безрезультатно мотаться по станциям глупо, все кому надо уже в курсе дела. Его переиграли; что-то не срослось…

Он снял все посты на реке Уса и отменил чрезвычайное положение. Как никто, понимая горькие обстоятельства свершившегося факта, Кичигин решил зайти с другого конца. Гонка по горячим следам закончилось, следовало преступать к розыскным мероприятиям.

Для начала, он сделал запрос на имя подполковника Усольцева, в Забайкальскую колонию строгого режима, где отбывали наказание «Моргун» и «Сивый».

Ему необходима была информация на всех лиц, освободившихся из колонии за последний год и имевших любые контакты с бежавшими преступниками; в особенности на сокамерников.

Следом, Кичигин оформил и направил запрос в информационный центр УВД на предмет установления последнего места жительства ранее установленных и дактилоскопированных лиц из группы погибших заключенных; клички «Таран» и «Белый».

Утро сморило капитана. Отдав все необходимые распоряжения, он решил поездом вернуться в Иркутск; менее суток пути, заодно и выспаться. Уже на месте, в управлении, предстояла напряженная работа по делу.



Первые солнечные лучи, пробив рваные клочьями облака, розовея, мягко коснулись вершин сосен. Бросая длинные пугающие тени, исполины накрыли Седовую падь мраком, не пропуская ни лучика. Петр привык просыпаться и без солнца…

Вот и теперь, оно было там, выше; его не касалось. Предутренний туман Седовой пади особенно не тревожил. Влажно, сыро, не уютно. Тепло тоже там — наверху.

«Придут холода, здесь не высидишь, к зиме надо будет готовиться», — думалось Петру.

Старый, напрочь прогнивший домик Терентия, уже почти рассыпался. Строить новый, нет времени, да и не входило это в планы. Он понимал; надо торопиться.

В одиночку сейф из тайги не вытянуть, поэтому открыть его еще до наступления холодов, становилось не необходимостью, а скорее потребностью; иначе могли возникнуть сложности…

«Наверху, где свет и птицы поют, жизнь другая, а здесь мрачная, темная тень. В тени кому-то обитать легче, тень им путь кажет, от беды хранит, и без свидетелей — чем не жизнь. Совсем не то, что под солнцем; там ты на виду — вот он ты, весь. А иным так нельзя; иным в тени вольготно, она им просто необходима. Как и мне сейчас, наверное», — успокаивал себя Петр перспективой скрытного пребывания в тайге.

Подойдя к сейфу, долго стоял и смотрел на него, словно примерялся; с какого угла начать, как подступиться. Нет, не готов был еще Петр к битве с ним. Здесь злость нужна, а ее почему-то не стало. Была, пока шел к цели; ела и рвала душу, переполняя желанием преодоления, не давала дышать, а вот сейчас ее нет.
Успокоилась, улеглась тревога внутри, угомонилась, словно он уже разгадал тайну, открыл сейф и обрел все то, к чему столько лет стремился.

«А что дальше? Ну что делать с теми сокровищами, что внутри? И что вообще хранит  в себе сейф; золото, деньги, что?.. — спрашивал он себя, — Может статься, пуст и все его старания напрасны?» — Шквал одолевавших, нерешаемых вопросов и сомнений стеной возникал на его пути.

Петр поднял сильные руки, решил размять тело…

— А ну их, эти мысли. Успокоиться надо, собраться и за дело, — только и сказал вслух.

Подошел к ручью, умылся. Вода холодная, родниковая. Течет и течет, словно живая. Приятно коснувшись лица, наполнила душу Петра силой, взбодрила.

«Ну давай, чего медлишь? Берись за дело! Твой же, бери!..» — словно шептал ему обретший голос сейф. Ждал, как отважный воин, готовый к битве. Он встретил Петра во всеоружии, расправив могучие стальные плечи. Распрямил и Петр свою грудь, засучил рукава. И пошло дело…

Больше недели просидел он в пади безвылазно, подъедая остатки припасов. Бился с сейфом как мог; подступаясь к нему то с хитростью какой, то с мудростью, используя имевшиеся навыки, каким долгая жизнь выучила. Хитрил, ловчил, но не открыл…

Уж больно хитер был сделавший его мастер; ни отмычки его детище не брали, ни инструмент самый новый, ни даже замысловатые и хитроумные подходы, приобретенные его хозяином на зоне.

Руками не выйдет, нужного инструмента нет — отчаявшись, заключил Петр: «Вот он и Терентий, недаром болотным газом пугал. Смеялся надо мной, словно знал; не откроется, пустое это… Ну да ладно, пока твоя взяла!», — злился он. Поразмыслив, решил все же до поселка податься. С иного конца подступить.

Приехав в Иркутск поздно вечером, Кичигин решил досыпать дома, а завтра за работу. Утром следующего дня дежурный УВД еще с вахты окликнул, проходившего мимо начальника оперативного отдела.

— Товарищ капитан, на ваше имя две телефонограммы.

Кичигин подошел к дежурному.

— Я распечатал, можете забрать, — и он протянул несколько листов печатного текста.

Кичигин поблагодарив лейтенанта, незамедлительно поднялся к себе в кабинет. Отоспавшись, он чувствовал себя бодро, если не считать продолжавшую болеть ногу. Дал себе обещание; сегодня же вечером зайти к врачу, хотя понимал, что подобные раны лечит время.

Капитан внимательно вчитался в написанное. В ориентировке от полковника Усольцева значилось :

«За последний год из Забайкальской колонии строгого режима были освобождены, по завершению срока отбытия наказания, двое.

Антипов Авдей Михайлович, 1942 года рождения, уроженец села Михайловка, Свердловской области. Освобожден 30 января 1968 года. Отбыл к месту жительства, где и зарегистрирован в настоящее время. Факт регистрации подтверждается.

Чиников Петр Анатольевич, 1920 года рождения, уроженец села Краснинское, Кемеровской области. Освобожден 10 сентября 1968 года.

Чиников по факту являлся сокамерником проходящих по указанному запросу заключенных по кличкам «Моргун» и «Сивый». Освобожден был за неделю до совершившегося побега из лагеря вышеуказанных лиц. Полный срок заключения Чиникова составлял двадцать пять лет. Последние три с половиной года он отбывал срок в Забайкальской колонии строгого режима, находясь в непосредственном контакте с упомянутыми заключенными».

— Вот оно как! — вслух произнес капитан, — выходит, Петр мог скинуть информацию на волю. Скорее всего, так оно и было.

«Дружки с воли помогли. Их трое. Самого Петра не было. Хотя может быть третье лицо — это и есть Петр? Но может быть и нет. Не факт что они приятели. Петр хромает, да и возраст к тому же. На такое дело не подпишется, тем более сразу же после освобождения. Нет смысла. Ждать двадцать пять лет воли, чтобы так подставиться? Нет, это не Петр, другое лицо», — окончательно убедил себя Кичигин.

Он на некоторое время задумался. Встал, прошелся по кабинету.

«Нет, нет… — продолжал развивать мысль капитан, — Петр скорее всего поехал домой. А вот есть ли между подельниками связь, тут вопросы? К тому же Петр, если предположить, что он передал письмо на волю, знал где скрываются дружки Моргуна и Сивого». Скорее всего их лежбище где-то здесь, рядом, может быть даже в Иркутске. Нужно искать освободившегося Петра. Только он поможет вывести на Сивого и то самое третье лицо.

Информации на Петра Чиникова у капитана было достаточно, чтобы разослать ориентировки к месту его предполагаемого следования. Однако нет никакой гарантии, что он направился именно туда. Такая мысль тревожила Кичигина. Он все же надеялся, что Петр отправится по месту жительства матери. Сделав соответствующий запрос, капитан вчитался во вторую телефонограмму.

Информационный центр НИИ УВД сообщал следующее :

«Вышеупомянутые лица, значащиеся в последнем запросе как погибшие, в следствии не удачной организации побега, по информационному центру не проходят. По местам их прежнего жительства, до отбытия последних сроков заключения ни Таран, ни Белый не зарегистрированы».

— Значит были в бегах, или проходили как лица без определенного места жительства, — заключил Кичигин, отложив в сторону прочитанное. Эта информация его уже мало интересовала, так как не выводила на след бандитов.

Теперь его мысли все больше стал занимать Петр.

Николай Васильевич Конищев, местный участковый села Краснинское, выслушав односельчанина, явившегося к нему с жалобой по поводу пропажи лошади с личного подворья, ухмыльнулся, да и только.

— Успокойся, Савелий, — уже в третий раз непробиваемо твердил он перепуганному мужику.

— Явится твой конь домой. Вот не сегодня, так завтра. Ну некуда ему деваться, понимаешь. Видать плохой ты хозяин, Савелий, что кони от тебя бегут. Жена пока еще не убежала? — продолжал наставлять Конищев.
— Да дома она, при хозяйстве.

— Ну, та понятно, куда ей? А вот конь от тебя убег. Не задумывался, почему?

— Да нет, а что так-то? — недоумевал Савелий, куда это клонит начальник.

— А ты вот погляди Савелий, — разоблачал его участковый, — погляди. Амбары то твои от овса ломятся. Ломятся, факт. Наслышан от людей.

Савелий трепыхнулся было возразить.

— Не веришь?!, — вновь пресек его милиционер, — а хочешь сейчас же пойдем и проверим!

— Да ну что вы, Николай Васильевич, какой овес? Напраслину на меня люди наговаривают, со зла, да с зависти небось.

— Вот и я к тому — не отступал Конищев. — Чего бы им на односельчанина особо серчать. Значится овес у тебя есть. А лошаденку свою плохо кормишь. Убегла вон на луга, подкормиться. Так оно и есть.

Савелий совсем растерялся.

— С седлом ведь, товарищ участковый. Ну сам что ли конь себя запрягает? Вот и беспокойно мне. Как же быть то теперь? — досадовал мужик.

— Иди домой, Савелий, не расходуй мое время и терпение. Вот увидишь; конь тебя уже дома дожидается, а ты здесь мне понапрасну жалуешься. Иди Савелий, иди, — прощался с обескураженным мужиком Конищев, — Будет время — вечером загляну, поинтересуюсь.

Побрел Савелий понуро домой. И верить хотелось милиционеру, а все же тревога съедала любую, хорошую мысль о Гнедке.

«Где он бедолага, в чьих недобрых руках мается?»

Однако, войдя во двор, баба чуть ли не с поцелуями к нему, прямо таки на шею бросается, чуть с ног не сшибла.

— Ты что, жена, — уставился на свою красавицу Савелий, — помолодела что ль?

— Да Гнедко то наш воротился, — защебетала она, — радость то какая, Савушка!

Выйдя в огород и тупо уставившись на жующую сено лошадь, Савелий оторопел.

— Ну как же так? — взмахнул он руками. — Ну вот откуда этому милиционеру завсегда, все наперед известно: и про Гнедка, и про овес?..

Только было распрощался Конищев с Савелием, как на стол легла телефонограмма: «РОВД на станции Промышленная. Срочно. Совершенно секретно. Участковому пос. Краснинское ст. лейтенанту милиции Конищеву Н. В. УВД г. Иркутск капитан Кичигин.

По оперативным данным, после отбытия срока заключения, к месту жительства, пос. Краснинское, Промышленновского района, Кемеровской области направляется Чиников Петр Анатольевич, 1920 года рождения. После регистрации и постановки на учет ранее судимого, Чиникова П. А. взять под негласное наблюдение. В случае уклонения от регистрации, принять меры по его обнаружению и задержанию. Негласно, лично или силами ДЛ установить постоянное наблюдение за домом его матери; Агриппины Терентьевны Чиниковой, проживающей в поселке. В случае обнаружения подозрительных лиц, не из числа жителей села, но интересующихся вышеуказанными фигурантами, принять меры к их задержанию.

Обо всех фактах по делу информировать незамедлительно».

— Да, дела… — сняв фуражку и вытирая пот со лба, обеспокоенно присел к столу Конищев.

— Надо бы сегодня к Агриппине заглянуть. Кстати, Савелий ее сосед… заодно и о лошади расспрошу, кто бы мог ее к рукам прибрать? Уже интересно…

Кичигин, вот уже несколько дней, все основное рабочее время проводил в Архиве. Наседало начальство по рабочим вопросам, а он все уклонялся от оперативных дел, пытаясь вникнуть и сопоставить как можно больше фактов по розыскному делу. Никак не шел из головы Петр Чиников, неожиданно появившийся в его поле зрения. Капитан не привык бросать или откладывать в долгий ящик, недоделанное или неясное.

Вот и Петра он решил окончательно проверить, несмотря на неотложные дела и все больше наседавшее начальство.

Источники хранили довольно интересные факты. Кичигин не сразу обратился к архивным данным; поначалу не было такой нужды. Он работал по свежим, горячим следам, пока не оборвались связующие нити. Заинтересовала биография Петра. Прошлое его было довольно странным и породило в догадках капитана, много неясностей и вопросов. По ним он и решил пройтись.

Одно из которых — это загадочное убийство своего деда, где то в тайге… Его интересовали мотивы убийства, но их в деле не было. Убил родственника: утопил в болоте. Есть свидетели, но фактов мало. Хотя он и понимал, что за убийство в послевоенное время, давали по полной. Считалось много еще в стране бандитов, врагов народа; вот и давила их власть, как могла. Порой доказательств или особых улик даже и не требовалось. Покажут пальцем — враг народа или, того хуже, убийца. Да куда уж хуже-то…

Дедом Петра был некий Терентий. Его биография изобиловала заведенными против него уголовными делами, свидетельствами, да фактами очевидцев. По описаниям суровый был старик, одно время в тайге скрывался — разбойничал. Терентий изначально был признан предателем и разыскивался ЧК за убийство красноармейца-земляка и позорное бегство из отряда. Приговорен к расстрелу. И в то же время ЧК разыскивало его как подозреваемого в бесследном исчезновении одной из подвод, следовавших к месту назначения под прикрытием спецотряда атамана Войтовича, банда которого была полностью разбита красноармейцами, как раз в тех местах.

После боя одна из подвод исчезла. По данным ЧК на ней, скорей всего, была упрятана часть украденного на станции Тайга, колчаковского золота. Несколько подвод захватили красные части, разбившие наголову отступавший отряд атамана Войтовича. Каппелевцы тогда с боями пробивались к Иркутску.

Выяснился еще один любопытный факт — Терентий Чиников служил в отряде Войтовича и был приписан к обозникам; людям перевозившим ценности. Другой информации не было. Спустя время, Терентий, странным образом, оказался с красными, где позже убил своего земляка Пантелея Лебедева и тайно, предательски бежал из отряда.

— Надо по Пантелею Лебедеву тоже запрос отправить, может кто из родственников еще жив, помогут в расследовании, — вел свою линию Кичигин, рассуждая вслух, как любил это делать.

Петр, в оправдательных объяснениях по делу, в то время, утверждал, что не убивал деда и, что все факты были фальсифицированы и истолкованы против него. Однако срок за убийство он получил и отбыл его сполна.

После всех совокупных, вновь вскрывшихся обстоятельств, явно напрашивался вывод: «Терентий мог, по ситуации, завладеть одной из подвод. Мог увезти ее в укромное место во время сражения или после боя. И позже, убрав единственного свидетеля, сбежать из отряда. Зачем ему воевать; переждать решил, с золотишком…»

Кичигин, сопоставляя факты, предположения и домыслы, упорно склонялся к одной версии произошедшего когда-то в Гражданскую события. Он пришел к выводу что Петр каким-то образом мог завладеть частью украденного и спрятанного Терентием в тайге, колчаковского золота.

Но он не понимал, какими тайными нитями Петр связан с бандитами, устроившими побег?

Помогать им было просто глупо, наверняка он хранил свою тайну. Зачем ему вновь идти на конфликт с законом; фактически он совершает преступление, содействуя в организации побега. Понятно, что Петр прекрасно осознавал, на что шел, однако этот факт предстояло еще доказать. Много неясностей и вопросов… Тревожить Петра пока рано, а наблюдение за ним может многое прояснить.

Наутро, оставив неподатливый сейф в покое, Петр стал неторопливо собираться в дорогу. Сложил самое необходимое в рюкзак, взял винтовку и Рысьей балкой, минуя болота, направился в поселок.

«С оружием и короткой тропой пройти можно, заодно и к гиблому месту присмотреться», — решил он.

Страха не было, а вот в болото лезть не хотелось. Шагая тропой, он все таки озирался. Инстинкт самосохранения брал верх, волнение нарастало… На первый взгляд — все как прежде, на тропе ничего не изменилось. Темень средь бела дня тревожит, страх приходит и одолевает, со спины норовит подобраться. Не думал Петр, что тропа тревожней станет, накроет его сырой тенью сдавленного пространства. Пожалел, что сунулся сюда, никак не кончается путь, ведет в глубь неведомого. С винтовкой или без, но болотом все же спокойней. Ускорил шаги, шурша плащом.

Вот и подъем, посветлело. Вздохнул Петр, обернулся. Кажись миновала балка, не тронула, пропустила. Однако в назидание все же опасно рыкнула в лицо отдаленным, хищным, кошачьим криком — предупредила незадачливого путника, холодом пробежав по телу.

Справа Двуглавая. Над головой небо синее. На встречу ветер, да запах тайги. Вдохнул Петр полной грудью, ускорил шаг. Сощурился глядя вдаль — впереди день пути.

«Засветло дойду, — полагал он. — В поселок сразу не сунешься, надо будет на вершинах холмов, у озера, темноты дождаться».

Еще издали засветила белыми стволами береза, посветлел лес. Идти приятнее и веселее. Стали и грибные тропки попадаться. В березовых колках, по ложбинам в особенности, груздь под листвой прячется. Здесь его полно.

Отвлекся Петр не надолго. И все же стали доставать не знавшие покоя мысли. Съедая расстояние, они уводили его в далекое прошлое: помнится, Терентий касался в былых беседах, этой больной темы. Однако сам же Петр тогда не верил, насколько упрямым окажется сейф. Поэтому их разговоры о существовании ключа, не особо занимали его. И сейчас, идя размеренным шагом, он пытался достать из своей памяти, хотя бы самое основное, главное, что помогло бы вывести на ключ, без которого ему действительно придется на время оставить сейф в покое.

В его планы не входила перспектива зимовки в тайге. Глупо, да и зачем? За четверть века сюда никто не совался, а значит, в случае неудач с поиском ключа, сейф по прежнему останется в безопасности. И до прихода тепла, подождет. Самому бы не запалиться…

«Теперь о ключе, — рассуждал Петр, — Помнится Пантелей говорил Терентию, что ключ от сейфа, мог быть у атамана Войтовича, захороненного у старой геодезической вышки, неподалеку от его села, но это только предположение. Самому Терентию не удалось тогда найти это захоронение, помешали. Поэтому надо начать с геодезической вышки, а в случае неудачи, на прямую, к Полине подступаться», — окончательно решил Петр, перекидывая рюкзак на другое плечо, в очередной раз, из осторожности, осматриваясь на местности.

Лишь к вечеру, усталый, добрался он до вершин, у подножия которых водной, неколебимой гладью расстилалось огромное озеро. Пришлось дожидаться темноты, а там к матери — огородами. Не громко постучал в окно, едва светившее в сторону двора.

Рада была Агриппина, что вновь сына видит. Засуетилась, запирая двери на засов.

— Чего же долго так, сынок? Изголодался поди? Поешь-ка давай с дороги. Я сейчас, по скорому, соберу тебе.

— Не спеши, мать. Вся ночь впереди. Как ты тут? Что в селе нового? — поинтересовался Петр.

Агриппина наскоро засветила свечу, а свет погасила.

— Тут вот что, сынок, — обеспокоенно стала рассказывать мать. — Давеча участковый наш ко мне заглядывал, интересовался все: кто, мол, у твоего соседа, Савелия, коня мог увести? «Может, видела чего? Или соображения имеешь?» А сам глазом своим шарит по углам, и по двору прошелся да по огороду. «Надо, — говорит, — мать, все проверить, особенно соседей, может какой следок и потянется». «Да конь то, — я ему твержу, — уж почитай дней пять как воротился. Где его там, чертяку, носило? Что ищешь то, Васильевич?» «Конь вернулся, — говорит, — да с седлом на горбу, а я вот, не припомню, за всю свою бытность, чтобы кони сами себя запрягали. Может ты помогла, а? А то от народу я наслышан, какими ты тут чудесами занимаешься…» «Ну народ-то все знает! — говорю. — А с какой это поры, милиция наша на сплетни полагаться стала?» «Ладно, старая, некогда мне тут с тобой. Если узнаешь чего, сообщи». — И так вдруг спрашивает: «А от Петра твоего нет случайно вестей? Срок его уж должно быть вышел. Жив, или подался куда? Сама-то как думаешь?» Я рот открыла, стою смотрю на него. А он мне: «Ну ладно мать, — говорит, — извини, что напомнил». Ушел себе. Вот вчера и был. Чует мое сердце: не из-за Гнедка соседского приходил. Будь, сынок, с этой властью поосторожней. Уж больно хочется чтобы они оставили тебя, наконец, в покое. Куда более терзать-то? Со мной побудь. Долго я ждала тебя.

— Хорошо, маманя, побуду. Только я и вправду не хотел бы с участковым нынче видеться. Устал что-то с дороги, прилягу.

После разговора с матерью, Петр насторожился. Наверняка, местный участковый получил на него информацию. Было ясно откуда ноги растут: «Прищучили видно дружков моих по зоне, вот они и разговорились. А если так, то и по мою душу могут заявиться. Я бандитам с воли помог, записку передал, выходит, — соучастник. Надо переждать, затаиться. Сделать самое важное и уходить, пусть зубами клацнут, а я отлежусь пока в теплых краях», — заключил Петр.

День отсыпался в тишине, на мягком, домашнем диване, а по темну, прихватив лопату, огородом, спустился к старому пруду. Обогнув его кочковатой низиной, пошел к лесополосе, что за селом. Насколько он помнил, где-то там, брошенная, старая, геодезическая вышка. Решил с нее начать…

Забрехала собака — не своя, соседская. У Полины собаки на дворе не было. Зачем ей, что охранять? Некого бояться ей в родном селе. Это тревожное чувство просто было вытравлено временем. Жила она тихо, с внуком. Дочка ее давно уж сбежала с сожителем в город, бросив сына, на мать свою оставила. Да, видать, и забыла, что он у нее вообще есть или был когда-то. Вот так и жили вдвоем с мальчонкой. Вырос, в школу пошел. А она ему — подмогой, что своего растила.

Не ждала Полина позднего гостя. Думала Сергей; тот в кино убежал, на последний сеанс. Вот-вот должен был воротиться. Отворила, а там мужик стоит. Глядит словно признать норовит, давно забытое, но знакомое прежде лицо.

— Здорово Полина! — Только и сказал Петр, глядя с порога.

Силилась Полина вспомнить или признать ночного гостя, да так и не смогла. Глядела молча, не приглашая пройти. Петр тоже ждал, не сводя глаз со старухи. Одолевали сомнения - она ли?

— Ну, проходи, коли зашел, добрый человек, — пригласила, наконец, хозяйка.

— Вспомнить меня трудно, не силься… — войдя в дом, Петр устало рухнул на табурет, стоявший на кухне у стола.

Полина, озабоченно глядя на незнакомца, прошла вглубь комнаты, вгляделась в лицо. Петр поднял голову.

— Петр я, Чиников, Терентия сын, вспоминаешь?

   Тревожное чувство едва ли зримо коснулось лица старой женщины, обволакивая взволнованное сердце памятью прошлого.

— Изменился ты, — отозвалась Полина, узнав наконец внука Терентия.

— Я не за жизнь свою говорить зашел, Полина. Хотя дела былые меня интересуют не меньше.

— На что я-то тебе понадобилась, или Терентий, душегуб, отрядил? Сам не додавил, так внучка попросил? — жестко ответила старуха.

Петр сурово, исподлобья глядел на Полину.

— Я додавлю, додавлю, коли не скажешь. И не за деда вовсе моего, а за себя додавлю, и тебя, и помощников твоих.

— Не пойму что-то, чем же я тебя так прогневила? — не совсем понимая, о чем пойдет речь, Полина попыталась перевести неприятный разговор в иное, более спокойное русло. — Ты бы дело говорил, чего грозиться?

— Ну хорошо, — начал резко Петр, — скажешь, где ключ, который Пантелей тебе оставил, — не трону. А нет — то пожалеешь.

— Да что ты, Петр, в самом деле, я уж и не помню ничего. Столько лет миновало. Что за ключ-то? Пантелей мне ничего не рассказывал и свои дела в тайне держал.

— Врешь, старая, знаешь!.. — оборвал ее гость, вывалив из старой, обшарпанной сумки, обеленный временем человеческий череп. Из пустых глазниц повеяло смертью…

Полина в ужасе отпрянула к стене.

— Ну, что теперь скажешь, где останки и кто там все перекопал? Ведь мне хорошо известно, что об этом захоронении знал Пантелей, да, по всему, и ты тоже. А раскопками кто занимался? Самой-то тебе явно не под силу, — напирал Петр. — Но говорить все одно придется. Без ключа я от сюда не уйду, так и знай!

Стук в сенях остановил Петра на полуслове. Входная дверь почти сразу же отворилась и в комнату стремительно вбежал разгоряченный Сергей.

— Бабуля, — только и успел выпалить он, но тут же осекся, уставившись на лежавший на полу череп. Его-то он узнал сразу. Только вот было непонятно, почему он здесь, и что за мужик сидит на кухне. Однако, предчувствие предстоящего, недоброго разговора, холодком разлилось по спине внука.

Петр нутром почувствовал, кто мог помогать старухе.

— Ну вот, теперь все в сборе. Пожалуй самое время начать серьезный разговор.

Петр сурово, в упор, посмотрел на внука Полины.

— Узнаешь? — показав на череп, угрожающе вставая, спросил он.

Лебедь молчал, испуганно глядя на незнакомца.

— Ты, пацан, не дрейфь. Я тебя не трону. Скажи мне вот только; ты его откопал? Соврешь — пеняй на себя… — Петр выжидающе замолчал.

От неожиданности и без всякого смысла запираться, Лебедь тут же рассказал, где пацаны, совершенно случайно, нашли этот череп.

— А остальное где?

— Что остальное? — опешил Сергей.

— Ну останки, кости там, ну, что вы еще отрыли? Где все это? — не унимался Петр, готовый, как казалось Лебедю вот-вот наброситься на него от нетерпения и злости.

— Да вот только его и нашли. Пацаны испугались, кому охота могилу раскапывать. Обратно и зарыли! — ответил Сергей, взволнованно глядя на бабушку.

— Значит, я так понял, говорить ты не хочешь. Бабка не знает, а ты, пацан, стало быть не желаешь.

Сделав паузу, Петр вновь прошел к столу и уселся на табурет. Молча достал острый охотничий нож и неожиданно для всех, с силой вогнал его в стоявший рядом деревянный стол. Посуда со звоном подпрыгнула.

— Там вон, у забора, я канистру с бензином в ботву сунул. Знал ведь, чувствовал, что будете изворачиваться. Сговорились! Ну да ладно. Порежу сперва старуху, после за тебя «щенок» возьмусь. Потом, подопру обоих и запалю дом. Меня здесь не видели и знать не знают.

Положив череп обратно в сумку, Петр поднялся. Лебедь вмиг придвинулся к Полине, напряженно и испуганно глядя на незнакомца.

— Последний раз спрашиваю; где ключ?

Слово «ключ», словно разбудило Сергея.

— У Вовки ключ, я его не брал! — выпалил он, прячась за бабушкину спину.

Петр тут же вытряс из Лебедя все подробности… и велел молчать.

— Вовке ни слова! — пригрозил он. А в случае, если о его визите они донесут участковому, то спалит весь дом, как и обещал. Если будут молчать — не тронет.

Пробираясь, крадучись темными проулками до матери, Петр был доволен сделанным. Теперь он знал, что ключ существует, что он найден. Остается только завладеть им. Отнять его, просто на просто, у какого-то мальчишки. На первый взгляд, думалось ему, и проще-то ничего нет. Однако открыто действовать небезопасно. Он и так уже хорошо засветился перед Полиной. Старуха может испугаться и лишнего взболтнуть. Как не хотелось Петру поскорее добраться до ключа, но все же были опасения, что опрометчивостью своей, сам же все дело и погубить может. И без того, его милиция разыскивает. За домом могут следить и днем носа не высунешь. Уходить надо, отсидеться, сбить со следа, обдумать как к некоему Вовке подступиться, узнать о нем хоть что-нибудь, прежде чем за дело браться.

Мать вызвалась помочь. Не ожидал от нее Петр такой откровенной прыти. Остальное он додумал сам… Оставаться в поселке дольше, было опасно. На утро Петр уехал…

Перепуганный случившимся Лебедь — молчал; никого у него кроме бабушки, да и самому страшно стало: «Ну и отдаст Вовка ключ, что с того? Подумаешь невидаль! На что он ему, в самом деле?» — рассудил он по-своему, однако жалел, что проболтался.