Вечер воспоминаний

Середина октября, а мы каждый день ходим в сад. Интересно наблюдать за жизнью деревьев. Высокая, стройная красавица береза словно от стыда опустила длинные косы низко, почти до земли. Мелкие ее листочки от холода пожелтели, хулиганистый ветер трепал их, стараясь оторвать, но дерево крепко удерживало. Только отдельные пластинки, отделившись, кружась падали на землю. А вот, черемуха еще вчера, как летом, была в зеленом наряде, сегодня стояла обнаженная. Словно сговорившись, все одеяние ее упало, покрыв землю зеленым ковром. Яблони все еще покрыты зеленью, совсем не роняют листву. А ведь пора уж. Неужели не подготовились к зиме?

Сделав намеченную работу, мы с женой сели рядышком на лавочку отдохнуть. Домой идти не хочется. Оно хоть и прохладно, но сухо. В теплой одежде можно сидеть, наслаждаться осенью.
– Соседи домой собираются, складывают вещи в машину. Со вкусом одеваются, и ребятишки их, смотри, как одеты, – обратилась ко мне жена, – модные курточки, современная обувка и шапочки. Все-таки, люди стали хорошо жить. Не так, как в годы нашего детства.
– Что делать, наше детство пришлось на годы войны, когда люди страдали от голода и донашивали, особенно дети, рваную одежду. Радуйся, что хоть выжили. При всем этом родительской любовью мы не были обделены.
–  Помню, когда закончилась война, мы с братом, мамой и бабушкой жили в селе. Мне было пять лет, а брату – шесть. Мама работала фельдшером в больнице, за труд ей платили деньги, на которые можно было кое-что купить. За продуктами ездили в Москву, оттуда везли крупы, макароны, баранки к чаю. Бабушка трудилась в колхозе за трудодни и получала зерно на еду. На ней было все домашнее хозяйство.

Бывало, проснемся утром, а в холодное время мы, малыши, спали на печке, осторожно отодвинем занавеску и наблюдаем, как бабушка орудует у печки. Заметит нас и ласково так скажет:
– Проснулись.

Достанет из печки горшок с кипяченым молоком, деревянной ложкой зачерпнет молочную пенку и подаст сначала брату, он старший, он растущий мужчина. Другой ложкой достанет оставшуюся пенку и подаст мне:
– На-ко, Лариса, это тебе, помощница ты моя.

Рассказчица замолчала, достала платок, промокнула глаза. Заметно было, как она боролась с нахлынувшими чувствами. Я обнял, прижал к себе:
– Что дальше-то, рассказывай, коли сегодня вечер воспоминаний?
– Еще припоминаю, – продолжала Лариса, – как после войны наши деревенские мужчины возвращались домой. У людей радость, а мама всегда плакала. Глядя на нее и, мы с братом присоединялись, носами ширкали. Мама доставала из сундука бумажку, называла ее похоронкой и объясняла, наш папа не вернется, он погиб под Сталинградом, навсегда остался на войне. Мы грустили о папе, у бабушки было свое горе. Она ждала своего сына Витю. От него давно уже не было никаких сообщений. Часто ходила к вернувшимся с войны. Выспрашивала, не встречали ли ее Витю. Потом разбитая горем шла домой и улучив минуту, когда дома никого не было, давала свободу рвавшимся на волю чувствам, громко и безутешно ревела. Мы, малышня замечали, боялись подойти. Увидев нас, она затихала, вытерев подолом слезы, звала:
– Идите ко мне, не бойтесь. Это я так, тоска одолела, – ласково говоря, обнимала нас.

Вечером мы жаловались маме:
– Бабушка опять плакала о своем Вите.
– Не надо ее судить, – отвечала мама, – Витя ее сынок, как вы у меня. Она не знает, что с ним случилось. Будет ждать и страдать. Вот сколько горя принесла эта проклятая война.

Услышанное ложилось на мою душу тяжелой, угнетающей болью. Захотелось сменить тему разговора, и я предложил пойти домой, тем более что стало уже темно. На этом вечер воспоминаний закончился.