Седовая падь. Глава 14

ТАЙНА ЧЕРНОГО ПАКЕТА

Под утро вновь, большими белыми хлопьями обильно повалил пушистый снег. Укрыл вчерашние следы, будто и не было той жуткой встречи.

Выспавшись, Вовка тепло оделся и вышел во двор. Там, весело резвясь и повизгивая, встретил его сидевший на цепи Пират. Сдвинув уши, и наклонив голову на бок, он преданно повиливал хвостом. Вовка долго стоял перед ним, вглядываясь в живые, доверчивые глаза четвероногого друга; словно искал разгадку его вчерашнего странного молчания.

Из сарая вышла мать, утром много работы по хозяйству.

— Сынок, обратилась она, — водички бы привез, опять все что было, корове споила.

— Хорошо, мам, сейчас поеду, — отреагировал он, — Мам, а Пирата вчера никто с цепи не спускал? — поинтересовался Вовка так, между прочим.

— Да нет, а что?

— Мне показалось, он вчера крепко спал.

— Зато ты, вон, до полуночи, невесть где шатаешься.

Вовка промолчал, оставив ее замечание без ответа. Мать вошла в дом, плавно притворив за собой дверь.

— Да… загадал ты мне загадку! — только и произнес он, подойдя ближе к Пирату. Обнял собаку и, немного поиграв с ней, быстро побежал в дом, чтобы взять флягу для воды. Но, наскочив на что-то твердое, поскользнулся и, хлопнувшись на спину всем телом, растянулся в недоумении на крыльце.

— Вот тебе на!.. — бросил он почти на лету.

Его взгляд остановился на темном предмете, лежавшем возле ног. Это был тот, вчерашний, черный сверток. Вовка узнал его, сразу же, лишь сбив с него остатки снежной пыли.

«Почему собака не забрала его? — заинтересовался он. — А ведь я совсем забыл про пакет. Что бы это могло быть? Ну что ж посмотрим, только попозже, — решил он, и прихватив сверток, упрятал его между деревянным гаражом и забором, положив поверх его пару крупных березовых пален. — Нужно рассказать о случившемся другу, а там посмотрим», — на ходу размышлял Вовка, проворно водружая на быстрые сани легкую пустую флягу.

Тут же, из подворотни, откуда не возьмись, навалился старший брат. Анатолий любил, в шутку конечно, валтузить младшего брата кулаками, резвясь и играя с ним. Вовка не поддавался, но выдержав лишь несколько минут томительной обороны, вывертывался и, цепляя брата за ноги летел вместе с ним кубарем в сугроб. Снег набивался за шиворот и лез в рукава, тем самым, оживляя и взбадривая обоих. Потом вместе тянули сани к колонке, продолжая на ходу разговаривать и отпускать шутки.

В доме водопровода не было. Всю воду, которая была необходима, приходилось возить с колонки, что неподалеку цаплей торчала из промерзшей земли. Зимой то что, по снегу — играючи; туда бегом, да обратно тоже. Иное дело — в грязную, слякотную погоду, по весне, или даже летом, приходилось тянуть телегу за телегой, груженые то двумя флягами, а то и огромной, толстобокой бочкой. Бывало всякое; и вязли вместе с братом в липкой, топкой грязи, раскачивая тележку из стороны в сторону, норовя вытянуть. И под откос ненавистную пускали, чудом целая оставалась. Однако, работу, значительно облегчавшую домашние хлопоты для родителей, всегда выполняли исправно.

Шайбу гоняли тоже вместе, в одной команде. Вместе точили коньки и вместе, заигравшись допоздна на хоккейной площадке незаметно примораживали ноги. Мороз в Сибири крепкий, прихватывал быстро и незаметно, особенно пальцы ног. Потом, сидели вечером у печи и корчились от неприятной боли. Потерявшие всякую чувствительность пальцы, отходили медленно, покалывая и кусая, что игла по живому. А на утро ледяная площадка была вновь полна ребят, и усидеть дома просто не было сил.

Следующим днем, обоим братьям, пришлось вооружиться не привычными хоккейными клюшками, а большими совковыми лопатами, да скребками. Предстояло расчистить лед от снега. В новогодние каникулы ребят на льду собирается много, все хотят играть в хоккей или просто покататься на коньках. Поэтому снег убирали дружно, и совсем скоро ледяная гладь уже звала их вступить в ледовое сражение.

В этот солнечный, полный радостного веселья день, Вовка, заигравшись, совсем забыл про пакет. Веселился и радовался, раз за разом атакуя хоккейные ворота, где подобно юле вертелся и отражал атаку за атакой проворный и всеми любимый вратарь Пончик.

И лишь когда заметил подходившего к площадке вчерашнего попутчика — Корешка, Вовка вдруг отъехал к бортику, показав ребятам, чтобы те остановили на время игру: у него расшнуровался ботинок. Затягивая его потуже, он обратился к стоявшему у снежного бурта приятелю:

— Ну, как вчерашний вечер?

— Чего как? Нормально, — буркнул тот, переминаясь с ноги на ногу.

— И где твой рыжий храбрец?

Корешок повертел худой шеей туда сюда:

— Да я его не пасу, не знаю…

— Ну что было то вчера? — донимал, наседая Вовка, — Куда подевались?

— Да никуда, куда? Драпали пока не догнала, а там Рыжий залег в снег и зажался.

— А ты?

— А что я? Тоже залег, страшно же. Вон, она, псина то, какая, откуда только взялась? Обнюхала его, да потопталась сверху.

— Ну тогда понятно, сегодня у него генеральная стирка, — рассмеялся Вовка, заканчивая затягивать шнуровку.

— Где ты там? Давай быстрее! Ждем ведь, — позвал кто-то из ребят.

— Иду! — тут же крикнул Вовка в ответ. — Ну а ты то как? — вновь обратился он к приятелю.

— Я убежал, а когда позже, прямиком через озеро продирался, видел, как она из твоего двора через заборище перемахнула — и за мной!.. Бежал до самого дома не оглядываясь.

— Быстро добежал то? — съехидничал Вовка.

— Да ладно, ты сам-то поди!.. — с обидой бросил приятель.

Подъехал Пончик:

— Ну, чего ты, в самом деле, копаешься? Давай играть!

— Сейчас иду, минутку еще.

— Ну не сердись, что дальше было?

— А когда я у калитки уже обернулся, — продолжал Корешок, — позади стоит! Так и влетел в избу.

— Ладно не робей, просто в другой раз Рыжего не бросай одного, друзья вы все же, — отъезжая, сказал Вовка. Отдохнув, он бросился к заждавшимся его ребятам и, после непродолжительной паузы, на площадке все вновь ожило и завертелось.

Темнело. Зажглись ясные, зимние звезды. По плотине прокатил грузовик, дымя паром выхлопных газов, осветил светом фар и ребят и еще не накатанную, заснеженную дорогу. Расходились…

Вечером, следуя к сельскому клубу, Вовка подробно рассказал другу все, что произошло с ним вчера, после того как они расстались.

— Ух ты, вот это да! — история, по всему, очень заинтересовала приятеля.

— А может сегодня опять появится? Не боишься?

— Да кто его знает… Вообще-то я об этом не подумал. Хотя попутчики после фильма всегда есть, да и старший брат обещал пойти. Отобьемся! — шутливо заключил Вовка.

— Послушай, а что в пакете том? — поинтересовался Пончик.

— Да я и не смотрел еще, забыл совсем. Я его за гаражом, в поленницу, запрятал. Слушай, — вдруг обратился Вовка, — давай-ка завтра, с утра, приходи ко мне на лыжах. Прихватим пакет с собой и там, где-нибудь в лесу, спокойно его вскроем. Заодно и лыжню проложим. Снега вон сколько навалило, где бегать будем?

— Вот это мировая мысль! Пойдет, — согласился друг, — ты только пирогов прихвати пожевать, а то я рано приду; мать на работе, а сквозь снег пробиваться придется, так что проголодаемся.

— Да придумаем чего-нибудь. Ну все, тогда решили, — оживленно продолжая беседу, они вошли в ярко освещенное помещение клуба.

Утром следующего дня друзья встретились, как и договаривались. Пончик не заставил себя ждать, а Вовкина мать, как бывало часто по утрам, копошилась у печи, выпекая вкусные, сдобные шанежки. Так что ребята, позавтракав, и прихватив съестное с собой на дорожку, отправились на лыжах в лес.

— Пакет не забыл? — напомнил Пончик.

— Взял, видишь за пазухой торчит, — и Вовка ткнул рукавом указывая на тужурку.

Погода стояла на редкость тихая и безветренная; легкой пеленой, перекрывая едва просматривавшуюся даль, плавно парили невесомые мелкие снежинки. Серо-голубое небо сулило к полудню, разогнав дымчатую пелену, стать прозрачно-голубым. Прямиком, через поле, друзья торили глубокую рыхлую лыжню, утопая по колено в непролазном снегу, особенно вблизи небольших перелесков и в балках. Их обходить не хотелось; уж лучше, озорства ради, повязнуть в снегу, рискнуть ради новой лыжни, а уж если что, то друг всегда готов прийти на помощь. Не подведет — это уж наверняка.

Коснувшись кромки застывшего березового леска, друзья решили передохнуть. Есть после вкусных, утренних шанежек совсем не хотелось, хотя прошло уже два с небольшим часа, как ребята оставили подернутую морозным туманом окраину дремавшего, полусонного поселка. Теперь уж издали его и вовсе не было видно. Перед глазами могучей стеной стоял лес, а позади — окаменевшее в звенящей тишине безмолвное, пустынное поле, которое впервые за долгую зиму было прорезано глубоким лыжным следом.

Огромное желание — наконец узнать содержимое пакета, переполняло обоих нестерпимым чувством ребячьего любопытства. Хотелось коснуться той притягательной тайны, что была так надежно скрыта под темной, бумажной оберткой.

Пончик торопил:

— Ну, давай здесь посмотрим, чего его таскать, неудобно ведь палками работать, сам видишь.

Вовка сразу согласился заглянуть во внутрь. Уселись поудобнее прямо на снег, прислонившись к двум, сросшимся в корневище, стволам берез. Настроившись на желанное прикосновение к чуду, друзья принялись осторожно разворачивать сверток. За плотным темным пергаментом оказалась обыкновенная, круглая жестяная банка с яркой, броской этикеткой.

— Банку, банку открывай! — торопил любопытный Пончик.

— Да погоди ты. Надо осторожней, кто знает, что там? Может зараза какая или…

— Или… что? — в недоумении смотрел на Вовку друг. Он явно сгорал от нетерпения, но тут же утих и стал внимательно следить за действиями осторожного товарища.

Резко щелкнула крышка коробки. Ребята заглянули во внутрь. Все ограниченное пространство банки, отслужившей людям в ее нормальном качестве, занимала обычная, ничем не примечательная старая тряпка, с едва просматривавшимся тусклым и выцветшим от времени странным орнаментом. Вовка в недоумении держал банку, тупо уставившись на ее содержимое. Оба молчали. Напряжение росло, но любопытство все же брало верх. Пончик первым протянул руку и, ухватив уголок таинственного лоскута, плавно, словно сапер, боясь ошибиться, извлек его наружу. Вытянутая материя обнажила еще один сверток, который, бесшумно упав на снег, заставил ребят напряженно всмотреться в столь заманчивое содержимое. То, похоже, был лоскут плотной, мягкой кожи, туго скрученной в рулон и перехваченной в двух местах тонкой бичевой. Банка была откинута в сторону и забыта.

— Теперь твоя очередь, — обратился к другу Пончик улыбаясь. Вовка немного помедлил, но надолго его все одно не хватило, любопытство пересилило.

В лесу зимой тихо. Он полон таинственных звуков, подступающих из темных переплетов заросшего дикого кустарника, то внезапно пугая, то щемя уши и душу не тронутой глухой тишиной. Забил по стволу дятел — насторожил ребят, настроил на тревожную, волнующую нотку. Они дружно оглянулись.

Лес затаился… Синева неба и звенящая безголосица сливавшейся с ним вдали, березовой белизны словно завораживали, а пальцы плавно тянули тугой жгут, кожаной бечевы.

Широко раскрытым от удивления глазам разгоряченных ребят, предстала неожиданно волнующая картина. Что, в эти мальчишеские, полные риска и поиска приключений годы, бывает приятнее тех ощущений, какие бы захватили друзей загадочностью своей тайны с возможностью тревожной и непредсказуемой развязки! Чего еще желать? Что может быть важнее чувства сопричастности к некоему таинству, которое вот-вот раскроется и увлечет, уводя в лабиринт нескончаемых приключений? Их любопытным взорам предстало нечто похожее на рукопись. Друзья, словно сговорившись, переглянулись и, упершись головами, одна в другую, принялись, едва дыша, вчитываться в таинственные строки послания.

На довольно старом лоскуте плотно свернутой кожи, было заглавными буквами прописано следующее:

«ВЕРНЕШЬ СТАРИННЫЙ КЛЮЧ, ЧТО У СТАРОЙ ГЕОДЕЗИЧЕСКОЙ ВЫШКИ НАШЕЛ, В ЧЕРЕПЕ; В МОГИЛЕ БЕЛОГО КОМАНДИРА. ПРИНЕСИ ЕГО В СРОК К РОДНИКУ, ЧТО У ГНИЛОГО ОЗЕРА. БУДЬ ПО ПОЛУНОЧИ НА ПЕРВОЕ МАЙСКОЕ ПОЛНОЛУНИЕ. ВСТРЕТИШЬ БЕЛУЮ СОБАКУ — ЛИШЬ КЛЮЧОМ ОТ НЕЕ ОТКРЕСТИШЬСЯ. НЕ ЯВИШЬСЯ — ДРУГА ПОТЕРЯЕШЬ, ДА И САМОМУ, ХУДО БУДЕТ…»

Ребята озадаченно переглянулись.

— Череп оказывается белого командира. И кому же это ключ понадобился? — Вовка задумался. Прошла томительная минута.

— Ну чего ты молчишь? — не стерпел товарищ. — Тут вещи серьезные написаны, друга потерять можно… И в каком это смысле «потерять»? Тебе, что, не страшно? Какая здесь связь с собакой и почему белой?

— Да погоди ты, успокойся! Тут разобраться сначала надо, что к чему.

— Ну так разберись, ты эту псину встретил, а речь почему — то обо мне. Я-то с какого боку прилепился? — продолжал возмущаться Пончик.

— До сих пор я встречал только черную собаку, а если предположить, что есть еще и белая, о чем свидетельствует эта записка, то та страшная история, рассказанная Васькой, в действительности была и сейчас переплетается с нашей. Я правильно думаю? — вопросительно закончил Вовка.

Пончик удивленно смотрел на друга. Вовка чувствовал, что тот ждет продолжения. Нависло напряженное молчание.

— Надо определиться с ключом. Отдадим — отстанут и тебя не тронут.

— Узнать бы еще, для чего этот ключ? Кстати, он у тебя? — заинтересовался Пончик.

— У меня, куда он денется… — Вовка задумался. — Ну так что? Ты со мной? — Он открыто смотрел на друга.

— Конечно вместе. Когда я тебя подводил, только вот с ключом надо что-то решать.

Лыжню уже немного завьюжило вновь потянувшим с севера ветерком, гнавшим за собой легкую поземку. Небо быстро затянуло серыми тучами, обложило пеленой. Повалил снег.

— Так, — заключил Вовка, — идем обратно, с лыжней сегодня не получится. Погода портится, а до дома нам еще долго добираться. Там и решим, как быть.

На очередном привале, когда до села оставалось уже недалеко, Пончик неожиданно спросил друга:

— Ты собак то боишься?

— Да как тебе сказать, вроде, как и нет. Кусачая собака — последнее дело… Была у меня одна история, — решился рассказать Вовка. — Однажды, еще в раннем детстве, рвал меня Халявкин бульдог беспощадно. С тех самых пор я и отношусь к собакам с опаской. Не боюсь конечно, но опасаюсь. Кто их разберет, эти собачьи повадки? Привычки, да животные инстинкты у них самые разные. А тогда, старухи выбежали на крик. Не будь их в доме, досталось бы моей ноге.

Халявка тогда уже в первом классе учился, а я двумя годами помладше, дошколенок еще. Отца у него не было, а вот игрушки в его доме всегда водились. Они и соблазняли. Мальчишки спрашивали у него иногда: «Где твой отец?» А Халявка так просто и смешно отшучивался: «Мамка сказала, что он собакам сено косит». Ребята смеялись и отставали. Он меня тогда к себе играть позвал. Часто строили мы с ним красивые, расписные замки из кубиков разных форм. Интересно было.

Однажды, войдя через калитку, я заметил, что к нам рванулась его собака, сидевшая на цепной привязи, но имевшая возможность скользить вдоль стального провода, протянутого через весь двор, тем самым в ее поднадзорной власти оказывалось все пространство хозяйства. Обычно, воля подобного рода, предоставлялась только на ночь, для охраны. А тут днем, бульдог с противной, обвислой мордой, свободно разгуливал по двору. Я попросил привязать его, Халявка проворно ухватил пса за ошейник и надел его цепь на вбитый в сарай гвоздь. Вот и вся безопасность. Кто бы тогда мог подумать, что гвоздь хлипкий. Пройдя следом за приятелем, я направился в прихожую, где повсюду была расставлена утварь для дома. Собака заметила чужака и рванула с места. Тут произошло неожиданное: от рывка, гвоздь вылетел из стены и злющий псина оказался свободен.

Собака, с ворчащим рокотом и ревом, лавиной обрушилась на меня. Схватила мертвой хваткой за левое бедро сзади и стала мотать по всей прихожей, даже не думая разжимать крепкого бульдожьего прикуса. Я завопил во всю глотку, от неожиданности испуга и боли, будучи в полной власти свирепого пса. Ухватившись за вбитую в доску скобу, я лишь пытался удержаться и не упасть. Собака норовила вытянуть меня наружу. Сил у нее было достаточно чтобы управиться с шестилетним мальчишкой. Словом, вцепившийся в меня свирепый и злой, дворовый пес, никак не хотел отцепляться. Приятель с силой тянул его за цепь, но все было безуспешно. На шум из дома выскочили две бабушки и тоже принялись спасать меня от злой собаки. Колотили и пинали пса, как только могли. Но все было тщетно; пес продолжал, ворча, терзать и рвать ногу на части, как мне тогда казалось. И вот тут, одна из перепуганных старушек, трагично оценив складывающуюся ситуацию, ринулась в дом и выбежала из него, держа в руке огромную, тяжелую, чугунную сковороду. Она тут же, с силой обрушила ее на мотавшуюся из стороны в сторону голову остервеневшей собаки. Как выдержал пес подобный удар, представить трудно, но по его визгу, было похоже, что досталось ему очень прилично, как и мне тоже.

Противный бульдог, с шумом, не разбирая дороги и опрокидывая все на своем пути, пулей вылетел наружу, где Халявка сразу же запер его в конуре. Я попал в полную власть озабоченных случившимся старушек. Рана болела и ныла, по всей ноге ручейками стекала кровь. Плакать совсем не хотелось, я просто испуганно сидел в шоке на лавке и чего-то ждал. Старухи стянули с меня шаровары и стали осматривать рану, стараясь остановить кровотечение. Одна из них направилась во двор состричь шерсть собаки. Бабушка знала некоторые заговоры и способы старинных, народных методов лечения в подобных случаях. Немногим позже, приговаривая и нашептывая что-то мало разборчивое и невнятное, она принялась жарить принесенную от бульдога шерсть на той же спасительной сковороде. Чем-то поливали и посыпали месево, постоянно при том приговаривая и даже напевая. Полученной массой они помазали рану, присыпали ее слегка остатками собачьих ворсинок. Накладывая плотный бинт, что-то вновь долго шептали вдвоем; словно сказку про некую «Красную девицу» говорили. Краем уха я хоть и слушал их пение, но ничего не понимал. Сказали, к врачу идти не надо, а то хуже будет…

Я и не пошел. А немного успокоившись, направился играть с Халявкой, как ни в чем не бывало. Вечером, дома, на забинтованную ногу обратили внимание родители. Мать, осторожно осмотрев место укуса, убедилась в том, что раны подсохли и выглядели заживающими. Бабушкины таинственные заговоры, которыми издревле пользовались местные жители, оказались на удивление полезными и действенными. Вскоре я и вовсе забыл про рану и про все это трагическое событие со счастливым концом.

За волнующим, необычным рассказом скоротали путь. Немного успокоились от прочитанного неожиданного и опасного послания. Усталость сказывалась, поэтому договорившись о встрече на завтра, озадаченные друзья в задумчивости разошлись по домам.