Изгои. Глава 140

—Смилуйтесь, товарищи милиционеры, — умолял Павел Ильич и вручил Диме листок бумаги.
—Что это? — насторожился любитель шоколадных конфет.
—Положительная характеристика, — ответил Павел Ильич и добавил: — Евгений Орлов – порядочный человек, семьянин, он ответственный сотрудник института. Год назад Евгений защитил кандидатскую диссертацию по генетике. Совершенно очевидно, что у Евгения нервный срыв. Я поясню. Дело в том, что час назад в лаборатории института произошёл вопиющий инцидент.
—Да, но мы не знаем всех нюансов, — почесал затылок Игнат Альбертович.
—На беременную супругу Евгения Марию и на его маленькую дочку Анастасию было совершено жестокое нападение.
—А кто на них напал, вам известно? — полюбопытствовал Дима.
—Группа мужчин–лаборантов, — ответил Язов и посмотрел на Орлова, сидящего рядом на стуле. — Лаборантов было много. Лаборанты наглотались всяких  психотропных веществ и надругались над Марией и Анастасией. После этого лаборанты сбежали из института.
—Это правда? — уточнил Игнат Альбертович у Орлова.

Вместо ответа Евгений заплакал.

—Представьте состояние Евгения, когда он выскочил из института и начал искать обидчиков своей супруги и дочери. И на него, пребывающего в жутком стрессе, напал вот этот престарелый неадекватный субъект.
—Кто как обзывается, тот так и называется, — парировал Золотницкий и сверкнул злобным взглядом на Язова.
—Были бы сейчас времена Александра Сергеевича Пушкина, я вызвал бы вас на дуэль за оскорбление, — заявил Язов, глядя на Антона Ивановича Золотницкого.
—А давай прямо сейчас стреляться, папаша? — предложил Антон Иванович. — Гайчик, будешь моим секундантом?
—Перестань, — прикрикнул Гай Лексусович на престарелого друга.
—Вы плохо воспитаны, — констатировал Павел Ильич и встал со стула. — Негоже такому почтенному гражданину вести себя неподобающе: на людей средь бела дня бросаться с палкой, устраивать дебош в отделении милиции, хамить мне – доктору наук, профессору с мировым именем. Некрасиво.
—Некрасиво, говоришь, папаша? — начинал закипать Антон Иванович и встал со стула, уперев руки в бока.
—Сядьте, гражданин Золотницкий, — велел Игнат Альбертович.
—Замолчи, мусор, тебя не спрашивают, — нахамил Антон Иванович.
—Кто я? — не расслышал Игнат Альбертович.
—А ты.. Профессор кислых щей. Мне насрать на твою учёную степень и на твоё мировое имя.
—Хам! — захлебнулся негодованием Язов и переглянулся с милиционерами. — Прошу, сделайте этому хаму замечание! Он унизил меня!
—Гражданин Золотницкий, имейте совесть, — пожурил Дима ветхого седого старца.
—Решил мне нотации читать, папаша? — не обращая внимания на реплику Димы, продолжал ветхий седой старец. — Так вот знай, папаша, сколько бы ты ни заступался за этого интеллигента вшивого, — указал Антон Иванович пальцем в Орлова, который сидел и плакал, — это ровным счётом ничего не изменит. Орлов не отступит от своего. От безжалостных действий Орлова пострадало много людей,  в том числе я. И Гайчик. И Маргарита, моя дочь.
—Антон, хватит. Замолчи, — повысил голос Гай Лексусович.
—Не понимаю, о чём вы говорите, дед? — не уловил Язов сути. — Что значит, пострадало много людей? Евгений, признавайся, что ты сделал?
—Ничего я не сделал, Павел Ильич, — заверил Орлов и смахнул со щёк капельки слёз. — По этому чокнутому старикашке психушка плачет.
—Ублюдок! — огрызнулся Золотницкий.
—На себя посмотрите, — фыркнул Орлов.
—Все сядьте на свои места, — приказал Игнат Альбертович.
—Идём домой, — велел Гай Лексусович и  поднял Антона Ивановича со стула.
—С чего вы решили, что вас отпустили? — хмыкнул Дима.
—Товарищ лейтенант, Евгению надо срочно ехать в родильный дом, — настаивал Язов и вынул из кармана брюк пропуск УВД. — Я для этого примчался сюда, чтобы отвезти Евгения к его больной супруге.
—Что с Машей? — оживился Орлов. — Ей стало хуже? Что с Настей? Скажите мне правду, Павел Ильич.

Язов вручил Игнату Альбертовичу пропуск и бумагу, где было написано заявление на имя начальника управления внутренних дел. Игнат Альбертович вместе с Димой прочитали заявление.

—Евгений, успокойся, — утешил Язов молодого коллегу. — Эмоции не должны брать верх над разумом. Держи себя в руках. Мне 82 года, тебе 32 года. Есть разница? Послушай мудрого и опытного человека. Крепись, сынок. У твоей жены начались схватки. Она тебя зовёт. Твою дочку Анастасию будут оперировать лучшие советские врачи. 
—Господи! — зарыдал Евгений.
—Поплачь, жалкий слизняк, — зашипел Антон Иванович. — Надеюсь, тебе не полегчает. Так тебе и надо.
—Да я тебя сейчас.., — дёрнулся Евгений на ветхого седого старца.
—Назад отошёл! — рявкнул Гай Лексусович и оттолкнул Орлова.
—Итак, товарищи милиционеры, что вы решили? — переглянулся Язов с Димой и Игнатом Альбертовичем. 
—Можете быть свободными, — разрешил Игнат Альбертович и спрятал заявление в ящик стола. — Только вы и Орлов, — добавил лейтенант и вернул Язову пропуск.
—Спасибо за понимание, — кивнул Язов и вывел плачущего Женю из комнаты допроса.
—Что ж, продолжим, — распорядился лейтенант и что-то нацарапал ручкой в протоколе.

Дима вынул из брюк шоколадную конфету. Антон Иванович и Гай Лексусович уселись на стулья.

—Год рождения, — строго уточнил Игнат Альбертович, не отрывая глаз от писанины в бумагах.
—Чей? — вырвался вопрос у Гая изо рта.
—Не ваш. Вы посторонний человек.

Дима ел конфету, запивая её водой из стеклянной бутылки.

—24 июля 1881 года, — ответил Антон Иванович.
—Ничего себе! — присвистнул Дима и полез в карман за очередной по счёту конфетой. — Вам, дедуль, недавно 101 год исполнился?
—Представьте себе, да, — съехидничал Антон Иванович.
—Удивительно видеть рядом долгожителя! — развеселился Дима и съел конфету. — Мне б дожить до таких лет!
—Если вы будете выкуривать четыре пачки сигарет в день, съедать пять килограмм конфет в неделю, спать по три часа в сутки, питаться всухомятку, испытывать постоянный стресс на работе, подвергать жизнь опасности при поимке бандитов, вряд ли вы доживёте до сорока лет, — высказался Гай Лексусович.
—Это он сейчас про кого? — выразил недоумение Дима и запил остатки конфеты водой из стеклянной бутылки.
—Это он про тебя, — захихикал Игнат Альбертович. — Всё. Хватит шуточек. Дима, покури в коридоре.

Любитель шоколадных конфет испарился.

—Послушайте, гражданин Золотницкий, дело на вас будет заведено по статье «хулиганство». Но вы, как почётный гражданин нашего города, заплатите, скорее всего, штраф, который вам назначат в судебном порядке. Почему хулиганка? Тяжкого и особо тяжкого вреда здоровью вы потерпевшему не нанесли. Это первое. Теперь второе. Учитывая ваш  возраст, моё начальство приняло решение отпустить вас под личную ответственность участкового милиционера. Повестка о заседании суда по вашему делу придёт вам по почте. Распишитесь вот здесь.

Лейтенант подсунул Антону Ивановичу лист протокола. Ветхий седой старец поставил роспись в нужной графе. Гай Лексусович помог Антону Ивановичу встать со стула, вручил ему его трость, и повёл к выходу из комнаты допроса.

—Ведите себя прилично, гражданин Золотницкий, чтобы больше в наш отдел не попадать, — посоветовал Игнат Альбертович и набрал ряд цифр на дисковом телефоне, намереваясь кому–то позвонить.
—Я учту ваше пожелание, гражданин начальник, — обернулся в дверном проёме ветхий седой старец.

Гай Лексусович и Антон Иванович, придерживая друг друга за локти, пошли по коридору отдела милиции.


                * * *


Тёмно–зелёный «Москвич», за рулём которого сидел Язов, с ветерком довёз Орлова до родильного дома. Выскочив из машины, Язов и Орлов забежали в приёмное отделение и остановились у закрытой двери с табличкой «Палата родовспоможения». По ту сторону двери раздавались стоны и крики.

—Туда нельзя посторонним, — спохватилась медсестра, дежурившая на посту.

Распахнув дверь, Орлов и Язов вбежали в палату родовспоможения. Акушерка – тучная женщина пенсионного возраста, облачённая в белый халат – суетилась около специального родового кресла, где полулежала и стонала брюнетка лет тридцати пяти, облачённая в белую больничную сорочку.

—Машенька! — воскликнул Орлов и кинулся к супруге.
—Выметайтесь вон отсюда, мужчины! — рявкнула акушерка и задрала у брюнетки подол сорочки. — Вам не положено здесь находиться. Анна Валерьевна, а вы куда смотрели? Почему посторонние в палате? Опять чай хлебаете на посту от безделья? Анна Валерьевна, это безобразие. Учтите, я доложу про вас главврачу.
—Ларисочка Анатольевна, я извиняюсь за свою оплошность, —  проверещала медсестра, прибежавшая в родовую палату. — Мужчины так стремительно проскочили мимо меня, что я ничего не успела сообразить. Пожалуйста, не сообщайте главврачу. Он меня премии лишит. А мне дочь–инвалида надо кормить. Я одна, без мужа ее ращу. Прошу, Ларисочка Анатольевна. Клянусь, такого больше не повторится.
—Аня, не скули, а лучше помоги мне.
—Для вас всё, что угодно, Ларисочка Анатольевна.
—Принеси чистое полотенце, тазик с тёплой водой, достань из автоклава стерильные ножницы для перерезания пуповины. Аня, шевелись. Что застыла? Аня!
—Слушаюсь и повинуюсь, Ларисочка Анатольевна, — очнулась медсестра и унеслась в соседнее помещение.
—Какая у вас бестолковая и неуклюжая сотрудница, — посетовал Павел Ильич.
—А вам какое дело, мужчина? — фыркнула акушерка.
—В принципе, никакого. Мне до лампочки по большому счёту.
—Вот и помалкивайте, раз вам до лампочки.
—Я стерплю ваше откровенное хамство, и с вашего позволения буду нем как рыба.
—Машенька, любимая, я с тобой, и я рядом! — в ажиотаже воскликнул Женя и схватил супругу за руку. — Ничего не бойся, родная моя. Ты справишься. Я верю в тебя.
—Отойдите, человой меловек, тьфу ты, молодой человек, — запуталась в словах акушерка и оттолкнула Орлова. — Вы мне работать мешаете. Тужься, дорогуша! У неё кровотечение сильное из влагалища. Давай тужься!

Язов отвёл Орлова в угол палаты.

—Евгений, не будем путаться под ногами у профессионала своего дела. 

В палату ворвалась Анна Валерьевна. В одной руке медсестра держала полотенце и специальные ножницы, в другой руке зажимала тазик с водой.

—А вот и я, Ларисочка Анатольевна. Куда ставить?

Медсестра оступилась на каблуках. Тазик выскользнул из её руки и с грохотом закатился под второе родовое кресло, пустующее рядышком. Водой залило весь пол палаты.

—Господи, Аня, какая ты у меня безрукая! Вечно у тебя всё валится!
—Извините, Ларисочка Анатольевна. Не знаю, как так вышло. Я сама помою полы. Обещаю. Только главврачу не говорите. 
—Неси кувшин с тёплой водой. Быстро, я сказала!
—Уже иду, Ларисочка Анатольевна, уже иду, — суетилась медсестра и выпорхнула из палаты.

Маша тужилась и кричала. Лицо брюнетки покраснело и вспотело.

—Давай ещё, — скомандовала акушерка, ковыряясь у брюнетки между ног. — Сильное кровотечение, но головка уже выходит. Очень хорошо.

Маша быстро дышала и тужилась.

—Машенька, ты можешь. Машенька, любимая, постарайся, — подбадривал Женя супругу.
—Ты у нас такая сильная, выносливая, — похвалила акушерка роженицу. — Ещё чуть–чуть. Ну вот и всё. Молодец.

Маша с облегчением выдохнула воздух из лёгких и расслабленно откинула голову на подушку. По палате разнёсся крик новорождённого ребёнка.

—У тебя мальчик родился, мамаша, — обрадовалась акушерка и вынула из промежности брюнетки окровавленный комок жизни, который почему–то не шевелил ручками и ножками. — Аня, ножницы принеси. И протри кожу новорождённого чистым полотенцем.
—Как скажете, Ларисочка Анатольевна.

Спустя десять минут пуповина была перерезана и удалена. Крохотное тельце новорождённого мальчика, обтёртое полотенцем, было уложено роженице на грудь.

—Вот твой сын, мамаша, — улыбнулась акушерка и отошла к медицинской аппаратуре.

Орлов гладил супругу по волосам, которые слиплись от пота.

—Женя, у меня к тебе одна просьба, — забормотала его побледневшая супруга и облизала пересохшие губы.
—Говори, родная. Я весь внимание.
—Спаси нашего сына. Он болен, я это чувствую. Малыш слаб и нуждается в лечении. Пока не поздно. Наш малыш может погибнуть, если ты вовремя не вмешаешься.
—Что ты такое говоришь, любимая. Всё хорошо с малышом, я уверен на все сто. Ты обязательно поправишься, и мы вместе вырастим нашего сыночка. И Настенька обязательно выздоровит, я в этом уверен. Дорогая, гони плохие мысли из головы. Маша, ну что ты, ей–богу. Перестань.

Язов заметил в коридоре блондинку лет двадцати пяти, одетую в розовое платье. На ногах у незнакомки были розовые туфли на высоких каблуках. В правой руке красотка держала ридикюль из леопардовой кожи.

—Что ты здесь делаешь, Валентина? — поинтересовался Язов, когда вышел из палаты в коридор.
—Решила поддержать Женю в трудный для него момент, — ответила Хохлова.
—Не думаю, что это хорошая идея, — покачал головой Язов.

Профессор отвёл Валентину к дивану, расположенному в вестибюле под декоративной пальмой.

—Евгений не обрадуется твоему визиту, — был уверен Язов и присел на диван рядом с Валей. — Перестань разрушать  семью, Хохлова. Тебе не жалко Марию?
—При всём уважении, профессор, вас это не касается.
—Ошибаешься, милая. Ещё как касается. Вы оба у меня в подчинении на службе в лабораториях института находитесь. Поверь мудрому человеку, служебный роман с Евгением не приведёт тебя к счастливому браку. Ты умная особа, пораскинь своими мозгами. Евгений женатый человек. У него только что родился сын, имеется в наличии 10–летняя дочь. Одумайся. Что ты делаешь. 
—Павел Ильич, я беременна от Жени. И вообще, он мой мужчина. Не хочу его ни с кем делить. Он разведётся с Машей и женится на мне. Я окружу Женю такой любовью и заботой, чего ему никогда не даст Маша.
—Час от часу не легче, — всплеснул руками профессор. — С амурными делами никак не разберётесь. Что же мне с вами делать?

В вестибюль вбежал запыхавшийся парень лет тридцати, одетый в голубой спортивный костюм.

—А вот, собственно, и Василий Руденко, — узнал Язов начинающего инженера–конструктора. — А ты чего, голубчик, примчался в роддом? У тебя здесь жена, что ли, рожает?
—Я оценил вашу шутку, Павел Ильич. Вы же знаете, у меня нет жены и пока не предвидится на горизонте. Где Женя? Что с ним?
—Привет, Вась, — поздоровалась Хохлова кокетливо.
—Здравствуй, Валя, — смутился Руденко.

Тем временем Орлов гладил Машу по слипшимся от пота волосам. Анна Валерьевна и Лариса Анатольевна суетились у медицинской аппаратуры.

—Женя, пообещай мне, — простонала Мария.
—Что пообещать, Машенька?
—Пообещай, что будешь заботиться о нашем сыне.
—Любимая, ну ты чего, ей–богу. Зачем так говоришь? Мы вместе о нашем сыне будем заботиться.
—Женечка, я знаю, что ты мне неверен. Кто она? Чем она лучше меня? Умом блещет? Внешностью хороша? А может, она в постели хороша? Ответь, только честно.
—Зачем ты поднимаешь эту тему, Маша? Дома поговорим. Обещаю, я буду уделять тебе и сыну больше внимания. Обещаю любить Настеньку. Только ты поскорее выздоравливай.
—Я верю тебе, Женечка.
—Маша, а как мы сына назовём?
—Давай Виталием назовём. Согласен?
—Пусть будет по–твоему. Орлов Виталий Евгеньевич. Неплохо звучит.

Услышав посторонние голоса, Орлов обернулся и заметил в коридоре Павла Ильича и Васю Руденко, которые  разговаривали с Валей Хохловой.

—Ой, батюшки, ой, батюшки мои, — запричитала Лариса Анатольевна, глядя на Машу. — Её организм не выдержал мучительных родов.
—Прости Господи душу её грешную, — перекрестилась Анна Валерьевна.
—Что такое? — не понял Женя и повернулся к супруге.

Лариса Анатольевна осторожно взяла новорождённого ребёночка на руки и унесла его в соседнее помещение. Анна Валерьевна ласково погладила Женю по плечу.

—Соболезную, — буркнула Анна Валерьевна и бесшумно вышла из палаты.
—Маша! Машенька! О'нет! Не может этого быть! Ты не должна уходить! Вернись, любимая! Вернись ко мне! 

Орлов уткнулся мёртвой супруге в грудь и зарыдал.