Глава 27. Кокон

- Как вы меня нашли? – Лицо «профессора» воплощало инерцию усталости человека, внезапно избавившегося от тяжкой ноши, так что мог, наконец, позволить себе безразличную усталость.
- Вообще-то предполагалось, что Вы будете отвечать на вопросы, а не задавать их. – Бесстрастно, но и без агрессии, ответил Борис.
- Да бросьте! Вы же не станете отказывать себе в удовольствии проявить «великодушие», удовлетворив моё любопытство, да ещё при этом и похвастаться своим превосходством.
- Это Артур.
- Он ваш «информатор»?
- Холодно.
- Маг?!
- Теплее, но всё ещё прохладно. Он – ХРАНИТЕЛЬ, хотя вряд ли Вам это о чём-то говорит. А потому «не могу отказать себе в удовольствии» представить Вам Ганца Крюгера, которому 26 июня этого, 2071, года исполнится 800 лет. Хороший юбилей, правда? Никаких ассоциаций? – Усмехнулся Борис, видя как округлились от ужаса глаза «профессора». – Он был пастухом. 26 июня 1284 года ему позволено было остаться в городе, дабы насладиться Таинством Первого Причастия по случаю исполнения 13 лет его пребывания «в этом лучшем из миров». Община вольного города Гамельн могла позволить себе такие сентиментальные излишества. Ну а остальное пусть расскажет он.
- Я был рад быть Вашим учеником, «профессор». – Холодный, ироничный, слегка презрительный взгляд Артура-Ганца диссонировал с воспроизведённой им формулой вежливости, которая сейчас прозвучала совсем иначе. – И это – правда. Как Вы догадались?
- О чём?
- Кем на самом деле был Пёстрый Дудочник? «Так, наверное Пёстрый Дудочник хотел открыть детям Гамельна блистающие миры Творческой Фантазии, а открыл их крысиную сущность» – Ваши слова.
- Оригинальные средневековые летописи Гамельна изначально не упоминают ни о каком договоре на «дезинсекцию». Появившийся неизвестно откуда, бродячий музыкант в пёстрых одеждах просто увёл за собой детей чарующей игрой на свирели. А вся эта драматургия неуёмной купеческой жадности, воплотившейся гордыней презрения к наёмному работнику и воздаяния за грех гордыни уводом детей – гораздо более поздние наслоения, попытка интерпретировать случившееся в терминах доступной пониманию логики – грех\воздаяние.
- Вы даже сами не представляли, насколько правы – увидев что натворил, бедный Дудочник сошёл с ума. Как, наверное, сошёл бы с ума Иосиф, увидев во что превратил Вас, если бы Вы его не убили. Но было поздно. Зрелище одновременно перепуганных и агрессивных, сбившихся в кучу, крыс было омерзительно. Я это помню, ибо так же как и Дудочник, наблюдал за случившимся со стороны. Я очень рано осознал, что не такой как все, интуитивно понимая, что это отличие может быть опасным. Опасным для меня самого. Определение в пастухи оказалось спасением. Большую часть времени я был предоставлен сам себе. Завороженно, всматривался я как ползёт по стеблю травинки божья коровка – казалось, я чувствовал кожей собственных ладоней жёсткую вертикаль стебля. Как чувствовал спокойное, без суеты, парение ястреба. Каким-то невероятным образом мне передавалась обострённая оптика его глаза, позволявшая увидеть в густой траве пугливое копошение мелкого грызуна. Я будто сливался с ними, с этой бездумной, подчинённой иной логике, гармонией соответствий, становясь её частью. Частью этой чувственной палитры совершенства, эмоционально СТАНОВЯСЬ ОДНИМ ИЗ НИХ.  Домой, в город, в пределы крепостных стен я старался вернуться как можно позже, чтобы избежать насмешек, а то и побоев, сверстников – дети могут быть очень жестоки. Как крысы. Крысы очень похожи на людей. Единственные, кроме людей, они могут охотиться на себе подобных, а сложная иерархическая структура стаи под кальку повторяет структурные особенности человеческих объединений, больших и малых. Все эти слова пришли потом. А тогда, помню, меня охватило ЧУВСТВО, которое мне никак не удавалось определить, сформулировать, но которое побуждало к действию. Обострённая ЗВУЧАНИЕМ моя способность к эмоциональным перевоплощениям стала способностью физической трансформации. Я ЗНАЛ, каким-то не допускающим сомнения или даже мысли об этом, знанием, что могу ПРЕВРАТИТЬСЯ, став одним из них. Так же как ЗНАЛ, что смогу ВЕРНУТЬСЯ. Это было так же незамечаемо бесспорно, как способность поднять руку или моргнуть и, благодаря этой способности, я был им нужен, НЕОБХОДИМ. Былые обиды не забылись, но утратили эмоциональную остроту переживания. И я присоединился к ним. Но, в отличие от них – ОСОЗНАННО. Мы вернулись в город. Другие крысы встретили нас настороженно-агрессивно, но запечатлённый памятью опыт ментального превосходства, заставил их подчиниться. Так я стал Крысиным Королём. Но очень скоро стало понятно, что долго это продолжаться не может. Детские фантазии о том как ОНИ (взрослые) будут жалеть\мучиться «когда меня не станет», воплотились реальным страданием. Страданием взаимным: мы были совсем рядом, так «рядом», что убитые горем матери иногда даже различали наши, полные отчаяния, голоса, и в то же время – болезненно, несоизмеримо далеко – по другую сторону МАГИИ. Меня спасало то, что я был сиротой. Страдание что-то изменило в их душах, положив начало некоему ПРОЦЕССУ. Я увёл их в Трансильванию. Тяготы пути и опыт их преодоления не «стаей», а общностью, объединённой состраданием и взаимовыручкой, придал этому процессу неожиданную динамику – они возвращались к своим ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ сущностям. Пока ещё – только ментально. Там, в Трансильвании, произошло наконец долгожданное ЧУДО – конкретная визуализация моей способности возвращать себе человеческий облик помогла им преодолеть, теперь уже только психологический, барьер. Гораздо более интенсивный чем у людей, метаболизм крыс привёл к тому, что их возраст к моменту возвратного обращения был значительно выше, чем реально прошедшее время – они быстро повзрослели, став, в основной своей массе – неплохими ЛЮДЬМИ. Названия, основанных ими, поселений до сих пор хранят, явную или не очень, этимологию вольного города Гамельн и его окрестностей. Но мне это уже было не интересно. Исключительность моих способностей требовала спокойного, без суеты, осознания. Я стал отшельником. Для людей… На самом же деле, развивая, дарованную мне ЗВУЧАНИЕМ гамельнского дудочника, способность, я становился ОБОРОТНЕМ. Очень быстро я обнаружил, что могу обратиться в любое млекопитающее – но только в них. Особенно легко, помимо крыс, мне давались превращения в волка и любую кошку. Я упивался грацией своей силы, став рысью, или безрассудной смелостью одинокого волка. Обо мне стали слагать легенды Я стал героем местных «страшилок». Осознанность моих трансформаций дала мне ещё одну «преференцию» – контролировать регенеративные способности своего тела. Включая возрастные. Другими словами, я мог сознательно выбирать свой текущий биологический возраст – почти бессмертие. Почти, ибо ничто не может уберечь нас от осознания тщеты и моральной усталости – я умру, когда мне надоест жить. И видит Б-г, я был близок к этому. Так прошло 160 лет. Однажды я увидел на опушке своего леса ребёнка, а точнее – подростка лет 13–14. Что-то щемяще знакомое было во всём его облике, в том, как самопогруженно он следил за движением божьей коровки по травяному стеблю. И я вышел к нему, осиянный благодатью 14-ти видимых лет от роду. Его чувственная искренность контрастировала с облекающими его одеждами, выдававшими принадлежность знати. За те несколько минут, что были нам отведены до появления сопровождавшей его свиты, мы успели подружиться. Поэтому он настоял, чтобы я сопровождал его обратно в крепость – родовую обитель валашского господаря из династии Басарабов, Влада II по прозвищу Дракул. Шёл 1444 год. Влад II заключил договор с турецким султаном. Залогом его верности договору и лояльности султану должен был стать его сын, Влад III – тот самый подросток, которого я встретил на опушке в то роковое утро. Юноше предстояло отправиться в добровольное турецкое пленение и я вошёл в его свиту. Историки до сих пор строят предположения о том, почему так резко изменился характер Влада за 4 года его пребывания при дворе султана. А разгадка проста – он не изменился. Незадолго до возвращения, не выдержав надругательства со стороны охраны, Влад покончил с собой. Мать Влада умерла при рождении его младшего брата, так же удерживаемого турками, а отца и старшего брата предательски убили за год до этого. Я знал о нём всё, кроме того – мы были действительно очень похожи, поэтому обратно решено было отправить меня. Было ещё одно обстоятельство, ускорившее мой отъезд: трупы охранников, дежуривших в ту роковую ночь нашли тут же, во дворце, изуродованные крысами. Это внушало мистический ужас, каким-то подсознательным, невербальным, образом ассоциированный со мной – они меня боялись. Так, под именем Влада III Дракулы, я взошёл на Валашский престол. Смерть юноши потрясла меня своей тупой бесчеловечной жестокостью. И даже слова «похотливое быдло» не отражали той ярости и презрения, которые я стал испытывать к окружающим. Много позже к моему имени добавят прозвище «Цепеш» – «Колосажатель». Меня одинаково боялись и враги и союзники, поэтому весть о моей кончине с одинаковой радостью восприняли и те и другие. Радость была столь искренней, что не допускала даже мысли о какой-нибудь проверке. Конечно, я её сфальсифицировал. За 30 лет своего правления я захлебнулся кровью. И ЖЕЛАЛ смерти. Я с нетерпением ждал, когда же этот тупой ублюдок, Штефан Батори – прямой предок будущей «кровавой герцогини», осуществит наконец свой заговор. В последний момент меня остановило нечто уж совсем запредельное – мысль о каком-то ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ. Так что я просто позволил ему хвастаться тем, что он убил самого Дракулу – ему не хватило смелости даже взглянуть в лицо трупу, лежавшему в моих одеждах посреди тронного зала, куда он ворвался со своими наёмниками. Я бежал к морю. Так я оказался во Фландрии. Оборванный, злой, нищий. Злой на весь мир, а более всего – на себя, за нелепую судьбу, что даже не даёт умереть с «романтической изысканностью рыцаря» – от меча врага. Впрочем, в смерти не может быть ничего романтического. Уж я-то это знал, как никто другой. Меня подобрал, из чувства Христианского Сострадания, зажиточный горожанин из Брабанта, бывший во Фландрии проездом, как выяснилось впоследствии – «наследный принц» семьи потомственных художников ван Акенов, вошедший в историю под именем Иероним Босх. Это я научил его видеть не то, какими люди выглядят снаружи, а то, какими они являются изнутри. Меч, зажатый сшитыми грубой ниткой, ушами писался с «обаятельнейшего друга семьи», а голова угрюмой старухи, без туловища, посаженной на обрубки гигантских ступней – с первой городской красавицы. Общение с гением залечило кровоточащие раны души, но до истинного освобождения было ещё далеко. Оно наступило почти через 100 лет в Праге, где Судьба свела меня с великим каббалистом, что прозывался Йеhуда Лейб (Леви) бен Бецалель, рабби Лёв – легендарный Махараль. Потрясённый харизмой его личности, я прошёл гиюр. Моё еврейское имя, которым нарёк меня рабби Махараль по завершении гиюра – Арье, из которого я и произвёл последующие псевдонимы , как Ариэль, Артур и многие другие. Он же посвятил меня в Таинства Каббалы. На самом деле, разница между активным магом и Посвящённым Каббалистом очень большая. И те и другие могут творить чудеса! Но для мага ЧУДО – это инструмент, иногда – оружие. Для Каббалиста Чудо – лишь доказательство Его Всемогущества. Не больше, не меньше. Именно Каббалисты являются хранителями Вечного Знания о природе магии – для чего вообще она нужна! Так я стал ХРАНИТЕЛЕМ. Рабби Лёв открыл мне и смысл моего предназначения. Дело в том, что ЗВУЧАНИЕ, которым увёл нас когда-то Пёстрый Дудочник, зашифровано в Каббалистической Книге Творения (Сефер Йецира), написанной самим праотцом Авраамом. Отныне моим СЛУЖЕНИЕМ являлось отслеживать случайные проявления этого феномена, дабы он не вышел из Круга Посвящённых. Ибо феномен этот есть ЭНЕРГИЯ и, как таковая, лишён этической составляющей. Он просто обостряет в людях то, что они есть. А это может быть очень опасно, в чём Вы имели несчастье убедиться на собственном опыте, так как звучание, открытое Иосифом, принадлежит той же категории СИЛЫ. Я УСЛЫШАЛ его 20 лет назад и пошёл «по следу», но Вас хранила магия Тёмных Сил Хаоса, что само по себе – очень серьёзная «информация к размышлению». Вы единственный, помимо посвящённых, кому удалось пользоваться этой магией ВЛИЯНИЯ так долго. Что же можете Вы нам рассказать? Каково это быть СОЗНАТЕЛЬНЫМ агентом Тёмной Силы?! Ведь Вы делали это сознательно?!
- Почти. С самого начала я понимал внешнюю природу посыла, но доходя до сознания, он становился ВНУТРЕННЕЙ необходимостью.
Внезапно его глазные яблоки закатились зрачками внутрь, обнажая слепые бельма белков, лицо налилось кровью, а голос стал гулким, как будто исходил из недр пугающе-иного пространства.
- Так вы хотели знать правду?! А правда в том, что вы не «охотники», а «дичь»! Как терпеливо ждал я, когда же воплотится ваша целостность – «Семья Большого Круглого Стола»! Сколько изобретательности пришлось мне применить, чтобы сподвигнуть вас САМИХ собраться здесь, в одном месте! Но с каким азартом и одержимостью ТАЛАНТА шли вы на этот огонь. Как легко оказалось выдать вам его за СИЯНИЕ ИСТИНЫ. Вам предстоит умереть в этом плавильном котле, чтобы возродиться как единое целое – СОВЕРШЕННОЕ ОРУДИЕ РАЗРУШЕНИЯ. Каждый из вас лишь ингредиент, из которых мне предстоит смешать этот «коктейль». Как из кусочков пазла, я составлю этого Голема из ваших талантов! И даже присутствие Арье, как щепоть редкой специи, добавит моему шедевру пикантности.
Серый кокон его ауры стал не просто различим. Он стал плотным, тактильно ощущаемым, постепенно разливаясь в видимом пространстве странным, пугающим туманом. Туман заставил их отступить к восточной стене пещеры, почувствовав своими спинами её шершавую фактуру. И лишь Арье и Самсон остались неподвижны. Туман, словно флуктуируя волнами прилива, лизал подошвы их обуви, поднимаясь всё выше и выше… когда Арье достал из бокового кармана серебряную свирель и, поднеся её к губам, наполнил своды пещеры странным тягучим ЗВУЧАНИЕМ. Оно даже было мелодичным, как может быть мелодичной ВЕЧНОСТЬ, завораживая всё твоё естество неспешным но уверенным, без суеты, ритмом непреходящих истин. Перед глазами Самсона замелькали, поначалу хаотичные, образы каких-то видений, постепенно складываясь в цепочки сюжетов, персонажами которых были он и СЕМЬЯ. А странным, «перегружающим» линейный механизм восприятия обычного человека, в этом «кино» было то, что это многообразие сюжетов синхронизировалось по времени, то есть, все они развивались ПАРАЛЛЕЛЬНО, составляя, тем не менее, очевидную целостность. Именно эта, угадываемая, целостность никак не поддавалась восприятию такими надёжными, универсальными, подтверждёнными опытом многих поколений, органами чувств. Звучание набирало силу, а вместе с ним менялась и фактура тумана – он перестал быть однородным, распадаясь на комки грязноватой тающей «ваты», пока, наконец, не обнажил, сведенное смертельной судорогой, тело «профессора». Всё было кончено – они были спасены. Но «послевкусие» пережитых видений оставляло у Самсона стойкое чувство, что всё только начинается…

Продолжение следует
http://proza.ru/2024/02/23/1167