Отрывок из повести Счастливый глобус

Возле моей парты стоит Валентина Фоминична. Она не отходит ни на минуту. Оперлась на стенку и устало смотрит на класс. Мне мешает её присутствие: слышу прерывистое чужое дыхание, перехватываю строгий вопрошающий взгляд. Оказывается, накануне учительница вызвала в школу маму, чтобы выразить ей предположения о том, что Лена списывает.
-Ну не может семнадцатилетняя девочка так глубоко мыслить! Откуда богатейший лексикон? Где взяла такие особенные средства выразительности? Наверняка, шпаргалит. Плагиат-это стыдно и недостойно,- выговаривает Валентина Фоминична маме.
-Нет, Елена всегда пишет то, что выносила, что осознала. И не чужие это мысли из книжки под партой - её. Давайте просто  порадуемся разнообразию словаря девчонки. Читает много Ленка, ей многое интересно: и стихи, и рассказы, и исторические романы.
Летние каникулы перед 10 классом я провела у бабушки в Вологде. В один из дождливых июльских вечеров на чердаке дачного домика возле матрасика, набитого ароматной соломой, обнаружила залежи журналов «Иностранная литература». Погрузившись в пожелтевшие страницы, с  упоением окунулась в мир  текстов португальских и австралийских прозаиков, бельгийских  и кубинских поэтов, немецких и американских  критиков. Удивительным откровением стали семейная сага Коллина Маккалоу «Поющие в терновнике» , роман Джона Апдайка «Давай поженимся» и философская повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Левингстон». 
Я читала  медленно, останавливая внимание на неожиданном авторском сравнении, на трогательном портретном описании персонажей, на ярком монологе героя, на его потрясающем откровенностью дневнике. Долгими часами пыталась разобраться в удивительных секретах литературы потока сознания, в эстетических  принципах зарубежных модернистов 20 века, с наслаждением погружалась в результаты  художественного перевода рубаи и хокку. Какой космос! Какая высота!
Летний читательский опыт привёл к новым текстам, и в список любимых книг потом  уже попали такие , как повесть Геннадия Михасенко «Милый Эп», рассказ Виктории Токаревой «Красный петух Плимутрок», мемуары Людмилы Гурченко «Аплодисменты, аплодисменты…», стихи Андрея Дементьева, Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко.
Списывать всегда претило. Ну как можно брать чужие мысли и выдавать их  за свои? Нелепо и пошло, по-моему. Милая Валентина Фоминична, Вы  всегда хотели, чтобы Ваши ученики самостоятельно думали, могли свободно и красиво выражать мысли, словом передавать своё внутреннее состояние. Я оправдала ожидания. Сочинения писала вдохновенно, со всей душевной страстью, старалась, чтобы суждения были оригинальными  и отличались искренностью. Всегда внимательно изучала красные учительские отметки на полях и работала над ошибками.
После  контрольной , утирая слезу и тяжко вздыхая, мы выводили  в тетрадках, пестревших исправлениями, запись:  «Работа над ошибками», а потом , разбирая вместе с педагогом свои досадные учебные промахи, пыхтели над очередными задачками и уравнениями, химическими формулами и орфографическими упражнениями. Неутешительная оценка в дневнике , конечно же, огорчала, но работа над ошибками давала надежду: провал случаен, он следствие недостаточного труда, а может,  безответственного отношения к учёбе или вовремя не ликвидированный пробел в знаниях.
 «Все поправимо, детка»,- звучали слова учителя, и маленькое сердечко переполняли добрые предчувствия. Права была мудрая и добрая  наставница: работа над ошибками, желание их истребить неизменно приводили к нужному результату. Это был труд души и физическое усердие, которые вознаграждались всегда.
Став постарше, столкнулись с ошибками покруче: неверное жизненное решение, не тот нравственный выбор, не те люди рядом. Меж тем школьные уроки почему-то в памяти не всегда всплывали. Ошибки повторялись с удивительной частотой. Те же грабли били по лбу, от боли душа разрывалась, горючие слезы капали, но упорно не анализировалось произошедшее, не открывалась новая страничка в тетрадке судьбы. А ведь когда-то на уроке нам дали важную и спасительную подсказку: пойми, отчего, узнай, как надо, смелее совершай правильные действия, закрепляй усвоенное, становись,  сильнее, дружок.
Исправление ошибок - путь к гармонии. Вы незаслуженно обидели кого-то-вас    напрасно задевают, регулярно получаете зуботычины от руководства, по расчёту женились, отказавшись от настоящей любви и испугавшись крылатости , смирились с рутиной семейных отношений, с косностью на работе, с некомфортными бытовыми условиями. Но ведь это осознанно выбираемые ошибки. Случайность, недостаток опыта и ума, юный кураж уже не причины оных. А душа мечется, тревожно ей, обманутой невниманием. Спасать её надо, срочно! Работа над ошибками многое  расставляет на свои места.
«Всё поправимо, детка!»- эту фразу часто повторял  и Слав Славыч, наш учитель музыки. Он появился в школе в  модном кожаном плаще, с  верным четвероногим другом-догом Ронкой. Славыч был невысокого роста, с серо-голубыми глазами, с ухоженной рыжеватой бородкой. Спокойный, вальяжный, оставлявший после себя восхитительный шлейф дорогущего одеколона.
Ярослав Вячеславович Глебович вёл уроки с таким азартом, с таким вдохновением, что хотелось и петь, и декламировать, и отстукивать на парте ритм, и ходить  после уроков на занятия хора. Безголосым и без музыкального слуха попасть туда было невозможно. Славыч тщательно отбирал репертуар. Ему хотелось приобщить своих учеников и к мировой классике, и к народным песням, и к напевным композициям Пахмутовой .
-Пой сердцем. Представь, что ты на лугу. Кругом травы пахучие, цветы яркие, пчёлы, солнце греет. Красота! - вставлял своё замечание учитель, обращаясь к какой-нибудь пятиклашке с длинными косичками.
Она, дитя северных широт, пожалуй, и не видывала луга, но слова учителя будоражили воображение, и девчонка старалась изо всех сил, тянула высокие ноты, вливаясь в хор взрослых и чистых голосов.
 Старшеклассницы не приветствовали присутствие мелюзги: им не хотелось делить внимание Славыча с малышами. Перед занятием девушки подолгу торчали у зеркала в фойе, прихорашивались, кое-кто подводил тушью ресницы и, боясь попасться на глаза завучу Марии Павловне Андрияновой, торопился на второй этаж в кабинет музыки.
Славыча считали человеком неукротимой творческой энергии.
-Ребята, в нашей школе обязательно будет свой вокально-инструментальный ансамбль, а хор я подготовлю к выступлению на Мурманском телевидении,- весело сказал учитель на одном из уроков.
Слово сдержал. У нас появились шикарные электрогитары, ударная установка, замечательные микрофоны и мощные  динамики.
 Витя Чигин, Андрюха Антонов, Игорёк Оводенко, Володя Земчёнок стали знаменитой заполярненской четвёркой, которая довольно быстро научилась играть модную западную музыку и не только. Ребята  успешно исполняли трогательные патриотические песни в воинских частях Североморска и Лиинахамари, а также на районных комсомольских конференциях. Пели вдохновенно, со всем юношеским азартом и рвением.
Парни купались в аплодисментах и в девичьем внимании.
У Витьки была есенинская шевелюра. Так и хотелось подойти и накрутить на палец белые кудри, которые кольцами аккуратно лежали на голове юного музыканта. Он сдержанно улыбался, опускал глаза и играл от души. Витя из замечательной многодетной семьи, в которой всегда ценили скромность и трудолюбие.
Володя Земчёнок побойчее. У него красивый тембр голоса и длинные музыкальные пальцы. Вовкин папа носил звучное имя Бернард, был  бригадиром строителей и замечательным мастером вязания на спицах. Об этом удивительном хобби Земчёнка- старшего класс узнал от Валентины Фоминичны, которая сама прекрасно шила и любила любое рукоделие.
Андрей Антонов жил в так называемом ленинградском доме. Здание было возведено             в начале 60-ых по проекту архитекторов северной столицы. Дом располагался на горке близ ДК «Октябрь». В 90-ых требующую сноса пятиэтажку  с большим трудом взорвали специалисты комбината «Печенганикель». Собрался весь город, чтобы попрощаться с домом из детства.
Андрей жил с мамой, большеглазой красавицей, носившей высокую причёску с начёсом.  Парень трогательно любил её и всегда гордился тем, что она профсоюзный лидер. Ребята отмечали внешнее сходство Андрюхи с мамой и радовались успехам новоиспечённого  ударника школьного ансамбля. У него был абсолютный слух и отличное знание зарубежных музыкальных новинок, а ещё коллекция виниловых пластинок из «Кругозора» и километры катушек с записями «The Beatles», «Smokie», «Piramis», «ABBA».
Игорь Оводенко - талантливый математик и просто умница. Человек тонкого юмора, направленного на себя, а не на других. Девчоночий любимчик, так и  не давший никому из них надежды на нежные отношения. Улыбчивый, спокойный кареглазый юноша с копной чёрных волос. Став старше, он казался похожим на молодого Ивара Калныньша.
Славыч подготовил хор к поездке в Мурманск. Для нас это стало целым событием! Отправиться в столицу Заполярья на целых два дня хотели многие.
Участников хора разместили в интернате, кормили в столовке для моряков. Слав Славыч носился по комнатам и проверял, как мы устроились, шутил, неизменно добавляя в свои реплики «доннер ветер». Изучавшие английский и не предполагали, что это ругательство. В его устах сказанное выглядело как грамматическая связка, как некий словесный ритуал человека, на которого свалилась огромная ответственность.
Организаторы долго выстраивали на сцене наш большой  и шумный коллектив. Двигали камеры на колёсиках, меняли освещение. Кулисы пахли канифолью. Запах был знаком, потому что в музыкальной школе смычок натирала этой ароматной смолкой.
Лицо нашего хоровика было белым, как полотно. Он стоял  на сцене во фраке. Как заворожённые, мы смотрели на длинные пальцы элегантного дирижёра, на взмахи  тонких рук, на фигурку, похожую на изящную статуэтку.
Над залом плыли звуки вступления, потом летела музыка, летела моя музыкальная душа. Хор, по команде Слав Славыча, усиливал громкость, замирал, разливался всей мощью.
Когда раздались аплодисменты, лицо Глебовича порозовело, и учитель устало улыбнулся.
Волнение переполняло и нас. Оля Прилуцкая нервно сжала мою руку. За спинами хористов не было видно, как это было. Мы слушали друг друга и наслаждались красотой мелодии.
Съёмка закончилась, хористы и не заметили, как автобус  уже мчал обратно к Заполярному. В дороге обсуждали то, что через неделю будет телеэфир и запись нашего выступления увидят родные и знакомые. Из головы не уходил куплет  песни:
Стоишь ты в конце лукоморья,
 Мой Мурманск, мой мачтовый город,
 И ветры, посланцы Гольфстрима,
 О встречах с тобой трубят.
Подъезжаем к Печенге. Автобус делает остановку. Сразу думаешь о том, что начало весны здесь особенное. Пахнет цветами, хотя кое-где лежат островки серого снега. Бурлит порожистая река, на её берегу желтеют кустики мать-и-мачехи. Пригревает  приполярное солнце, а на душе радостно от мысли, что впереди лето, длинные каникулы.
Слав Славыч , как мальчишка, прыгает со ступенек нашего автобуса «Турист» и бежит к цветам. Через мгновение в его руках появляется очаровательный северный букетик.
Что привело этого человека, родившегося на Украине, в далёкий Заполярный? Его, талантливого музыканта и аранжировщика, справедливого учителя, одержимого идеей увлечь мальчишек и девчонок музыкой. Какими судьбами река жизни привела Славыча в далёкий городок, в обычную общеобразовательную школу?
Река жизни. Её течение то бурное, скоростное, с водоворотами, с  пеной, с необходимостью грести сильнее и обвязываться страховочными канатами, то спокойное, плавное, лёгкое.
Непредсказуемо порой это отважное  движение: никогда не знаешь, куда вынесет , долго ли продержишься. И плывут все по-разному: кто-то - наперекор волнам, кто-то- отдавшись их воле. Пловцы  имеют разную сноровку, и не всегда ясен маршрут.
Река судеб, река характеров, река ошибок и проб, стихия обстоятельств и случайностей.
Слав Славыч оказался там, где он был нужен, где его полюбили всем сердцем  ученики нашей легендарной девятнадцатой школы.
Почему легендарной? Пионерская дружина носила имя Макара Родионовича Янкова, комиссара 928 артиллерийского полка, героя  Великой Отечественной войны. Он погиб в октябре 1944 года, спасая жизнь боевых товарищей. Похоронен в городе моей юности, на аллее Славы.
Не раз я вместе со знамённой группой стояла в почётном карауле возле памятника в честь освободителей советского Заполярья.  Володя Фомин – строгий знаменосец, слева  чеканила шаг  сосредоточенная Наташа Печерская, я была справа.
Валентина Фоминична предложила к празднику 9 Мая сшить форму. Одежда эта тогда выглядела, конечно, совсем не так, как экипировка современных юнармейцев.
Кто-то из мам закупил в Никеле тюки джинсовой ткани цвета асфальта, в ателье нам пошили брюки, курточки и пилотки. Получилось торжественно и стильно. Ребята гордились формой и надевали её только по  особым случаям.
Однажды я заглянула в пионерскую комнату и  на столе, стоящем буквой «п», увидела гирлянду из можжевельника, над которой «колдовала» Майя Павловна. Проволокой она прикрепляла самодельные цветы из гофрированной бумаги к колючим веткам. Ей помогала секретарь комсомольской организации школы Рита Кравчёнок.
- Скоро дата- 17 октября, день рождения Янкова,- проговорила пионервожатая.
Сжималось сердце, когда на линейке она своим звонким голосом давала команду:
-Дружина, смирно! Начинаем торжественное мероприятие, посвящённое герою Заполярья!
Председатель совета дружины Таня Каширина читала стихи, от которых хотелось плакать. Пронзительные, глубокие строки о русской душе, о русской отваге, о готовности идти до конца.
Линейки в школе всегда проходили на большом общем подъёме. Патриотическое воспитание находилось в приоритете. И мы, родившиеся спустя 17 лет после Великой Отечественной войны и жившие рядом со своими  дедами, которые вернулись с фронта, знали цену победы.
Сопки, окружавшие  наш молодой город, в начале сороковых были политы кровью советских солдат. Мальчишки часто бегали в лес, чтобы   найти гильзы от патронов, простреленные каски, порыжевшие дзоты. Именно там, среди северных карликовых берёзок и вдали от заполярненских пятиэтажек, парни играли в войну, представляя себя на месте Михаила Бабикова, чьим именем  назвали одну из улиц.