Омут памяти, или Когда вырасту

Я выросла посреди бесконечных нотных партий, под арию мистера Икса, закрывая уши в оркестровой яме из-за грохота, который бил по перепонкам во время рок-оперы «Юнона и Авось», засыпая в партере на прогонах спектакля «Иисус Христос – суперзвезда». Мне казалось, что и я, когда вырасту, буду работать в том же театре, в антракте забегая к маме в «восьмерку» (так называют артистки оркестра помещение для отдыха), ведь иначе быть не может у человека с абсолютным слухом.

Там, в оркестровой яме, сидя на свободных стульях, во время репетиций я пыталась хоть как-то пробудить в себе тягу к воспроизведению музыки. Я следила за нотами, и в голове моей всё смешивалось. Я не могла понять, как все эти люди – скрипачи, виолончелисты, флейтисты, тромбонисты и проч. – успевали сыграть то, что видели на нотном стане. Тогда я не успевала за артистами оркестра распознавать в таком быстром темпе те ноты, которые нужно воспроизвести. Тем временем мелодия уносилась далеко за пределы моего понимания… Не помогло и мое музыкальное образование по классу фортепиано. Мне было очень трудно, пальцы не слушались, разучивать новые фуги и сонаты не хотелось совершенно. Эти мучительные 40 минут урока я воспринимала как каторгу. С горем пополам окончила музыкальную школу, получив свидетельство, и вздохнула с облегчением: больше не надо было мучать себя и своего педагога. Даже долгое время гордилась: я смогла перебороть себя, дошла до конца и теперь свободна.

Тогда я держалась за слова своего отца, сибирского художника: «Ну и ничего! Не музыка – так рисование. Если захочешь быть живописцем, перед тобой всегда будет гореть зеленый свет». Я не знала, хочу ли я быть художником. Рисовала, ходила на подготовительные курсы, которые проходили в художественном училище, и всё ждала, что когда-то мне будет дан знак, что это мое предназначение… Но знака что-то не было. Целый год у меня была расписана каждая минута: школа – обед – курсы парикмахера-универсала – курсы в художественном училище – домашняя работа. Удивляюсь до сих пор, как я всё это успевала. После сдачи ЕГЭ мне предстояло пройти еще несколько испытаний: нужно было выдержать 3 вступительных творческих экзамена, чтобы стать студентом художественного отделения ВСГАО (теперь это ПИ ИГУ). Довольно успешно справилась с этим, получив высокие баллы. Обрадовала отца, но не была зачислена из-за своих убеждений и принципов… До сих пор помню тот список, который словно раздавил меня. Там было написано, что сначала зачислены так называемые целевики, у которых были очень низкие баллы. Таких юношей и девушек было так много, что они занимали все бюджетные места, и поэтому высокобалльники были вынуждены учиться платно. Я всегда предъявляла к себе завышенные требования и не могла позволить, чтобы мои родители – работники культуры – платили за мое обучение, тем более, что я считала это оскорбительным. Тогда я выбрала филологический факультет, разъясняя всем на протяжении всего своего времени обучения, что филолог – это не врач.

Я уже даже не помню, когда ко мне перестали приходить мысли «Когда вырасту…». Наверное, после того списка во ВСГАО, а может, после того как узнала, что бОльшая часть тех самых целевиков отсеялась через год обучения. В итоге я выбрала свой путь, обходя стороной музыку и живопись, но иногда возвращаясь к ним, то немножко играя на фортепиано и слушая классическую музыку, то рисуя для души. Всё-таки, когда вырасту, я, наверное, пойму, правильный ли выбор я сделала…