Виват король

Всё началось с дурного сна, в котором я бежал среди титанических развалин, обрушенных колоннад с потемневшими капителями, напоминавших остатки античного храма. Бежал от сонма длинных теней, снующих среди древних руин, то и дело бросаясь под своды сумрачных арок, сплошь оплетённых толстыми жгутами чёрных лиан, огибая замшелые статуи неведомых богов и вбегая в темноту полуразрушенных нефов, стараясь не смотреть на непотребные изображения на потрескавшемся мозаичном полу. Страх, леденящий и безотчётный, гнал меня всё глубже, в самое сердце тьмы, когда внезапно навстречу мне вышла неясная фигура, точно сотканная из чёрного клубящегося дыма.
Меня разбудил собственный крик. Была ещё ночь, и где-то в подворотне слышались постукивания трости слепого бродяги. В спальне моей царил непроглядный мрак, словно скованный дремотной тишиной той странной ночи. Я услышал тихий скрежет за окном и встал с постели, словно не верил в то, что это всего лишь ветка старого дуба царапалась о стекло.
Стоял туман, белый и густой, как прокисшее молоко. Казалось, бледный месяц глядел украдкой на спящие улицы сквозь клочья дымчатых облаков; его мертвенный свет проливался на крышу храма Бодхисаттвы Экаджати, вдали на побережье, где в окружении тучных деревьев, он походил на огромную жирную жабу, затаившуюся в траве.
На стылом полу я продрог и быстро вернулся в постель, ещё не успевшую остыть. Дрожа от ночного холода, я укрылся одеялом… И тут, увидел его, чёрного, точно сгусток кромешного мрака.
Он влетел сквозь наглухо закрытое окно, у которого я стоял ещё минуту тому назад, и, воспаряя над полом, неторопливо двинулся через спальню, мимо изножья моей кровати.
Я слышал тихий шелест его длинных одежд, и ужас тотчас парализовал меня. Через несколько мгновений, которые показались мне вечностью, чёрный призрак достиг темноты дальнего угла – и в ней растворился.
С тех пор он неотлучно пребывает со мною повсюду, незримый потусторонний преследователь. Где бы я ни был, ощущение его постоянного присутствия не оставляет меня дольше, чем на несколько забвенных мгновений. И время от времени я улавливал — на самой грани слуха — слабый звук, напоминающий шелест старого тряпья, колеблемого ветром.
Внутренности мои как бы обжигал леденящий холод, а на уме, точно мрачная тень, лежала одна назойливая мысль, заставляющая сердце моё то сжиматься и замирать, то вдруг срываться на бешеный ритм. И вот, не в силах больше выносить этот кошмар, подавленный страхами и крайне отчаявшийся, я навестил заклинателя духов.
Кто осудит меня за то, что прежде я не верил неправдоподобным слухам о пресловутой пьесе, имеющей странную способность возбуждать губительный интерес в особо восприимчивых умах? Не подобный ли преувеличенный интерес некоторых неуравновешенных индивидов наплодил такое множество нелепых баек? Ведь согласно тем же слухам, которые давным-давно успешно сплелись в устрашающий городской миф, конец для всех, кто прочел "Короля в Жёлтом", был неизменно ужасен. И вполне естественно, что я поверил бы в невероятную легенду куда охотнее, чем в собственное умопомешательство.
Когда свет заката окрасил запущенную лужайку господина К. в огненно-багряный цвет, я уже дважды обошёл его дом по кругу, пока окончательно утвердился в своем решении — и дважды моему усталому взгляду открывался причудливый знак, расплывчатый, точно мираж в медных лучах странного солнца. Но был ли я способен постичь в те минуты его зловещий смысл?
Оказавшись в мрачной комнате г-на К., меня почти сразу оглушило неизбежное чувство подавленности, какое часто может возникнуть при входе в старые опустевшие дома, где-нибудь на краю трущоб. Застигнутый им врасплох, я заставил себя перешагнуть порог и обнаружил хозяина на высоком табурете, расположившегося у восточной стены, между массивным, обитым железом сундуком и старым затёртым пюпитром, на котором возлежала раскрытая книга, в сумраке похожая на огромную мёртвую птицу, и большие угловатые крылья её безвольно свисали по сторонам.
В дальнем углу, под откосом низко нависающей балки, подпирающей потолок, располагался обставленный благовониями синтоистский алтарь, на краю которого находилась стойка с курительной трубкой; под ним на полу, залитая светом ближайшей свечи, была расстелена бамбуковая циновка, местами прожжённая и испачканная каплями воска. Все эти старинные предметы и составляли скудный интерьер жилища отшельника. Тем более, убогая комнатушка с низким потолком и облезлыми стенами являлась единственной в его тесной лачуге.
Мне показалось, заклинатель имел какой-то измождённый вид — так выглядит человек, который не спал несколько ночей кряду. Только взгляд у него был цепкий и прямой, слегка сердитый. Неухоженные седоватые усы его поблескивали в мерцании свечных огней. На лице, худом и продолговатом, лежала прямая полоска тени, удачно сглаживающая неровности крупного носа и придающая его большим глазам поразительную глубину и проницательность. И казалось, выражение лица отшельника странно менялось, когда огоньки оплывших свечей трепетали из-за беспорядочных воздушных завихрений, вызванных моими быстрыми шагами из одного конца комнаты в другой.
Итак, собравшись с духом, я перестал наконец метаться по комнате и остановился перед господином К. Но не успел я разомкнуть губы, как вдруг он резко подался вперед и, протянув свою жилистую руку, вцепился в мою трость, чтобы в следующую же секунду выхватить её у меня самым грубым и не учтивым образом. От неожиданности я непроизвольно и… к собственному стыду, издал слабый стон и в тот же миг впал в нелепое оцепенение.
Между тем господин К. поиграл моей ротанговой тростью, подбрасывая её в воздух с ловкостью трюкача, потёр её набалдашником о густую шевелюру своих закрученных волос, затем опёрся на неё руками и, глядя мне в глаза, ломким голосом произнёс:
— Проблема ваша, уважаемый, вполне разрешима. Кто-то из родных или коллег по работе сильно недолюбливал, завидовал вашему успеху, продвижению по карьерной лестнице…
По непонятной мне причине заклинатель духов резко изменился в лице и замолчал. Внезапно трость, выскользнув из его рук, упала на пол, и я услышал, как хрустнул набалдашник.
В изумлении, я сделал робкий шаг и поднял трость, не сводя глаз с встревоженного лица господина К.
Что же не так? Он мог увидеть злого духа за моей спиной или астрального вампира, крадущего жизненную силу прямо из моей ауры, полагал я. Но могло ли подобное зрелище столь сильно впечатлить опытного заклинателя? Разве это явление не должно быть принято им за нечто вполне ожидаемое?
Судорожно глотнув воздух, я спросил:
— Неужели всё настолько плохо? Проклятье, одержимость или… что похуже?
С обречённостью жертвы, я уставился на бледного как смерть заклинателя, в тревожном ожидании его ответа.
Но тот молчал.
Тогда, снова набрав воздух в грудь, я продолжил громоздить догадки, в которые не верил сам.
— Да-да, — пустился я вспоминать, — и есть кому… вот, еще господин С. Я часто ловил на себе его недобрый взгляд. Однажды он прямо таки испепелить меня хотел своими маленькими чёрными глазками. Ох и мелочный же человек, завистлив до абсурда… Одиозная особа!
И тут, заклинатель жестом заставил меня умолкнуть. Тогда только я сумел разглядеть большие тёмные мешки под его усталыми глазами и крупные морщины, которыми изборождён был его высокий лоб.
Насупив брови, он потёр руки, будто готовился приступить к трапезе, и проделал странные пассы, как бы поглажинвая невидимую кошку. Затем он поднялся, и его тонкие кисти и длинные костлявые пальцы замелькали над моей головой.
Но вот, господин К. отпрянул и попятился, буквально рухнув на свой табурет.
До чего же странный и несуразный тип! В глазах его застыл очевидный страх, но рот ощерился в искажённом подобии улыбки.
— Что же это такое? — сухим голосом спросил я, чувствуя, как делаются ватными мои ноги. — Что вас так напугало, К-сан?
Казалось, пустая комната отшельника наполнилась удушливым дымом безысходного страха.
— Он должен быть поблизости... — в голосе господина К. прозвучало лихорадочное волнение. Однако и только ли? Не старался ли он маскировать под своими эксцентричными гримасами внезапно пробудившийся ужас?
Он поднял указательный палец вверх, делая предупреждение мне, охваченному нетерпеливым беспокойством.
Отчётливое ощущение присутствия кого-то третьего в комнате сдавило моё сердце холодной рукой. Однако уже через мгновение страх мой ослаб и вскоре прошёл. Его подавила тоска, неожиданно мной овладевшая… Неодолимая и опустошительная тоска по пламенеющим закатам двух солнц, которых я никогда не знал, пока не прочёл о них в странной пьесе о Кассильде и Короле… она увлекла мои мысли в загадочную страну теней, дивную и кошмарную Каркозу, пленником которой вдруг всей своей грешной душой я возжелал стать навечно.
Этот спонтанный прилив чувств привёл меня в необъяснимое помрачение. Мнилось мне, что полумрак в комнате сгущается в углах, приобретая неясные призрачные формы. Страшные фантомы, напомнившие мне те чёрные тени, что гнали меня во мрак кошмарного сна, отвратительно корчились на стенах. Подобно мне, заклинатель разглядывал свою комнату, как будто видел её впервые.
— Вы принесли мне знак? — глухо пробормотал он, при этом взгляд его испуганных глаз упал на трость в моих руках. — Вы ведь прочли её до конца? — с этими словами он резко поднёс руку к глазам, защищаясь от яркой вспышки ослепительного света, внезапно озарившего его затхлую полутёмную комнату.
Я слышал шелест страниц фолианта, потревоженных незримой силой... Затрепыхались тяжёлые крылья большой чёрной птицы, точно в муках нежеланного воскресения к жизни.
Сквозь слёзы опалённых глаз я видел, как потолок и стены, делаясь прозрачными, постепенно исчезали. Предметы в комнате, точно утратив свою плотность, меркли и как бы растворялись в обжигающем неестественном свете огненно-красного луча, проникшего сквозь крышу и потолок.
Священный страх охватил меня. Вместе с тем, к вящему ужасу своему, я понял, что стал жертвой мистического обольщения и что запретной мечте моей суждено было сбыться…
Уже сгущались сумерки, и два медных диска-близнеца медленно склонялись к горизонту, за которым тут и там вздымались циклопические островерхие башни, окутанные густой зеленоватой дымкой.
***
Согласно пьесе, знакомой нам обоим, я и заклинатель духов, пребывающий на грани безумия, должны были умилостивить Короля.
В первом акте главную и единственную роль исполнил заклинатель. Он без устали плясал, прерываясь только для того, чтобы продемонстрировать своё умение ходить на руках, но временами поскальзывался — ведь сценой служил ему берег Хали — и неуклюже, но довольно забавно падал лицом в болото. Пока господин К., вымазанный в грязи до неузнаваемости, самозабвенно исполнял роль паяца, зеленоватый туман сгустился над сценой, быстро затягивая бездонное, залитое багрянцем небо, усеянное мириадами чёрных звёзд.
За абсурдной пантомимой заклинателя я наблюдал с последнего ряда зрительного зала, где обнаружил себя, когда глаза мои снова могли видеть.
Меня не оставляло чрезвычайно волнующее чувство, что где-то в партере, в величественном одиночестве сидел некто третий. Но… то, кем мог он быть, всё ещё оставалось тайной для меня. А между тем густая мгла неотступно надвигалась, покрывая ряды зрительских кресел.
Однако недоступное глазам, не осталось сокрытым от моего внутреннего взора.
Его движения были неторопливы, по-королевски сдержанны и изящны. Аплодируя после каждого нелепого трюка господина К., словно бледные крылья мотылька, порхали его тонкие запястья, и блики серебристого неземного света, отражённые в гемме его перстня, были непостижимо притягательны.
Повторюсь, что я не мог рассмотреть хозяина таинственного образа из-за плотной дымки, повисшей между нами, только некоторые фрагментарные видения открывались моему необъяснимому внутреннему восприятию.
Почти неуловимые, едва ли не воздушные хлопки доносились до моего слуха, вызывая во мне необыкновенное чувство восторга.
Ветвистая, плетёная корона стала моим новым восхитительным откровением. В плену безмерного упоения, я почувствовал тёплую слезу, скользнувшую по щеке, и неодолимая тяга преклонить пред ним колено, заставила меня устремиться в необозримые глубины зала.
Когда я перелез через несколько пустующих рядов, с целью добраться до партера, из закрытых туманом глубин послышался надтреснутый смешок, показавшийся мне совершенно идиотским. Я продолжил было своё продвижение в сторону сцены, как вдруг зал, который до этого момента я считал абсолютно пустым, взорвался оглушительным гулом аплодисментов.
Понимая, что залп оваций был адресован мне в награду за неистовый порыв найти Короля, я застыл в неуклюжей позе над затёртым креслом и, подчинившись какому-то неясному чувству, покорно поклонился невидимой публике отчаянных душ. Сделав неумелый, но глубокий поклон, я, наконец, опустился на сидение и с небывалым трепетом стал ожидать начала третьего, заключительного акта безумного представления в Каркозе.
Я ждал выхода таинственной фигуры, чьё стороннее присутствие пробудило во мне болезненное любопытство и священное благоговение.
Невыносимое, жгучее желание увидеть Короля в Жёлтом доставляло мне сущую муку. Это была неутолимая жажда доказать свою преданность: казалось, я готов был пожертвовать свой разум, пасть ниц и молить, чтобы он даровал мне новое видение мира, такое же, каким обладают жители Каркозы. Я сгорал от этого чудовищного желания, утолить которое мог только он — Король в лоскутной мантии, увенчанный короной из замысловато переплетённых прутьев.
И вот снова ослепительный всплеск, за которым последовала темнота и жгучая боль в глазах.
Но стоило мне моргнуть, как передо мной возникло покосившееся строение, нищенское и убогое, в котором я тут же узнал дом заклинателя духов.
Что же было со мной? Смешение сна и реальности, иллюзия, наваждение или... безумие?
***
Я отчётливо помнил последовательность своих действий, предшествовавших приходу в это отчуждённое и угрюмое место. Остальное казалось сном, расплывчатые обрывки которого, точно ночные фантомы, быстро растворялись в свете здравого смысла.
Как после приятной легкомысленной отрешённости следует болезненное и невольное примирение с будничной действительностью, так разум мой скоро вернулся к своим переживаниям и тревогам, и озабоченность неординарной проблемой вновь обрела надо мною несокрушимую власть.
Когда свет заката окрасил запущенную лужайку господина К. в огненно-красный цвет, я дважды обошёл его дом по кругу, пока окончательно утвердился в своём решении — и дважды моему усталому взгляду открывался причудливый знак, расплывчатый, точно мираж в медных лучах странного солнца. Но был ли я способен постичь в те минуты его зловещий смысл?
Всю дорогу от моего дома до невзрачной хижины господина К. я шёл в гнетущем сопровождении невидимки. Призрак неотлучно и повсеместно следовал за мной, но перед входом в дом заклинателя он словно бы затаился.
Я знал, что чувство это кратковременно и обманчиво, и всё же тревога в моей душе немного улеглась. И только после этого, как мне кажется, неуверенность в предстоящем общении с отшельником была преодолена.
Взойдя на обветшалое крыльцо, я собирался постучаться в дверь, и тут заметил, что на янтарном набалдашнике моей трости пролегла глубокая трещина. Найдя дверь немного приоткрытой, я несколько раз окликнул хозяина, и, не получив ответа, осмелился войти.
Внутри царила темнота, слепая, непроницаемая, как в мрачном склепе, где присутствие смерти заставляет входящего удерживать уста в благоговейной тишине. Подобное непредвиденное чувство охватило и меня, стоило лишь сделать короткий неуверенный шаг.
Меня окружила густая мгла, но жёлтая полоска света, мерцающая в конце передней под дверью, подтвердила присутствие хозяина.
Не успел я войти, как вдруг раздался тихий шелест, он был частым и торопливым, будто кто-то, а это должен был быть заклинатель, листал книгу в нетерпеливой попытке найти нужную ему страницу.
По-видимому, мой приход остался для хозяина незамеченным. Упорно продолжая перелистывать свой фолиант, размещённый на металлической подставке, он выглядел ужасно озабоченным и не удостоил меня даже коротким взглядом, когда я прокашлялся и тихо поприветствовал его.
Господин К. был всецело поглощён своим занятием, листая страницы с фанатичным упрямством и совершенно не считаясь с моим присутствием. Затем я обошёл комнату, чтобы встать к нему лицом, поскольку его лицо было обращено в сторону западного окна, в нише которого под закопчённой стеклянной колбой горела лампа. Помимо неё, большую часть света давали огни свечей на высоком старинном канделябре, занявшем один из углов комнаты. Массивный сундук, окованный железом, отбрасывал тень, накрывшую мои ноги, когда я встал над сгорбленной фигурой заклинателя. Случаем, я заметил крошечный предмет на полу, его полированная поверхность тускло сверкала, хотя я был не уверен, что свет достигал его там, где он находился — во мраке густой тени, вблизи сундука.
Тем временем заклинатель, не отрываясь, корпел над своей книгой, что-то невнятно бормоча; к тому моменту он уже перестал её листать, глаза его лихорадочно забегали по строкам.
Нагнувшись, я поднял то, что привлекло моё внимание — осколок желтоватого стекла. По крайней мере, сначала я принял его за стекло, но затем, когда я выпрямился, и он засверкал на моей ладони… сомнений в том, что это был янтарный обломок, выпавший из набалдашника моей трости, не осталось и капли. И тогда, я вспомнил всё.
В тот же миг мы услышали лёгкую, размеренную поступь и оба воззрились на дверь, выходящую в переднюю — я оставил её открытой.
Заклинатель издал исступлённый вопль, неожиданно вскочил с места и захлопнул проклятую дверь.
— Известно ли вам, — внезапно заговорил он тонким ломающимся голосом, — что Альдебаран восходит над Каркозой, а второе светило…
Губы отшельника тряслись. Он пытался сообщить мне что-то бесценно важное, что, вероятно, уберегло бы нас обоих, но голос его обессилел и сошёл на невнятную хрипоту. От ужаса он онемел, и открытию, которого он так отчаянно добивался, корпя над своими книгами, которыми был доверху набит его старый сундук, суждено было умереть вместе с ним. 
Ибо я, того не зная, принёс с собою Желтый Знак!
Холодный ветер ворвался через распахнувшуюся дверь, при этом огни свечей даже не вздрогнули, и не всколыхнулись тени, когда слепящие лучи разлились по комнате. Я знал, что этот непостижимый свет губительней любого яда.
Бледная маска, скрывающая лицо Короля в Жёлтом, явилась моему взору… взору обречённой души, поскольку телесные глаза мои утратили способность видеть навсегда.
Уже взошла большая полная луна, и звёзды высыпали всюду, распространяя по небу чёрный свет.
Среди созвездий я нашёл Гиады, их воспевают здесь — в стране заблудших. И шквал аплодисментов напомнил мне, что скоро выход Короля.
Уже я слышу, как он восходит, ступая мягко, как бесплотный дух, на сцену. Шелест мантии предваряет его появление на берегу Хали.
Сырой зеленоватый туман наплывает и стелется у ног Короля, когда он снимает маску.
Зрительный зал благоговейно молчит. Непомерный восторг и запредельный ужас наполняют меня.
Низкие бурлящие облака, проплывающие надо мной, озаряются всполохами молний, ударяющих в шпили башен на горизонте.
Страшный голос, рокот которого, подобно грому, разливается в бездонном, залитом багрянцем небе, произносит:
Да начнется игра!
А затем, открыв своё лицо, озарённое этим отвратительным мертвенным светом, Он шёпотом молвит:
Каркоза вечна, как и ты, дитя…
И шёпот его звучит, как морская волна, ударившая в риф с раскатистым гулом.
Зрительный зал взрывается залпом оглушительных оваций.
"Виват! — выкрикивают заблудшие души. — Виват! Виват!"