Страна ледяных узоров

Познакомилась с тобою за три недели до Нового года. В Интернете, как бы банально это ни звучало. Мы родственные души в полном смысле  слова. Оба обожаем заброшенные здания и поэзию серебряного века.

И вот теперь стою у подъезда и жду тебя. Вся такая няшная в голубенькой курточке и белой шапочке с трогательным помпоном. И вот из хрустального тумана, из невиданного сна появляешься ты.

- Хочешь, я покажу тебе страну ледяных узоров? - бросаешь вместо приветствия. – Туда можно проникнуть лишь тридцать первого декабря.

- И где же этот портал? В заброшенном здании? - смеюсь я.

- Ты гений, - покровительственно треплешь помпон на моей шапке. – Знаешь жуткий чёрный дом без окон на той стороне?

Киваю и опять смеюсь, глупо, влюбленно.

Бежим, несёмся. Прочь от бездушных бетонных коробок, похожих на гроб. С детства ненавижу панельные дома, но на беду живу в одном из них вместе с мамой. Ох уж этот зубастый желто-серый девятиэтажный монстр! В квартире на последнем этаже жарко летом, грустно зимой и душно в романтические майские вечера.

Я многое в своей жизни недолюбливаю. Терпеть не могу медучилище, но таскаюсь туда. Встречаю Новый год вместе с мамой, старшим братом и его женой Инной. Тазик оливье, телевизор, вечные мандарины. Скука, скука! А ты для меня глоток свежего воздуха. Ты, поэзия и магия заброшенных зданий.

Но вот мы перебежали дорогу, чуть не попали под грузовик. За рулём пьяный дядя Вася в тельняшке. Не мой дядя, а этакий собирательный образ. Сердце ушло в пяточки, и даже помпон задрожал от страха. Но, слава небесам, гамадрил вовремя нажал на тормоз.

И вот мы в чёрном доме. Вспоминается любимая песня дуры Инны, жены моего занудливого братца. Пою во всё горло:

"Звонкая, ах, какая звонкая,

Тишина темных комнат заброшенных особняков.

Тонкая, ах, какая тонкая,

Нить подсказанных памятью поздно найденных слов"

Эхо морщится, ты ворчишь. Требуешь прекратить петь всякую пошлятину.

- Айм, кар, зен. Я потомственный маг. Моя мать довольно-таки легкомысленная фея. Согрешила с облаком. И вот он я, - говоришь ты, и смех твой искрится, словно шампанское.

Не понимаю, шутишь ты или говоришь серьёзно.

- Я вырос в детдоме, айм, кар, зен. Мешал матери колдовать, вот она и сбагрила меня с глаз долой из сердца вон в бездушный мир людей. Помню, стоял я тридцать первого декабря в нашем обшарпанном коридоре и болтал с узорами на оконном стекле. Сказал пару бессмысленных слов и вуаля. Вот она ёлка в стране ледяных узоров. Бери меня за руку, если хочешь посмотреть на чудеса.

Что-то звенит, вполголоса матерится облупившаяся штукатурка. Меня пронзает разряд, ещё один. Мы её теряем? Стоп! Хватит цитировать фильмы категории B!

И вот мы в зале. Пол блестит. Ледяные плиты. Да уж, это не наш панельный ад! А ёлка-то? Что за странные украшения?

- Смотри, - ты подводишь меня к зелёному древу. – В стране ледяных узоров нет банальных шаров и опостылевших сосулек. Раз в году почившие поэты одалживают местным феям свои глаза. Смотри, вон на той ветке васильковые очи Есенина. А вон тут взгляд Блока с поволокой. Дальше огненный взор Маяковского.

- Какой ужас! - меня начинает мутить.

- Чего ты? Не бойся, глупышка. И не переживай за поэтов. Они давно мертвы. Глаза им без надобности, - смеёшься и стаскиваешь с меня шапку с идиотским помпоном.

В залу, словно порыв студёного январского ветра, врывается дамочка с мелкими чертами лица. Её белое платье безнадёжно измято. Жиденькие золотистые кудряшки растрепались.

- А вот и моя мамаша. Полюбуйся! Опять новое увлечение? - криво улыбаешься.

Эх, не уважаешь породившее тебя чрево!

- Да-да-да, - быстро-быстро говорит фея. - Влюбилась в закат. Что тут поделаешь? И не смей меня осуждать! Это твоя невеста? Хорошенькая. Ну всё, я побежала. Присмотрите за балом? Скоро прибудут фантазии.

- Эх, мамашка, мамашка! Она никогда не изменится. Горбатого, как говорится, могила исправит, - по-стариковски крякаешь.

- Кто такие фантазии? - перевожу разговор в более позитивное русло.

- Герои стихов Ахматовой, Маяковского, Блока. Тшш! Они уже появились.

И возникают из воздуха Сероглазый король и Человек с двумя поцелуями. Скользят по плитам две девушки. Одна в чёрном, а другая в белом платье. А это ещё кто? Эх я балда! Как могла забыть «Легенду» Блока?

Очи на ёлке начинают весело блестеть. Узнают свои детища! Стихи ведь пишутся глазами, а не пальцами и не мозгом. Интересно, слепые лишены поэтического дара или… Эх, что-то меня не в ту степь занесло!

Присматриваем за балом. Скользко, тревожновато, но в целом красиво. А потом сама не знаю, как оказываюсь в чёрном доме.

- Обуй уши, - шутишь ты, водружаешь шапчонку мне на голову, нежно целуешь в помпон и исчезаешь.

Смеркается. Плетусь домой. Мама размешивает руками оливье. Не ложкой, а именно руками. Да уж, деревенское детство остаётся с человеком до глубокой старости. После сидим за столом, тянет кота за причиндалы Малинин. Скука! Спасаюсь от неё в смартфоне. Переписываюсь с тобой. Обмениваемся впечатлениями о бале.

Развратно подмигивает ёлка. Совсем окосела от пьянства! Новогодние сосёнки и прочие деревца пьют глазами. А напитков на нашем столе хоть отбавляй. И виски, и коньяк, и вино категории В.

- Встретимся завтра у заброшенной больницы? - пишешь ты.

- Ага, - отвечаю в стиле идиотской песни: «А ты меня любишь?»

- Люблю тебя, мой беленький помпончик. Чмоки-чмоки.

Улыбаюсь, как дура. В вазе скучают апельсины, в тарелке луково потеет оливье. Праздник удался!





Конец