Вопрос красоты

— Аааа… помогите!!! Жизни лишают!!! Убивают!!!
Маруся с дикими воплями забилась под диван и героически отбивала все попытки вытащить её из убежища.
— Даже не надейтесь! С голоду помру, а не выйду! Ироды! Сатрапы! Изверги! Мучители!
Посыпала нас кошка ёмкими эпитетами, кусая и шипя на швабру. — Всё! Буду здесь жить! А вы, там, страдайте, кайтесь и посыпайте голову пеплом!
— Мась, — встаю я на колени и заглядываю в поддиванную темноту, — выходи. Обещаю, больно не будет. Зато у тебя будут очень красивые коготочки. Я быстро. Раз и готово.

Темнота моргает жёлтыми глазами, и буквально влипает в стену, предварительно выставив перед собой когтистые лапы.
— Ага, щас! Разбежалась! Ты, когда мне шерсть стригла тоже обещала, что я красавицей стану. А что на самом деле? Я месяц стеснялась к гостям выходить. — Себя оболванивай, а меня не трожь.

— Мась, но ты очень красивая была, со стрижкой. Просто королевишна котячья. А, помнишь, — пытаюсь я воззвать к памяти и совести своей любимицы, — как колтуны кожу тебе стягивали? Как ты жаловалась, что спать мешают, и больно. А попробуй тебя, расчеши. У тебя же хвост как у белки!
Маруся слушает и продолжает ворчать.
— Мась, ты очень красивая, когда стриженная. Прям тигра полосатая!
— Вот и стриги себя. Хочешь шерсть, хочешь ногти, а лучше всего руки. Что бы ко мне, с глупостями своими не лезла!
— А как же я тогда тебя гладить буду? Без рук?
Темнота фыркнула и отвернулась.

Эх, ну что поделать, надо задабривать мохнатую принцессу. В холодильнике как раз лежит упаковка крабовых палочек. Маська любит и фантиком пошуршать и палочку сгрызть.

Иду на кухню. Прохожу мимо зеркала, и привычно поправляю чёлку. А ведь когда-то её у меня не было. И я тоже закатывала истерики, когда мама предлагала меня подстричь. Заплетать меня в садик было ещё-то испытание.

Вы пробовали плести косы одуванчику? Не эти красивые ободки и венки, а вот взять всю белую шапку одуванчика, и привязать к ней бантик? Нет. А моя мама умеет! Поскольку волосы у меня тонкие, пышные, мягкие и ещё более непослушные, чем я.

Я наотрез отказывалась идти в парикмахерскую. И в какой-то момент мама сказала: — Хорошо, дочь. Ходи лохматая, а я устала. Мне жаль тратить час на приглаживание твоих кос. Особенно, если учесть, что через полчаса, волосья начнут выползать из косичек и торчать во все стороны как иголки у дикобраза. Только мягкие.

Моей радости не было предела примерно недели две. А после… после в зеркале отражалось воронье гнездо красивого золотисто-рыжего цвета, в ожидании, когда прилетят птицы, или ёжики, или кашалоты и начнут выводить потомство.

Ни чего не оставалось, как сдаться на милость властительницы ножниц и бритвенной машинки. Глупое детство! Вернуть бы тебя вместе с косами до пояса…
Парикмахер, которой я сунула денежку, что дала мне мама для приведения меня в «божеский вид» спросила недоверчиво:
— А тебя точно не держали в тёмном подвале?
— Угу.. кивнула я сама не понимая, отвечаю я да или нет.
У меня язык прилип к гортани от волнения. Вот сейчас я красавица, а вот что сползёт из этого кресла через полчаса неизвестно.
Но я уверенно сказала:
— Меня мама к вам послала. Сказала, что бы вернулась человеком. Вы сможете?
— Смогу, — ответила мастер и накрыла мои плечи простынёй, или как она правильно называется? Пожала плечами и чикнула ножницами. Я зажмурила глаза и…
Домой я шла, поглаживая почти бритый затылок.

От кос до пояса осталась лёгкая, прикрывающая половину лба чёлка и короткий, совсем мальчишеский ёжик волос.

Маруся, всё это время подслушивающая мой монолог перед зеркалом, вздохнула и спросила:
— Ты с тех пор так и осталась лысая?
— Ну, почему… потом у меня опять отрасли косы.
— Ну да, косы — это вы, человеки, так шерсть называете. Если бы не стриглись, как маньяки, какие, то были бы на нас похожи. И одежда бы не нужна была. А так, то маникюр, то педикюр, то ноги небритые… И даже не вздумай! Я кошка! А то вот сначала стрижка, теперь вот когти решила подстричь, а дальше что? На работу отправишь? Не, я уж лучше тут, под диваном, с не стрижеными когтями отсижусь.