Детектив по глупости. Часть I Опрометчивое решение

Сыромятников долго чиркал через раз работающей болотного цвета зажигалкой и оттого  раздражался еще больше.  А раздражаться было от чего.  Во-первых, второй уже день не то чтобы болел – нудно ныл коренной зуб. «Надо бы к зубному» – периодически думал Сыромятников, но с самого детства страсть как их боялся и потому откладывал. До последнего. От чего зуб не проходил. Зараза.
Во-вторых, Колька. Старая  – со школьной еще парты – дружба, не позволяла назвать его козлом. Да и понимал: сам виноват.  И уже не раз, кое-как завязывая галстук по утрам перед давно ждущим влажной тряпки трельяжем, и глядя на двух-трехдневную щетину, Сыромятников  с ухмылкой называл сумму положенного ему Колькой оклада  и говорил: «Такова цена глупости».
«И вообще – в битый раз занудно бубнил он сам себе – с друзьями надо дружить, а не работать вместе», о чем ему говорила жена, уже бывшая. Впрочем, озвучивала она данную прописную истину, когда была самой что ни на есть настоящей.
Тогда одержимый очередной бизнес-идеей Колька позвонил и предложил в то время еще настоящей сыромятниковской жене должность бухгалтера в открываемом им магазине сантехники, а самому действующему тогда мужу – директорство.
Сыромятников вроде бы даже загорелся, поскольку предложенные Колькой деньги раза в два превышали ставку старшего научного сотрудника в одном из институтов. Научно-исследовательских, где он трудился и попутно писал диссертацию, посвященную кастильскому королю Педро Жесткому, если говорить точнее – его войне с другим Педро, только по счету четвертому и правителю Арагона.
Короче, тогда еще настоящая жена от должности бухгалтера отказалась, лаконично заметив Сыромятникову: «И денег не заработаешь и друга потеряешь».
И оказалась частично права: Колька так и не открыл магазин. А вот с детективным агентством  пронырливому и словно рожденному для девяностых однокласснику повезло больше. Устроиться туда он таки уломал старого школьного товарища, убедив его в наличии  у последнего аналитических способностей. 
– Ты ж такие политинформации в школе проводил, – аргументировал свое утверждение Колька, не удосужившись объяснить: как проведение школьной политинформации совмещается с аналитическими способностями.
Может быть, жена и сумела бы предостеречь Сыромятникова от столь опрометчивого шага, но к тому времени она уже значилась бывшей. И поэтому Сыромятников без особой охоты, но согласился. По поводу чего и бубнил по утрам перед трельяжем в прихожей, с грустью представляя с каждым годом увеличивающуюся и обрамленную редкими седеющими волосами залысину на макушке, и в который раз обещая себе убрать разводы на зеркалах.
В меру упитанный еще со школьных лет, а ближе к сорока порядочно располневший  светловолосый и розовощекий Колька, всегда обильно надушенный, с прической набок и ровным пробором, в несколько великоватом ему костюме и с небрежно висящими на левом запястье дорогими Tissot Chrono XL
хлопнул его по плечу и весело сказал: «Не пожалеешь», бросив при этом полный внутреннего борения и скрывавшийся за улыбкой взор в сторону сейфа, в недрах которого, как потом выяснил Сыромятников, покоилась бутылка дорогого Chabot Millesime – мол, надо бы отметить благое начинание. Не достал. По причине понятной:  Колька либо не пил вообще, либо пил безудержно в течение двух недель. И эти пару недель аккурат недавно закончились.
А в первый же день трудовой деятельности Колька вручил новоиспеченному детективу  новенький диплом юриста, свидетельствующий о прохождении им курсов переподготовки в вузе одного из южных российских городов. Стало быть, Сыромятников из историков переквалифицировался, на свою голову, в юриста.
Работа и вправду оказалась, хоть и ненормированной, но не сложной. Да и Колькины требования необременительны. Единственное, он попросил Сыромятникова зачем-то ходить на работу в костюме. Привыкшего к джинсам, кроссовкам и свитерам Сыромятникова это поначалу напрягало, но быстро привык. Вот только бриться подчиненного каждый день шеф заставить не мог.
Колька даже предложил справить костюм на деньги агентства. Но Сыромятников отказался и извлек из шкафа не старый еще сероватый в клетку пиджак, как-то купленный им  по просьбе тогда еще настоящей жены. В глубине шкафа нашлись когда-то отглаженные сырые брюки  и черные ботинки, и даже давным-давно открытая старая банка с черным же кремом. Ну а галстуки – на одном из них даже болталась запонка – в шкафу висели со студенческих времен. Их, галстуки эти, Сыромятников так толком и не научился завязывать – Колька несколько раз пытался научить, а потом безнадежно махнул рукой. Сыромятников завязывал галстук по утрам кое-как и вслепую, не обременяя себя застегиванием верхней пуговицы на клетчатой рубашке. Однотонные он напрочь отказывался признавать.
Увидев в таком виде подчиненного в первый день его выхода на новую работу, каждый раз с иголочки одетый Колька поморщился, но ничего не сказал. 
 Первое, порученное Сыромятникову задание, вообще было плевым: какой-то средней руки бизнесмен, причем шапочный Колькин знакомый, оплатил слежку за собственной женой на предмет возможных ее измен. Это дело и поручил Колька Сыромятникову. Поначалу оно ввергло его в уныние, ибо отрывало от привычных текстов по истории средневековой Испании – в институте он продолжал числиться на полставки и, оставив там трудовую книжку, заявил Кольке, что ни за что из родного института  не уйдет, с ностальгией вспоминая проведенные в нем годы, пусть и не особо денежные.
– Ладно, совмещай, – махнул рукой  Колька, добавив: – Только не в  ущерб работе, ладно.
– Ладно, – кивнул в ответ Сыромятников.
Однако как он собирался совмещать написание диссертации, с перелопачиванием гор литературы,  чтение, по вечерам, лекций раз в неделю в одном из столичных вузов, и труд на детективном поприще – оставалось загадкой даже для него самого. Но перипетии взаимоотношений двух Педро его волновали куда больше слежки  за какой-то, как он сам себе говорил, дурой, посещающей психоаналитика: Сыромятников пребывал в убеждении, что все набитые мужниными деньгами дуры посещают психоаналитиков, в его понимании – мошенников и шарлатанов.
Через неделю слежки, осуществлявшейся на старенькой сыромятниковской «Шкоде», любезно оставленной ему бывшей женой, пригласивший подчиненного в свой кабинет Колька поинтересовался:
– Ну как, старик, накопал  что по Людке?
– Какой Людке? – рассеяно спросил Сыромятников, закрывая за собой дверь и как раз в тот момент, когда шеф позвал его,  мысленно пребывавший на поле сражения при Нахере, аккурат в момент решающего удара  закованной в латы рыцарской конницы Эдуарда Черного Принца по испанцам. 
Колька ухмыльнулся, уместив свою, без преувеличения, толстую задницу в отутюженных брюках на край компьютерного стола, отчего стол едва не треснул, заставив босса спрыгнуть с него.
– Ну ты чо, старик – Людке, за которой я поручил тебе следить.
А, – виновато улыбнулся Сыромятников, с сожалением отмечая, как милое сего сердцу кровавое  поле при Нахере растворяется  где-то в неведомых и недоступных ему далях – Люююдка. Людка курсирует между придурком-психоаналитиком и 
– Федькой, – перебил подчиненного ухмыльнувшийся Колька.
– Чего? – не понял перебитый Сыромятников.
– Ну Федька, – уже сморщил лоб Колька, махнув пренебрежительно ладонью, –  рыжий такой, помнишь. Кудрявый. Учился с нами в одной школе.  Долговязый. Он постарше нас был. Я с ним когда-то одно дело мутил, а потом он в психоаналитики подался. Белый халат напялил. Я ему диплом, как и тебе, делал. Везде нужны связи! – назидательно произнес Колька  и поднял кверху указательный пухлый палец, добавив:
– Я думал у лошары Федьки ничего не получится, а он ничего так бабла поднял. Даже моя бывшая – усмехнулся Колька – к нему моталась.  Это я его Людке и посоветовал. Но то что он придурок – это точно. Чуть не кинул меня однажды.
Тут уже наморщил лоб Сыромятников и таки вспомнил рыжего лохмато-кудрявого и слегка сутулого старшеклассника, действительно долговязого и неказистого, к тому же в прыщах. Но извлеченный из закромов памяти образ получался смутный и расплывчатый.
– Короче, мотается дама между Федькой, массажным салоном с  солярием, «Шоколадницей», всякими там магазинами со шмотками и еще одним салоном – маникюрным. Мужу своему не изменяет. Вечерами возвращается домой.
И сам не зная зачем, нарушив деловую этику – о клиентах разве ж так можно? – добавил:
– Выдра.
– Выдра, – согласно кивнул в ответ Колька и стал рыться в ящике не пойми как оказавшегося у него в офисе раритетного старого дубового стола, к тому же крытого зеленой скатертью,  как прям в кабинете товарища Сталина из советских фильмов.
Антуража добавлял здоровый графин с граненым стаканом и стопка каких-то бумаг в двух кожаных папках, перевязанных веревочкой. Больше на столе ничего не было. 
Едва не рухнувший под Колькиной задницей компьютерный  стол скромно притулился  рядом, но Сыромятников ни разу не видел, чтобы Колька сидел перед монитором. Все делопроизводство вела его секретарша в приемной – пожилая расфуфыренная тетя и одновременно Колькина родственница, совмещавшая треп по мобильнику с бодрым стучанием по клавиатуре на фоне дребезжащего процессора. Шефа она называла «Колюнчик», чем безмерно его раздражала. Но делопроизводство вела идеально, равно как  и кучу прочих текучих дел, а то б Колька давно поменял бы ее на какую-нибудь  длинноногую блондинку. 
Глядя на раритетный стол, Сыромятников живо представил  Кольку в генеральском мундире и в галифе с лампасами, в черных хромовых до блеска  начищенных сапогах, попутно вспомнив, как в пионерско-комсомольской юности, движимый чистыми побуждениями и возглавлявший вэлкээсемовскую организацию школы – Сыромятников числился у него заместителем по идейно-политической части – Колька мечтал стать чекистом.
Отчасти его мечта сбылась в виде службы в погранвойсках, чем он, дембельнувшийся старшиной, весьма гордился и непременно уходил в лютый запой, начиная за неделю до дня пограничника и заканчивая неделей после него. Сопровождался полумесячный праздник  столь же непременным битьем бутылок о собственную голову, о чем напоминали едва заметные шрамы на Колькином лбу.
После запоя в течение месяца Колька чуть ли не каждый день подчеркивал важность трезвого образа жизни и на чем свет стоит ругал всех попадавшихся ему на глаза пьяниц. Офис Колька устроил на первом этаже двухэтажного неказистого, в облупленной розовой краске,  здания с покатой крышей и требовавшим ремонта крыльцом. В здании раньше располагалась какая-то контора вроде ЖКХ. Дом находился на окраине города в унылой промышленной зоне, с большинством неработающих предприятий, полуразвалившимся клубом и выщербленным асфальтом, с многочисленными лужами после дождя.
Так что страждущих неопределенного возраста  с фиолетовыми помятыми лицами вокруг хватало, периодически стрелявших у Сыромятникова полтинник.
 В ящике стола,  морща лоб и что-то бормоча себе под нос, Колька достал какой-то здоровый и толстый конверт и произнес:
 – А, вот.
Он молча повертел конверт в руках, а потом сказал:
– Слушай, старик, надо штоб ты в одну деревню смотался. Дело есть. Поездку оплачу и премию выдам.
Колька подмигнул сотруднику:
– Прямо сейчас.
– Что за дело? – не столько спросил, сколько пробубнил Сыромятников, глядя на начальника исподлобья. Он всегда так поступал, когда у него начинало портиться настроение и до слуха доносилось нечто неприятное, нарушавшее планы и оттого ввергающее в ступор.
– Ты лучше сядь,  – указал Колька на стул и сам уселся на нечто раритетное – полустул, полукресло. Некоторое время Колька с серьезным видом молчал, теребя увесистый перстень на пухлом пальце, потом налил себе воды из графина в стакан и залпом выпил. Заинтригованный и начинавший нервничать Сыромятников все еще исподлобья глядел на него. Колька немного помялся, а потом выдал:
 – Короче, в деревне одной вампир появился и мне
– Кто появился? – перебил его Сыромятников, слегка подавшись вперед.
– Вампир. Ну, или не вампир. Хрен  его знает. В общем,  у меня у тещи – впрочем, теща у Кольки также была бывшей, ибо и он пребывал в разводе – родственник какой-то там  живет, а у него свояк в тех краях  участковым работает. Ну и написал мне, что в деревне, которая у него в подчинении, странные убийства  стали происходить.
– Блин, Коль, я-то тут причем? Вот участковый путь и парится, – проворчал Сыромятников.
– Да ты дослушай,  – тоже несколько раздраженно  ответил Колька, снова налив себе воды из графина и снова залпом выпив. Продолжив:
– Трупы, которые там находили, без следов насильственной смерти, кроме небольшой ранки на шее. На, глянь, несколько человек, там без лупы не разглядишь. Слева, видишь.
С этими словами Колька вывалил перед Сыромятниковым стопку черно-белых фотографий и положил рядом с ними увесистую круглую лупу, не удосужившись просветить подчиненного, каким образом участковый обычной посылкой отправил приобщенные к делу фотографии постороннему лицу.
Сыромятников нехотя взял пачку и стал рассматривать. Трупы двух мужчин и женщины неопределенного возраста. С закрытыми глазами, словно спящими. Действительно без следов насильственной смерти. Правда на фотографиях тела была запечатлены только по грудь.
– Лупу возьми, – произнес Колька, откинувшись на спинку стула.
Сыромятников посмотрел через лупу и таки разглядел на шее каждого едва заметную ранку. Отложил лупу в сторону и все еще исподлобья глядя на Кольку, спросил:
– Ну я то тут причем? Говорю ж, пусть участковый и расследует, а я лучше за всякими мотающимися к Федьке дурами послежу.
Колька снова сморщился.
– Да боится он.
– Кого боится?
– Вампиров.
– Кого?
Видно, что Кольку самого напрягал этот разговор, но он попытался разъяснить:
– Понимаешь, суеверные они там. Мы когда еще с Люськой жили, как-то ездили туда. Провинция.
При этих словах Колька развел руками.
– Там у Люськи вообще пол деревни родни и я уж не помню, какое-то,  то ли поверье у них там, то ли предание деревенское. Мне что-то рассказывали. Но после пол-литра самогонки – усмехнулся Колька – не помню детали. Короче, все эти убийства-не убийства до смерти напугали участкового. А тут он узнал через Люську, что у меня детективное агентство и просит прислать кого-нибудь для расследования.
– Может этот, как его, мордатый, ну, Миронов, съездит?
Миронов – второй и действительно мордатый неразговорчивый детектив в Колькином агентстве, был бывшим опером со всамделишним юридическим образованием и солидным стажем работы.
– Да на больничном он, – махнул рукой Колька – со вчерашнего дня. И я ж чего о тебе подумал. Ты ж этими вампирами занимался. Только испанскими. Статью ж мне, помнишь, показывал.
– Не вампирами, а заложными покойниками – поправил Кольку Сыромятников, и в самом деле интересовавшийся соответствующей темой и думавший даже именно по ним писать диссертацию.
– Да какая хрен разница, – снова махнул рукой Колька.
Сыромятников собрался было объяснить разницу между вампиром и заложным покойником, но промолчал.
– Съезди! – чуть ли не умоляющим тоном проговорил Колька – А  денег на дорогу я выдам сколько скажешь. Мне ж агентство раскручивать надо. А тут дело такое. Разберешься, я потом Невзорова попрошу – он обо всем этом у себя в газете напишет. И тебя как крутого детектива упомянет.
Невзоровым прозвали Серегу, который  учился с ними в параллельном классе. Маленького роста, в очочках, шустрый и скорее даже суетливый, в комсомольской организации школы будущий Невзоров выбил у Кольки, хотя они не только никогда не дружили, но даже мало-мальски не приятельствовали,  должность пресс-секретаря – сроду такой не было – и делал стенгазету, признаться, интересную.
Правда за размещенные в ней материалы Сереге пару раз били морду,  и один из разов бил лично Колька, а как-то раз по инициативе одной из завучей Серегу чуть из комсомола не поперли – что-то он там и о ней написал такое, о чем лучше было бы промолчать.  Но на дворе стояла Перестройка и вдохнувший воздух свободы Серега молчать не собирался, стремительно превращаясь в Невзорова и гордо нося по школе понаставленные ему фингалы.
В девяностые он стал довольно известным на уровне города журналистом, частенько мелькал на местном телевидении, и даже основал свое издательство, вместе с газетой, с немалым тиражом, как раз и специализировавшейся на хронике происшествий.
– Слушай, Коль, может Невзоров и съездит. Он же любит такие вещи раскапывать.
– Не, мне ты нужен. Невзоров тот еще крендель, – все лавры себе заберет и набрешет с три короба. Да и участковый этот именно меня просил помочь. Слушай, соглашайся, не в службу, а в дружбу. Вернешься, я тебе отпуск дам, в Испанию свою слетаешь.
Понимая, что Колька не отстанет, да и идея с перспективой поездки на Пиренеи растеребила тонкую душевную организацию историка-детектива, Сыромятников согласился.
И вот теперь сидел теплым августовским вечером на лавочке перед подъездом собственного дома и в раздражении чиркал зажигалкой, косясь на играющих в футбол в дворовой коробке трудовых  мигрантов и досадуя на ноющий зуб, без энтузиазма думая о лежащем в кармане билете в купейный вагон – Колька расщедрился.
Другой его карман оттягивал «Макаров». Его Колька тоже выдал, когда уже Сыромятников поднялся, чтобы идти собираться. Вместе с оружием Колька протянул не пойми как выбитое им разрешение на ношение  пистолета и коробку с патронами.
– Держи. Надеюсь не пригодится, но на всякий.
Сыромятников без лишних вопросов взял оружие, хотя из ПМ стрелял один раз в жизни и то давным-давно – в армии.  Но с пистолетом было ехать как-то спокойнее.
Одно несколько радовало: действительно крупная сумма, выданная ему и на дорогу и за потраченный на слежку за Людкой бензин, и в качестве премии. Ну, при всех Колькиных недостатках, жадным он никогда не был.
Поезд отъезжал сегодня. Аккурат в полночь. Надо было идти собирать сумку и еще купить средство от комаров. Деревня, по Колькиным рассказам, располагалась, подле болота и на краю дремучего леса, чуть ли не тайги.  И еще далеко от станции.


Продолжение следует







 

3 - 9 августа 2022 года. Чкаловский