Новороссийский рубеж

Немного от автора
Когда-то, очень давно, я близко знал человека, который был непосредственным участником этих событий. Он много рассказывал о том тяжелом времени, о великой и страшной драме разгрома наших войск в Крыму, отступления из Керчи. Как брошенные командованием на произвол судьбы, шли они через Кубань к Новороссийску, где бездарные перепуганные старшие командиры армии и флота перепихивали друг на друга ответственность за поражения, как, тщетно пытаясь наладить взаимодействие, метался между ними руководитель Новороссийского оборонительного района первый секретарь горкома партии Николай Васильевич Шурыгин, и, как вновь назначенный командующий, генерал А.А. Гречко, доложил в Ставку о сдаче города.
А это была неправда. Ни Гречко, ни передавший ему дела генерал Котов не знали и не могли знать истинного положения дел.  Слишком далеко они отступили. Цементный завод «Октябрь» и окраина его рабочего поселка держали оборону. За генералов историю великой войны вершили старшие лейтенанты, старшины, сержанты, рядовые и простые рабочие люди.
75-летию Победы я посвящаю свой рассказ. Часть героев в нем – это реальные герои, часть выдумана мной, но я уверен – они были такими. Или лучше.





«…Разрыв-травой, травою-повиликой
Мы прорастем по горькой, по великой,
По нашей кровью политой земле…»
П. Коган.

Новороссийский рубеж

*     *     *
Историческая справка
(Из книги западногерманского военного историка Вильгельма Тике «Марш на Кавказ. Битва за нефть 1942/1943», 1970 год.)

«… С 3 по 6 сентября 73-я и 9-я пехотные дивизии продолжали наступать на Новороссийск. 73-я пехотная дивизия, расположив 213-й гренадерский полк на правом, а 170-й гренадерский полк на левом флангах, при поддержке 213-й бригады штурмовых орудий, наступая с севера, захватила высоты 445,9, 418,2 и 531,3. С высоты 445,9 перед гренадерами 73-й пехотной дивизии впервые открылся широкий вид на город и порт Новороссийск. У их ног, как на ладони, лежала крупнейшая морская крепость на восточном побережье Черного моря. Город насчитывал 95 тысяч жителей, здесь находился большой хладокомбинат, верфи, рыбоконсервный и цементный заводы. Он был ключом к Закавказью. Если Новороссийск будет взят, вместе с ним падут и остальные военные гавани советского Черноморского флота. Утопическая мечта фюрера, пройти по прибрежной дороге в Малую Азию и координировать боевые действия с Африканским корпусом Роммеля, становилась реальностью...
… С 12 по 24 сентября полки 73-й пехотной дивизии пытались пробиться к прибрежной дороге. Адамовичская балка, цементные заводы «Пролетарий» и «Октябрь», электростанция, комплекс зданий «Сталин» и «Кино», а также «Третье ребро» — вот названия, густо политые потом и кровью храбрых 213-го и 170-го полков. За каждый дом, за каждую каменоломню, за каждое здание и территорию заводов шли с переменным успехом тяжелейшие бои. Здесь истекали кровью 173-й и 658-й саперные батальоны, шли в атаку штурмовые орудия 249-й бригады. Сюда направляли свое напряженное внимание и по этим местам составляли свои планы офицеры штаба 5-го армейского корпуса в Марчанской. Отсюда шли донесения командиров полков на командный пункт дивизии в Верхне-Баканской. Но все надежды и чаяния были напрасны….
…Обескровленные 170-й и 213-й полки были остановлены перед «Третьим ребром». Советские подразделения прочно закрепились на восточном берегу Цемесской бухты и закрыли немецким соединениям вход на прибрежную дорогу. Фронт остановился...»

*     *     *
Стена
Рота отступала. Где-то сзади шел затяжной бой. Это горстка красноармейцев с двумя пулемётами держала оборону на новороссийском элеваторе. Сильная стрельба была слышна где-то в центре, но за пеленой едкого дыма, затянувшего город и порт, ничего не было видно.
А рота старшего лейтенанта Джербинадзе отступала по Сухумийскому шоссе мимо цементных заводов. Бойцы шли молча, медленно, тяжело, уставшие после вчерашнего кровопролитного боя под Крымской, в котором от полка в живых осталось 196 человек. И если бы не выход на правый фланг обороны, пулеметного взвода младшего лейтенанта Турсунбекова, находящегося до поры в резерве, а потом заставившего кинжальным фланговым огнем своих пулеметов отступить наступающих немецких егерей, то  все эти 196 человек, да и сам младший лейтенант Турсунбеков, лежали бы, сейчас наверное, рядом со своими товарищами, в поле, между станицами Крымская и Нижняя Баканка.
Пулеметный огонь заставил немцев залечь, а потом начать отступать, сначала ползком, затем короткими перебежками, а потом бежать уже под натиском наших бойцов, бросившихся в яростную контратаку. Немцы бежали до самых окопов напрасно рассчитывая там закрепиться. В окопах завязался страшный рукопашный бой. И хваленые немецкие егеря не выдержали и побежали дальше, падая под огнем пулеметов…
Свернув влево от шоссе, Джербинадзе поднялся на небольшой пригорок.
 - Все Сашок, больше не могу - сказал он своему ординарцу - Командуй привал, 30 минут» - и присел на теплый от сентябрьского солнца, замшелый, с одной стороны, валун. Сашка мигом бросил на теплую землю шинель – Отдохните, товарищ старший лейтенант.
Георгий прилег на шинель и мгновенно провалился, как в яму в страшный сон, сон, когда ты испытываешь ужас, но ничего не можешь сделать. Ему снилось, будто он стоит у дороги в своем родном селе Башкичети, а к нему по дороге с перекошенным от страха лицом бежит мама с маленькой Нателлкой. За ними тяжело топая сапогами, гонится громадный рыжий шваб с винтовкой в руках, и солнце тускло отсвечивает на широком сером лезвии штыка. Тот самый шваб, с которым они вчера схватились в рукопашной в окопах, когда немец одним ударом выбил у Сашки из рук винтовку и как котенка отбросил его в сторону, а у Георгия перекосило патрон в патроннике ТТ. Последние мгновения потекли вязкие, как кисель, и единственное, что он запомнил, как солнце отсвечивает на лезвии немецкого штыка, направленного ему в грудь. Через какую-то ничтожную долю секунды негромко «тахнул» выстрел и голова немца разлетелась, как спелый арбуз, обрызгав Георгия кровью. Пуля вошла немцу в затылок под каску, а вышла, отразившись от внутренней поверхности черепа, вперед, превратив лицо в кровавую кашу. Верный Сашка никогда не расставался с маленьким трофейным «Вальтером» и умел стрелять из любого положения, практически не целясь. Но это было тогда, а сейчас, во сне, у него, как во время вчерашнего боя, отнялись руки и ноги, потому что мама громко и страшно кричала - «Георгий! Георгий, помоги! Георгий, спаси нас!», а он ничего не может сделать. Он сам закричал или зарычал – «ААААААААА ЫЫЫЫЫ» и изогнулся с диким усилием, стараясь сбросить оцепенение …
- Командир, ты что командир. Попей-ка, ты что? - Сашка протягивал ему флягу с водой - Ты что?
- Я? Ничего. Все в порядке - Он глотнул воды и прислушался, голову палило осеннее солнце, вдали слышалась несмолкающая канонада, а в траве звенели кузнечики и большие красные стрекозы летали над головой, как маленькие юркие самолеты. Он поднял голову. Чуть поодаль, по склону пригорка тянулась невысокая серая стена. Сделав два небольших выступа, она скрывалась за вершиной. Джербинадзе встал и подошел к стене вплотную. Стена, сложенная из громадных каменных блоков, имела толщину не мене метра, кое где зияли проломы, но в целом….
…. — Это же рубеж - подумал Георгий - мы за этой стеной продержимся черте сколько, ведь впереди довольно крутая балка – значит, танкам в лоб не пройти, только вдоль берега…
- Сашка - крикнул Джербинадзе - позови политрука.
 - Сей момент - сказал Сашка - то есть, слушаюсь, товарищ старший лейтенант - и убежал быстрый, как ртуть. Через пару минут подошел политрук, старший лейтенант Сафронов. Ходили слухи, что воевать начал он давно, вроде бы даже в Испании и раньше был он в более высоком звании, но как-то не поддакнул высокому начальству и стал ротным политруком. Был он всегда подтянут, гладко выбрит, никогда не пребывал в унынии. Иван Иванович (за глаза бойцы его звали дядя Ваня) был смел, как никто другой знал все виды стрелкового оружия, как своего, так и трофейного, прекрасно знал штыковой и рукопашный бой, к солдатам всегда относился с пониманием и заботой, за что пользовался заслуженным уважением личного состава.
- Иван, - сказал Джербинадзе, - давай дальше не пойдем, а?
              - Давай - ответил политрук.
- Да ты не понял, Ваня, посмотри какая линия обороны, - сказал Джербинадзе, показывая рукой на стену - если все наши пулеметы встанут за этой стеной, то, смотри, балка впереди крутая, танкам не пройти, когда немцы пойдут в атаку они сначала окажутся на вершине и склоне противоположного пригорка, как на ладони, и как бы быстро они не бежали, мы половину покосим «максимами».  Когда оставшиеся выскочат на нас из балки их встретит огонь в упор, да еще и из «дегтярей» и тут им не устоять. А представляешь, теперь им нужно назад, остаться в балке нельзя - закидаем гранатами, нужно выскочить и бежать по склону назад, нет, ты знаешь, я бы на их месте крепко подумал, прежде чем штурмовать эту стенку.
- Да думать они не будут. Пустят танки - сказал политрук.
-Танки, танкам в лоб не пройти, по горе тоже, только вдоль берега. Что там?  - Джербинадзе поднял бинокль: - «Пути железнодорожные разбиты, мостик и вагон на нем, пульман… Ну вот допустим все ПТэРы на левый фланг, эх, пушечку бы, но пушечки нет, ладно, давай думать дальше. Какие еще у немцев козыри кроме танков? Правильно, Ваня, минометы. Смотри, за этой стеной пологая площадка, где метр, а где полтора, а дальше довольно крутой склон. Чтобы мина нанесла поражение личному составу она должна падать строго вертикально. А это невозможно. Значит мины будут рваться сзади, внизу на склоне, не причиняя нашим бойцам особого ущерба, согласен?
- Ты стратег, командир - сказал политрук.
Джербинадзе засмеялся: - Я не стратег, Ваня, я тактик. Просто до войны в школе младшего комсостава, мне почему-то всегда доставалась тема «взвод в обороне».
Джербинадзе расстегнул планшет и достал карту.
- Так, балка Адамовича. Слушай, комиссар, все, решено. Дальше не пойдем. Ты согласен постановить чтобы это был наш последний рубеж?
- Согласен. Пусть это будет наш последний рубеж, ты ведь командир, тебе и командовать - мягко сказал политрук, - а я должен освещать политическую линию, …   … а она совпадает.
- Рота, подъем - громко закричал Джербинадзе - кончай ночевать, построиться. Командиры взводов и отделений ко мне, слушай приказ: занять оборону от берега моря до начала стены завода и далее вдоль стены по склону до вершины высоты 161, безымянная. Окопаться, использовать все возможные укрытия, остатки зданий, воронки и насыпи. Турсунбеков - организовать на шоссе пропускной пост. Пропускать раненых и … - Джербинадзе замялся - ... трусов. У всех, кто проходит дальше, оружие оставлять, но обязательно отбирать все боеприпасы, патроны и гранаты. Тех, кто сам выразит желание остаться, ставить в строй по принадлежности, кто хочет идти дальше - пусть идет, повторяю, нам трусы не нужны, на них мало надежды, в трудную минуту они побегут и откроют нашу спину… Все, выполнять.
- Да никак, милки, оборону тут строить решили? - раздался вдруг негромкий старческий голос. Джербинадзе оглянулся. Возле стены стоял пожилой человек с коричневым от загара лицом. Человек снял с головы серый брезентовый картуз и поклонился: - Здравия желаю. Никифор Кондратьевич меня зовут. Фамилия моя Вернигора. Никак милки, оборону тут строить решили? - повторил он. – По-моему правильно решили, очень тут узко, а где узко - там быстро не проскочишь. А германец-то, вон, прет и прет, ну где-то ему укорот-то, нужно дать. Товарищ командир - обратился он к Джербинадзе - если так, тогда пойдем, что я тебе покажу. Наверняка пригодится.
 И он торопливо пошел вдоль стены по направлению к вершине холма. Джербинадзе, Сашка и политрук поднялись за ним на вершину. На обратном склоне холма, вплотную примыкая к стене, возвышалось небольшое сооружение из кирпича и бетона, с какой-то странной полукруглой крышей. Справа внизу под холмом стояли цеха цементного завода или точнее все, что от них осталось.
— Это «Октябрь»? - спросил политрук.
- Да был «Октябрь», а теперь - Вернигора махнул рукой. - Ну ничего все опять построим, нам не впервой. Нам только бы победить.  Ведь победим немцев, командир, а? Этот завод до революции назывался «Цепь», его ведь немец построил, фамилия его была Ливен. Для него другой немец, Шнейдер, печи для обжига породы придумал, «шнейдера» назывались, внизу там стояли, немецкие. Клинкер получался. Потом рабочие в «рорах» мололи его и вот тебе цемент. Так они за своим пришли? Но ведь они и своё, и наше, все разбомбили. Да ведь от ихнего ничего уже давно и не осталось. Только вот это основание старой дымовой трубы. Трубу эту мы разобрали, когда в 22-м завод восстанавливали, кирпич нужен был, а где его взять, вот трубу и разобрали. Шнейдера-то уже не работали, а для новых печей новую трубу построили, вона с другой стороны, ну там и дымососы и фильтра и все такое, а тут что от трубы как осталось, так все руки не доходили, так и стояла как парус, ну высотой метров пять не больше, а когда немцы «НоворЭс» бомбили, зашел самолет немецкий со стороны горы, а там вон в балочке зенитки стояли. Девчонки зенитчицы, малые все, но они так дали, что он похоже и обделался со страху. Бомбы бросил и ходу, одна вот тут упала, большая, все стекла в поселке вылетели, а кусок трубы этой отломило взрывной волной, он основание и накрыл.
- Ты, дед, даешь, да это же готовый дот! Стенки по два метра, крыша - снаряд никакой не пробьёт, бойницы для пулеметов на три стороны! -  Джербинадзе оглянулся, боец сопровождал незнакомого офицера – Капитан Модин - представился офицер - командир саперного взвода. Смотрю ты закрепиться тут решил, так хочу тебе помочь поковыряться в земле - и засмеялся – ковыряться в земле, это теперь не только наша специальность, однако тут не земля, а скала сплошная, ну, правда, и готовые оборонительные сооружения есть. Дед, это ты сарайчик построил? - И он кивнул головой на основание старой дымовой трубы.
- Да немец все это построил - ответил Вернигора.
- Все равно дед, спасибо тебе от командования, может медаль тебе дадут.
- Да погоди ты, шалопутный какой, ты что меня благодаришь, сарай этот ты и сам нашел бы, нехитрое дело, идем, вот что покажу - и он спустился вниз, потом забрался на стену кирпичного основания под козырек трубы.
- Смотри, - внизу в основании трубы был достаточно просторный дымовой зал - помещение, заваленное кучами битого кирпича – вот, с этой стороны, видишь, если кирпич разобрать, то там будет дымовой канал, он идет под землей под всем склоном горы и выходит к старому цеху обжига. Пройти там можно даже очень свободно, согнувшись правда, я мальцом, когда был, тыщу раз в него ходил, чистил, работа такая была. Только света там нет, с фонарем нужно …
- Дед, дай я тебя расцелую - сказал Модин.
- Оставь ты это - сказал Вернигора - я чей тебе не девка, лучше пошли со мной людей, я дам им инструмент, лопаты, кирки, носилки, ну все что надо для работы, склад им открою, пусть берут все что нужно и это…  еще … коней кто может застрелить и разделать, кушать ведь вам надо что-то.  Четыре коня у меня.
- А откуда кони, дед?
 - Да коней-то много было, как, почитай, все лето прошлое и зиму эту, цемент возили на Пенай, батарею там строили. Да потом коней всех раздал беженцам. Кормить их нужно, а я уже столько не накошу. Вот четыре коня и остались, а куда их теперь?
- Какую батарею вы строили, скажи?
- Как, известно какую, артиллерийскую. Но, не мы строили, мы только цемент туда возили. Много. Мощная получилась батарея. Пушки - морские четырехдюймовки. Стволы длинные, бьют, наверное, верст на двадцать не меньше. Капониры в горе глубоко, там все запасы на нескольких ярусах и пушки на тележках по узкоколейке мотовоз вывозит на позиции, а потом увозит.
 - И что батарея сейчас стреляет?
- Редко. На той неделе била куда-то в сторону Анапы, по Натухаевке похоже, а три дня назад била по Неберджаю почти целый день, долго дым стоял за перевалом, даже тут видно было, а сейчас молчит. Наверное, цели никто не показывает.
- Да ты дед прям у нас артиллерист - сказал Сашка - и в пушках, и в дюймах, и в целях разбираешься - и засмеялся.
- Ты сопли-то подбери, салажонок, я еще в империалистическую артиллеристом начинал. До командира орудия дослужился. Два «георгия» имею. Про брусиловский прорыв слышал? Потом в Гражданскую у Буденного артиллерией командовал, если бы не контузило меня под Касторной….
- Погоди дед - перебил его Джербинадзе - слушай, бричка какая есть, запрягай своих коней и погнали на Пенай, на батарею, связь мне нужна. Сашка, бегом, возьми двух связистов, мы оттуда телефон потянем. Дед, запрягай быстрей, мы на шоссе тебя ждем.
- Да я мигом. Ну что, капитан, где твои саперы, пусть спускаются к складу, вот тот серый корпус, видишь? И он торопливо пошел вниз по тропке быстрой походкой и было видно, что человек этот за свою долгую жизнь сроднился с горными дорожками и идет, даже не замечая крутого спуска.
Джербинадзе и политрук пошли к позициям.
- Ваня, - сказал Джербинадзе - я смотаюсь на батарею и пулей обратно, договорюсь с артиллеристами, если связь наладим, то тогда мы завтра им тут так вломим, что вчерашний бой они, как курорт вспоминать будут. Ты за старшего, как и положено по уставу, дозор и боевое охранение обеспечивает Турсунбеков, саперы молодцы, как вовремя подошли, прикажи всему личному составу оборудовать с ними позиции, работать до вечера без отдыха. Отдыхать будем ночью. Немцы все равно до утра не сунутся. Ну ты и сам все знаешь. Давай, я поехал.
- Ни пуха – сказал политрук
- К черту – ответил Джербинадзе.
Когда Джербинадзе вышел на шоссе его там уже поджидал Вернигора. Он похлопывал по крутым бокам двух каурых жеребцов, запряженных в старую деревянную подрессоренную телегу, заваленную соломой. Подошли два телефониста и погрузили в бричку катушку провода и телефонный аппарат, завернутый в шинель.
- Товарищ командир, - Сашка бежал по шоссе - подойдите на пропускной, там матросы пришли. 
- Подожди дед, - попросил Джербинадзе - пойду с матросами познакомлюсь и поедем.
Матросы стояли строем в три ряда, все с винтовками, в бескозырках, тельняшки почти у всех были рваные, в крови. Было видно, что они только что вышли из боя.
Смирно! - скомандовал главстаршина. - Товарищ старший лейтенант, 322 особый истребительный батальон морской пехоты оборонял центр города в районе рынка. Противник имея значительное превосходство в живой силе стал нас окружать, но мы им тоже дали прикурить. Потом прорвались с боем через порт. Батальон готов занять указанный вами участок обороны.
 -Товарищи краснофлотцы», —сказал Джербинадзе, и голос его дрогнул, - ребята, первое это спасибо вам большое, что вы вовремя подошли. Второе. Вы можете занять любой участок обороны, вы же видите, где мы окапываемся. Мы подвинемся и уступим вам любое место, какое нравится. Но я прошу вас занять самый опасный участок. Участок, на котором бой будет самым сильным и там нельзя сдрейфить, скорее всего на этом участке пойдут немецкие танки. Просто идти им больше негде. Если вы согласны, то занимайте этот участок, он показал рукой, берег моря-шоссе-железная дорога-до старой стены цементного завода. Я буду прикрывать ваш правый фланг пулеметным огнем.
- Добро, - сказал старшина - кому же еще оборонять берег моря, как не морякам, обсуждений не будет.  Батальон слушай мою команду....

*     *     *
Батарея

Они тряслись в бричке по полуразбитому Сухумийскому шоссе, Вернигора споро управлял конями и рассказывал про батарею.
… - А батарею эту военный инженер 3-го ранга Кокин строил. Михаил Евламьпич. Умнейший человек. У-у, голова…
- Да ты что, лично с ним был знаком что ли? - спросил Сашка.
 - Конечно. Да я у него, если хочешь знать, первый человек по цементу был.
- Как это?
- Я-то, по началу и слыхом про него не слыхивал, но привезли мы как-то на стройку к ним с ребятами цемент. Разгружаемся. Смотрю, строители бетон месят. Большую бадью намесили. Тут выходит откуда-то девчушка в переднике белом, повариха видать, говорит: обед мол на столе, идите кушать, ну они рукавицы сымают и марш руки мыть.  Я старшому-то говорю: ребята. вы бы сначала бетон-то залили, а потом уж и шли обедать. Ведь пока вы борщ едите, песок отойдет и крепости уже не будет. Или мешать нужно потом полдня, да и то без толку. Ну, старший их, вроде, как бригадир, говорит, чего ты не в свое дело лезешь, мы и сами знаем, что делать. Нет, говорю, так дело не пойдет, если что, потом скажут, мол, с «Октября» плохой цемент возили, заливай кому говорю, схватил лопату и на него. Они - ты что старый, с ума сошел, в общем такой шум начался, начальник караула прибежал и тут все вдруг затихли, подходит человек, в форме инженерных войск, по кубикам - капитан, немолодой уже. Что за шум говорит, позвольте узнать? Да так и так говорю, налицо полное нарушение технологии. Так что, спрашивает он, человек дело говорит или вы и сами не знаете?  Так, говорит он бригадиру, чтоб первый и последний раз. Заливайте немедля, а девчата вам еще раз обед согреют. Вы их тоже поймите, голубчик, это он мне, ведь работают в четыре смены, горячего поесть, дай бог раз в неделю, а они молодые все, здоровые, им питание нужно и руку мне протягивает - будем знакомы, начальник строительства Михаил Евлампиевич Кокин, военный инженер. А вы, простите кто и какого звания? Обжигала шестого разряда, я отвечаю, с «Октября», Вернигора. Спасибо говорит вам большое, товарищ Вернигора, за внимание. А специалист вы по всему видать отменный, спасибо, нам этого так сейчас не хватает. А потом еще раз как-то приехали, смотрю бежит матросик, товарищ Вернигора товарищ военинженер приказали, как только приедете, зайти к нему по срочному делу, пойдемте я вас отведу. Приходим, здоровается, так приветливо, спасибо говорит, что откликнулись на мою просьбу.  Тут нам партию портландцемента привезли, навалом, со склада стройуправления, из Туапсе, документов нет, но говорят, что марки 300, а мне как-то сомнительно, а из лаборатории ответ придет дай бог дня через три, а мне контрфорсы заливать, а там ошибка недопустима. Ну пошли мы на склад, я посмотрел - не наш цемент, и не «Пролетария», завозной какой-то, по виду марка 150, не больше. Нет, говорю, на серьезные заливки не пойдет, так, отмостку только делать. Вы уж повремените, а я лучше договорюсь с начальством и завтра вам еще партию привезем, с опережением графика. Потом как-то еще встретились, спасибо говорит за помощь, за то, что в сомнении моем меня поддержали, ваш цемент залили, а пришел ответ из лаборатории, точно, у складского цемента марка низкая была, так что теперь площадки по пять тыщ выстрелов выдержат, а то и больше, а там уже и немцу, думаю, капут придет…
- Никифор Кондратьевич, — сказал Сашка, - ты уж прости меня за артиллериста, я ж не знал, что ты такой … герой.
- А сам-то ты как?
- Да он у нас молодцом, - сказал Джербинадзе - вчера навалился на нас один рыжий, еле отмахались. Если бы не Саня, может и не было у нас сегодня разговора.
- Ну тогда и ты прости меня за салажонка, больно ты молодой на вид. Больно младшего моего напоминаешь. Все тоже подсмеивался.
- Сын? А где же он сейчас?
               -Трое их у меня было. Ни один из них с финской не вернулся.
Вернигора отвернулся. Непрошенная слеза заблестела в уголке его глаза. Они свернули с шоссе на хорошо укатанную грунтовку, идущую по широкому ущелью в сторону гор. Дорога виляла в тени деревьев, как серая змея.
«Высоко в горы вполз уж и лег там, в сыром ущелье, клубком свернувшись и глядя в море» вспомнилось почему-то Джербинадзе.
- Все, приехали, - Вернигора остановил коней — вот и батарея.
Батарею окружал забор из колючей проволоки в три ряда. Перед закрытыми воротами, украшенными морскими якорями, стоял грузовик с откинутым задним бортом, в кузове грузовика стоял пулемет. Несколько красноармейцев с винтовками занимали боевые позиции. С другой стороны ворот стояли несколько моряков с автоматами, позади них пулеметный расчет также изготовил пулемет к стрельбе.  Саму батарею, видно не было.
Джербинадзе и Вернигора подошли к воротам. 
- Я к командиру батареи со срочным донесением - крикнул Джербинадзе.
- Кто такие? - к ним подошел флотский старшина - а, я вас помню, - сказал он Вернигоре - вы цемент нам возили, здравия желаю.
- Соколик, и я тебя помню, ты начальником охраны был, я вот офицера привез к вашему командиру, с важными сведениями.
- Мне срочно нужно встретиться с командиром батареи - сказал Джербинадзе.
- Проходите, - старшина открыл калитку в воротах - сейчас вас проводят.
- А это что у вас? - Джербинадзе кивнул на грузовик с пулеметом.
- Подрывники приехали - сказал старшина.
- А вы что?
- Не пускаем.
Краснофлотец открыл массивную стальную дверь ведущую в крутой склон горы, и они долго шли по плохо освещенному подземному тоннелю.
- Пропусти к командиру - сказал он другому краснофлотцу, сидевшему за маленьким столиком, уставленным телефонными аппаратами.
- Проходите. 
Джербинадзе легко открыл еще одну массивную стальную дверь и шагнул в комнату.
Молодой, красивый, геройского вида старлей, одетый в морскую форму, что-то возражал старшему по званию офицеру, стоящему к вошедшим спиной. Тот не слышал, что в кабинет вошли, и кричал, топая ногами: - Старший лейтенант Зубков, я приказываю взорвать батарею, это приказ командующего флотом!
Джербинадзе рассмотрел знаки различия. Да что же ты так разошелся, майор, - подумал он - как бы тебя кондрашка не хватила раньше времени - и вмешался: - Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?
- Ты кто такой, откуда?  - майор от неожиданности чуть не подавился собственным криком.
- Командир 1331 полка 318 пехотной дивизии старший лейтенант Джербинадзе.  Занял оборону по правому склону ущелья возле цементного завода «Октябрь». Силами личного состава полка и саперного взвода под командованием капитана Модина, в настоящее время создана линия обороны от берега моря до высоты 161. В центре обороны организована пулеметная долговременная огневая точка, условное наименование - Джербинадзе на мгновение замялся - «Сарайчик». По поземному ходу с территории цементного завода «Октябрь» в дот «Сарайчик» осуществляется беспрепятственная доставка боеприпасов, воды и питания, а также возможна доставка личного состава, стрелкового вооружения, пулеметов и минометов и эвакуация раненых. У меня 11 пулеметов, в том числе 4 станковых, и 200 человек личного состава. Левый фланг рубежа, от стены цемзавода до берега моря, обороняет 322 батальон морской пехоты, с которым мы находимся в постоянном контакте. Убежден, если батарея поддержит нас огнем - наш рубеж будет для немцев неприступным.
Старший лейтенант повернулся к Джербинадзе и представился - Командир 394 батареи новороссийского берегового оборонительного района старший лейтенант Зубков. Так, где ты закрепился, покажи и Зубков открыл карту, лежащую на столе.
- Отставить, Зубков, батарею нужно взрывать, таков приказ! - Снова закричал майор.
 И тут Джербинадзе вмешался уже не спросив разрешения, но уже вмешался, как взорвался, злость и ярость клокотали в нем: - Так что это, майор, за приказ у тебя такой, что ты так выполнить его спешишь?  А у нас что? Ты думаешь у нас нет, у нас нет приказа? Или у нас только приказик?
А вот приказик, вот этот, майор, ты вообще-то читал? Или времени не было? Он выхватил из сумки лист бумаги с напечатанным с обоих сторон машинописным текстом. Смотри. Приказ номер 227. Знаешь, что там написано? - ни шагу назад! А мы отступаем и отступаем, от Одессы отступаем до Севастополя, от Севастополя до Новороссийска, потому что каждому понятно, зазря нет смысла умирать, а нам зацепится не за что, немцы танками давят, самолетами, а сейчас, когда появилась, еще одна, может быть ничтожная, но хоть какая-то, возможность, закрепиться и хотя бы на короткое время остановить немцев, ты предлагаешь сразу, без боя, взорвать батарею и драпать дальше. А знаешь, между прочим, кто этот «приказик» подписал? – товарищ Сталин! А для меня приказ товарища Сталина главнее чем твой приказ или даже чем приказ командующего флотом. Поэтому я исполняю приказ – Ни шагу назад. А кто не согласен – тот трус и предатель. А с такими… … сам знаешь как.
- Но я не могу не выполнить приказ, который отдали мне, батарею нужно взорвать, чтобы она не досталась немцам.
- Майор, да что ты заладил, взорвать да взорвать, - сказал Зубков - взорвать батарею мы всегда успеем, для этого много времени не понадобится.  Лично спущусь с гранатой в главный пороховой погреб и нет батареи. Хочешь, вместе спустимся, я тебе тоже гранату дам, для верности. А приказ твой, ну что с этим приказом, мы чего ни будь придумаем, есть у меня одна мысль, если выйдет, то быть тебе полковником.
- Да вы что, издеваетесь? Немедленно дайте мне связь со штабом флота!
- Связь? Да нет у нас связи, радио молчит, телефон тоже, на линии сплошные повреждения, отправил связистов, а ты что думал? Чиним.
- Так, где, ты закрепился? Покажи, - и Зубков снова открыл карту, лежащую на столе - ага, по стене старого завода, помню хорошо. Значит ты меня практически до подъема на перевал прикрыл. Слушай внимательно. Ты должен понимать, что я веду огонь с закрытой позиции и без целеуказания поддержку огнем оказать тебе не смогу, поэтому для организации нашей с тобой обороны, перво-наперво ты должен выделить несколько человек, которые могут быть наблюдателями и несколько человек, только самых надежных, самых отчаянных, для боевого охранения. Они завтра утром в 5.00 должны организовать наблюдательный пункт вот на этой высоте - 555 «Сахарная голова», она нависает прямо над твоими позициями, так что мимо не пройдете. К этому времени мои связисты дотянут туда провод и с ними я отправлю корректировщика огня. Теперь самое главное. Немцы, конечно, быстро поймут, где НП и попрут нас оттуда. Там нужно продержаться сутки, ну двое, не больше, нет, хотя бы сутки. Поэтому скажи своим саперам, как только закончат с укреплением твоих позиций, им нужно через поселок пройти мимо дачи Подушкина и по ущелью скрытно выдвинуться на соседнюю «Сахарной головой» высоту 316 «Лысая», на ней мы организуем запасной НП, а вот здесь, он показал место на карте, на западном склоне «Лысой», минное поле, но мины не активированы, они без взрывателей. Мины поставили еще во время строительства нашей батареи для защиты от возможной атаки противника со стороны перевала, но активировать не успели. Твои саперы должны активировать минное поле и оставить в нем обозначенный проход. Я дам для них карту минного поля и взрыватели. Когда немцы совсем уж сильно нажмут на наш НП, мы перебазируем его на вершину «Лысой». Оттуда видно, конечно, меньше, но это уже будет не так важно, главное выиграть время. Наблюдатели отойдут по обозначенному проходу в минном поле и снимут за собой указательные вешки, оставленные саперами, тогда уже на «Лысую» простого пути немцам не будет.
- А ты патронами не богат?
- Конечно, есть патроны, этого добра у нас достаточно в оружейном складе мобрезерва, мы пока больше снарядами пользуемся.
- Ну и еще бы гранатами помог.
- Слушай, ты прямо как тот прохожий без совести, из анекдота: бабушка дайте воды напиться, а то так есть хочется, что аж переночевать негде – Оба старлея засмеялись.
- Дам патронов, гранат, провода телефонного, аппараты, перевязочных пакетов дам, дымовых шашек дам десяток, на всякий случай, ракет сигнальных, чего еще желаете? Автоматов? Нет, это у немцев возьмешь…
Когда они спустились к складу, Сашка посмотрел направо и увидел орудия, стоящие на боевых площадках, затянутые маскировочной сеткой. Орудия были выкрашены серой шаровой краской и грозно смотрели своими стволами в вечернее небо. Вокруг орудий не видно было ни одного человека и что-то странное было во всей этой картине.
- Что это? - спросил Сашка.  Артиллерист засмеялся – это ложная позиция. Видишь, мы ее маскируем, но так, чтоб немецкие летчики, с трудом, но все-таки ее увидели. Пойдем покажу.
 Они подошли ближе.
 - Как настоящие - сказал Сашка и дотронулся до круглого бревна, изображавшего орудийный ствол, бревно было теплое и гладкое. - Ложная позиция, вот как, - Сашка похлопал по бревну рукой - ложная позиция.

*     *     *
Группа

- Ребята, где старший лейтенант Джербиназе? - в проеме показалась стройная юношеская фигура Турсунбекова.
- Да здесь я, Нурмахан, заходи, что случилось?
- Товарищ старший лейтенант, подошла группа бойцов, требуют пропустить дальше, документов нет, говорят разведчики. Я приказываю сдать боеприпасы, они отказываются, просят вам доложить.
Джербинадзе вышел на маленькую площадку позади дота.  Поодаль стояла группа бойцов в маскировочном обмундировании, с автоматами.
- Кто такие? Откуда? —спросил Джербинадзе.
Один из прибывших шагнул вперед: - Военный переводчик лейтенант Коган. Разведгруппа штаба фронта, выполняла задание по корректировке артогня по скоплению немцев в районе Неберджая. Задание выполнили, но группа лишилась связи - радиостанцию разбило при минометном обстреле. Запланированный отход группы через Грушевую балку и Квашино оказался невозможен, отходили на Верхнюю Баканку, потом на Мефодиевку. На окраине Мефодиевки напоролись на немцев, приняли бой, погибло пять человек, в том числе командир разведгруппы капитан Дементьев. Я временно взял командование группой на себя.
- Раненые есть?
- У рядового Васильчикова легкое ранение в плечо. Остальные все так, царапины.
- Бойцов накормить, помочь перевязать раненых.
- Судьба дает тому, кто просит - подумал Джербинадзе. – Прошу, лейтенант. Сашка, организуй ужин.
Джербинадзе откинул полог, закрывающий вход в дот. Внутри был абсолютный военный порядок.   К пулеметным позициям, выложенным из кирпича, вели широкие ступени. Три станковых пулемета уткнулись своими рубчатыми хоботами в узкие бойницы, расчеты рядом набивали запасные ленты, тусклый свет самодельного каганца освещал вогнутый потолок. В углу маленький закуток был отгорожен плащ-палатками, там стоял грубо сколоченный стол, на нем лежала карта, трехлинейная лампа висела на куске арматуры, спускающейся с потолка.
 - Садись лейтенант, видишь какие у нас дела, это я утром решил тут оборону организовать.  Хочу немцам завтра бой дать, даже заручился поддержкой серьезной артиллерии. Про 394 батарею знаешь? Я вот тоже сегодня узнал. Но у меня большая к тебе просьба, помоги мне организовать НП на Сахарной голове, я много бойцов туда отправить не могу, дам четырех человек, в том числе двух связистов, Зубков - командир батареи, даст корректировщика, но ты понимаешь, там наблюдатели нужны, лучше профессиональные, вот такие, как у тебя. Я приказывать тебе не хочу, ты сам должен понимать, на что идешь. Видишь какая у нас обстановка? - Он открыл карту. - Немцам дорога нужна, шоссе. По горам, особо не понаступаешь, поэтому мы у них будем как кость в горле. Если немцы сходу нас собьют, то они по шоссе большими силами выходят на Кабардинку, Геленджик и Михайловский перевал. А там простор. Немцы заходят в тыл нашим частям обороняющим Неберджай, окружают и добивают их. Потом, по шоссе через Михайловский перевал они выходят на Горячий Ключ и Туапсе и тогда конец. Вот такое мое понимание положения дел. Связи со штабом фронта нет, значит нужно действовать согласно обстановке. Командир твоей группы приказ какой получил от начальника разведотдела? Корректировать огонь артиллерии, вот и выполни его до конца. Мы завтра без поддержки артиллерии, по-хорошему, полдня не продержимся, а потом, все, амба, как Сашка мой говорит, а тут уже почти пятьсот человек бойцов готовы оборону держать, кроме остатков нашего полка еще два батальона морской пехоты, правда не в полном составе тоже, но … Но самое главное Зубков. Зубков готов стрелять, но он ведь должен знать куда.
- Я понимаю обстановку, - сказал Коган – немцев нужно остановить во чтобы ни стало.   Поэтому, мы временно переходим под ваше командование. До возобновления связи со штабом фронта и выяснения всех обстоятельств.
- Спасибо, Паша, давай ужинай и командуй своим ребятам спать. Вам в 3 утра нужно выступить. Ты командир группы. Вас пять человек, и я даю четверых, плюс корректировщик с батареи. Всего десять, солидное подразделение. Старшим боевого охранения пойдет Сашка, то есть младший сержант Литвиненко, Александр. На него полагайся во всем.
Когда лейтенант Коган ушел, Джербинадзе крикнул Сашку.
 - Саня, - сказал Джербинадзе - поручаю тебе ответственное дело. Приказываю, нет не приказываю, прошу тебя, утром пойти старшим боевого охранения группы корректировки артиллерийского огня. Мы тут и без тебя справимся, а там ты будешь нужнее всего.
- Спасибо, - сказал Сашка - а я уж думал кого другого пошлете.
- Кого же я пошлю, Сашок, если не тебя, вас же у меня как пальцев на руке осталось. Выходите в 3, маршрут скажу при выходе. И возьми Савельича с собой.  Мне кажется, там он будет к месту.
*     *     *

Иван Савельич Маштаков был немолодой уже мужик по призыву из Кемеровской области. Таежник, охотник-промысловик. Когда он прибыл с пополнением, а было это еще в Крыму, Джербинадзе спросил, кто как стреляет?
- Белку в глаз бил, - сказал Савельич - да, как и любого зверя.
- И с какой же дистанции? - спросил Джербинадзе.
- Да с пятидесяти шагов случалось.
- Хорошо, - сказал Джербинадзе - Сашка у тебя в карманах что есть?
-  Да, вот, пустая гильза от крупнокалиберного пулемета, немецкая, все думал зажигалку сделать.
- Давай. - Джербинадзе поставил блестящую латунную гильзу на пенек.
- Ну давай, яви талант - Сашка засмеялся.
Савельич взял у Сашки винтовку и спросил - пристрелена?
 - Обижаешь - сказал Сашка важно - по центру.
Савельич неторопливо отошел на пятьдесят шагов, постоял, посмотрел, потом отошел еще на двадцать. Приложился аккуратно так, сразу было видно профессионал, целился недолго - выстрел и гильза с воем пошла по кустам.
- Ну ты даешь! - заорал Сашка - уважаю!
- Рядовой Маштаков, за отличную стрельбу объявляю вам благодарность и назначаю вас инструктором роты по огневой подготовке - сказал Джербинадзе.
- Служу трудовому народу - Маштаков опустил руку и протянул Сашке винтовку – спасибо.  - За что? -  спросил Сашка
- Пристреляна хорошо.
- Так это не я, это ж политрук пристреливал.
— Значит ему спасибо.
— Это тебе спасибо, Иван Савельевич, - сказал Джербинадзе - если бы у нас все так стреляли, мы может уже под Берлином были.
- Да будем еще - спокойно и уверенно сказал Савельич - обязательно будем.
Пополнение прибыло, как всегда, одна винтовка на троих.
- Саня, ты что-нибудь Савельичу подбери, - сказал Джербинадзе - нельзя же такому стрелку, да без винтовки.
- Шесть секунд, командир - Саня взял свой немецкий трофейный автомат с запасным магазином, посмотрел на него, вздохнул и исчез. Появился он не через шесть секунд, а минут, наверное, через двадцать, уже без автомата, но зато с новенькой винтовкой СВТ-40.
- Держи, - сказал Сашка и протянул винтовку Савельичу - сказал же, что уважаю, вот и бери.
 - Ты где взял? —спросил Джербинадзе.
- У флотских, на автомат выменял.
 - Ух ты, - сказал Савельич – десятизарядка! Саня, я теперь твой должник. Что ни скажешь - все твое.
 - Да ладно, - Сашка махнул рукой. По всему было видно, что крайне жаль ему трофейный «шмайссер», но не уважить Савельича он не мог. Такой выстрел.
 - Да ладно, - повторил он еще раз - я автомат себе новый добуду.
Сашкин подарок служил Савельичу верой и правдой и никогда не подводил в бою. Ну и Савельич отвечал своей винтовке искренней любовью: разбирал, чистил, смазывал. Однажды за этим занятием застали его пехотинцы из соседней роты.
 - Да что ты с ней возишься - сказал один из них - дрянь, а не винтовка. Была у меня такая, то патрон перекосит, то затвор заклинит.
- А это все потому, что не любил ты ее - сказал Савельич.
- Как это не любил? А как ее любить-то?
- А винтовочку свою, любить надо, как девочку, чистить и мазать ей каждую щелочку - сказал Савельич. Солдаты покатились от хохота. Один держался за живот и кричал - ой не могу, ой не могу!
- От чего такой дружный смех? —спросил подошедший к ним политрук.
- Товарищ старший лейтенант, проводим занятия по огневой подготовке - отрапортовал Савельич — вот объясняю бойцам как правильно смазывать винтовку, а им смешно. Молодые еще.
 - Смех – это хорошо - сказал политрук, - но еще лучше, когда винтовка в бою не отказывает. Отставить смех. Все поняли, как надо смазывать винтовку? Вот и отлично. Разойдись!


*     *     *
Батарея

- Товарищ старший лейтенант, НП на связи.
 Зубков взял трубку. - Слушаю, первый.
- Первый, я второй. Докладываю. Наблюдаю скопление пехоты на площади, где базарчик был, на карте репер 50, автомашины, пехоты около двух батальонов с минометами, судя по всему, готовятся к атаке.
Зубков включил микрофон громкой связи - Боевая тревога, орудия на позиции. Расчеты, к орудиям, орудия к бою. Внимание батарея. Цель 1-я, пехота. Осколочно-фугасным, взрыватель осколочный. Заряд второй. Буссоль 50, шкала тысячных, прицел 120, 122, 118, 120. Уровень 30-03. Основное направление - правее 1-10. Разделить огонь от третьего в 0-03. По 6 снарядов, беглый, зарядить!
- Первый готов, второй готов, третий готов, четвертый готов - доложили командиры орудий
- Стрелять первому орудию, по пехоте, осколочной гранатой, взрыватель осколочный, заряд второй, основное направление левее один-двадцать, уровень тридцать-ноль, прицел 120, один снаряд, огонь!
Орудие ахнуло, выбросив 16 кг смертельного металла. Снаряд, преодолев сопротивление пятиметрового ствола с 40 винтовыми нарезами, ушел в утреннее небо.
- Влево-сорок, плюс – пятьдесят - доложил корректировщик в телефон.
- Ну как там гансы? - спросил Зубков.
              - Забегали.
- Ага, думают я их в вилку брать буду? Шиш вам. Вы уже в вилке - засмеялся Зубков и скомандовал:
- Первое орудие, по начальным установкам, зарядить! Батарея залпом, огонь! - От залпа четырех орудий задрожали горы.
- Накрытие! - закричал корректировщик.
Снаряды ложились точно на площади. Немцы бросились было бежать под прикрытие домов, но стены саманных мазанок слабо защищали от смертельной шрапнели.
              - Залегли, суки, - сказал корректировщик.
- Внимание батарея, стой. Осколочно-фугасным, взрыватель фугасный, прицел тот же, по 10 снарядов, 6 секунд на выстрел, беглым, огонь! - скомандовал Зубков. И орудия били и били, казалось, вечность.
 - Первый, первый, танки, колонной, шесть штук, слева от площади, на соседней улице! - кричал корректировщик через грохот выстрелов.
- Батарея, стой! - скомандовал Зубков - цель вторая, колонна танков, бронебойным, заряд второй, шкала тысячных, прицел 120, уровень 30-03 основное направление левее 1-10 по 6 снарядов беглым, огонь! ...
… - Ну что там?
 - Накрытие.
 - Сколько?
- Не вижу ни х–я, дома горят, дым сильный.
 - А танки, танки горят?
- Да, и танки горят, два точно, а третий - его прямо в боекомплект, вдребезги на х-й!
 - Лексику подтяни.
- Виноват, товарищ старший лейтенант, четыре танка накрыли, видим точно. Два, похоже, за дымом ушли.
- Два наряда вне очереди за неуставные формы доклада по обстановке.
- Есть два наряда вне очереди! Товарищ старший лейтенант, да за такую стрельбу я бы 10 суток на губе отсидел и не пикнул бы.
 - Разговорчики! Отсидишь еще у меня! После войны. Смотрите теперь в оба, теперь гансы в гости к вам пойдут….


*     *     *
Наблюдатели

Маштаков пристально смотрел в бинокль, внимательно оглядывая каждый холмик на немецкой передовой. Все было недвижимо, только четыре танка нещадно чадили и легкий норд-ост относил противный черный дым через развалины Дома культуры к порту. Вся северо-восточная окраина поселка «Пролетарий» представляла собой выжженое перепаханное поле.
- Да. Наворотили - сказал он.
- Дай позырить, - попросил Сашка - чего там?
- Да ничего, бросили все и отошли.
- Ага, так я им и поверил. Как отошли, да так и вернутся.
- Ага, вернутся, только не туда, а прямо за нами.
- Да нет, сейчас не пойдут и вообще, сегодня не пойдут.
- Согласен.
- А вот ты бы на их месте когда пошел?
- Завтра утром, часов в пять или четыре, смотря как, по свету.
- Сколько их пойдет, как считаешь?
- Да отделение, не больше, чего тут взводом то делать? По темноте только сами себя перестреляют. Нас то сколько они уж давно просчитали, не дураки ведь.
 - Согласен, слушай Савельич, идея есть. Когда они придут, нам нужно собрать их в одно место и заманить в засаду.
- Как собрать и чем заманить-то, хлебушком что ли? - Савельич засмеялся.
- Ложной позицией, Савельич! Ты гений! Ложной позицией! Нет, это я гений, а в общем. это не важно. Пойдем быстрее, времени до завтрашнего утра должно хватить на все.
- Валька - крикнул Сашка - Стрельцов, держи бинокль, смотри в оба, да в общем особо не маскируйся, так для порядка, если немцы смотрят, пусть видят, что мы наблюдаем.
Все работали не покладая рук. К пяти вечера ложная позиция была готова. Она представляла собой небольшую зеленую полянку. Посреди полянки стоял шалашик, укрытый поверх зеленых веток солдатскими плащ-палатками, возле шалашика из камня была сложена небольшая печурка, тут же стоял полевой телефон, за шалашиком, прислонившись к дереву, стоял часовой в шинели, с винтовкой на ремне и вроде как спал.
- Ну как? —спросил Сашка
- Иллюзия полная - ответил Коган.
- Это Савельич старался, ну мужик, уважаю.
- Всем построиться.  - сказал Коган - Слушать начальника боевого охранения младшего сержанта Литвиненко. Саша говори.
 - Они пойдут по этой тропинке, может не все, но кто-то один обязательно пойдет и обязательно увидит, и махнет остальным. Вот тут они соберутся для атаки, тут мы их и накроем. Вы четверо будете за этими кустами, слева, на расстоянии броска гранаты, вы в аналогичной позиции справа, сначала по 2 гранаты каждый, бросают те, кто слева и сразу ложатся, потом по две гранаты - те, кто справа, всего шестнадцать гранат, а потом уже добиваем тех, кто остался жив.
- Если. - сказал Коган. - Я справа встану.
- Сигнал к первому броску – выстрел. Стрелять будет Савельич, лучше в командира группы, ну это мы определим по ходу пьесы. Вадик, Остапец, у тебя есть граната? Вынь взрыватель. Сейчас каждый из вас оборудует для себя удобное место для броска, камни убрать, чтобы не споткнуться или чтоб нога не соскочила при броске, отметит его приметной для себя вешкой и бросит гранату.  Те, кто слева - стараются бросить в центр, те, кто справа - по краям. Траву не топтать, ветки на деревьях на ломать, приступили…
- Ну как, товарищ лейтенант?  опять спросил Cашка.
 - А ля гер, ком а ля гер - ответил Коган.
- Не понял совсем?
- Да это по-французски - на войне, как на войне.
- Это правда, еще всю ночь ждать, а у меня, прямо, руки чешутся и жрать охота, прямо, как из пушки.

*     *     *
     Они сидели на полянке полукругом, неярко горел камелек в печурке, Савельич топил его сухими веточками и думал про себя: надо чтоб к завтрому утру уголь был горячий, немец почует и на дымок-то выдет к тропинке…

- Товарищ лейтенант, а стихи почитайте, стихи - попросил кто-то из бойцов.
- А о чем вам почитать?
- Ну что ни будь о любви, о счастье.
- О счастье? Ну слушайте.

Поговорим о счастье. Вечер.
Стихи. Окурки. Абажур.
Зеленый свет.
Не им ли мечен,
В тоску, как в комнату, вхожу.
Не им ли выдумана птица
Та, синяя,
И дым, и лед.
(...По переулку у Мясницкой
           Простая девушка идет.
           Идет и думает, наверно,
           О культработе и стихах.)
Не он ли вел меня в таверны,
Морским прибоем настигал?
И, заслонив твои ресницы,
Звеня придуманным крылом,
Летела синим светом птица
Сквозь жизнь и сердце — напролом...
(...Ноябрь. Вечер. Первый лед.
           По переулку у Мясницкой
           Простая девушка идет.)

- Да, сильно, - мечтательно сказал кто-то из бойцов - красивая наверно.
 - А я, а я бы подошел к ней и сказал: девушка давайте познакомимся, Стрельцов Валентин, давайте дружить.
- Ага, думаешь если простая, так все можно, да у нее, наверное, на Мясницкой таких ухажеров вагон и маленькая тележка, зажали бы тебя, где ни будь в подворотне, да навешали фонарей.
Все дружно засмеялись.
- Да я на Мясницкой-то и не был никогда, я из Ростова - все опять засмеялись.
- Товарищ лейтенант, а можно не про Мясницкую, а то тут одному уже на Мясницкой надавали.
- Можно, - засмеялся Коган - можно про Тверскую.

Опять походкой воровскою
проходит ветер по Тверской…
И полночь вновь летит тоскою,
полынной древнею тоской.
Опять по трудному покою
летит и рушится порой…
Опять походкой воровскою
проходит ветер по Тверской.
И неожиданно, как урка,
он свистнет песней горевой,
и тишь шатнется в переулки
от горькой радости его.
И мне ль не издавна знакома
та радость горькая. И вот
иду на зов, иду из дому
через тревогу, через лед.

- А вот что-нибудь про наше время, про войну, про нас про всех, можно?
- Можно. Я прочту. Только вы носы сильно не задирайте потом. Хорошо? Слушайте.

Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.

И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.

Они нас выдумают снова –
Сажень косая, твердый шаг –
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать,

Как мы дышали, как дружили,
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах.

Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Ревнуя, мучаясь, горячась.

Мы были всякими. Но, мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.

Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И все–таки пробьемся мы!

Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.

И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я – патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,

Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...

И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох как пес от ностальгии
В любом кокосовом раю.

Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.

- Ну все, отбой.
- Товарищ лейтенант, ну еще, пожалуйста …
- Про море …
- Нет про мечты и про любовь …
- Нет про море или …
- Не спорьте, вот про все сразу.  Это последнее, слушайте.

Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса...
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас...
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.
Так прощаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы
По крови, упругой и густой.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза.
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют,
И, звеня бокалами, мы тоже
Запеваем песенку свою.
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса.

*     *     *
Батарея

… Зубков отложил томик Пушкина, который всегда лежал у него в правом ящике стола и потянулся рукой к выключателю селектора. Редкие минуты чтения были необходимы ему, как воздух. Особенно Пушкин. Неважно что – стихи, проза. Для него в пушкинских строчках был какой-то неуловимый необыкновенный ритм мысли и слова, от которого через несколько минут чтения голова становилась ясной, мысли четкими и внятными.
Зубков нажал кнопку вызова - дежурный, командиров орудий и всех служб через 10 минут ко мне.
- Позвольте доложить диспозицию, господа «енаралы». - начал Зубков, когда все собрались – Вот что я хочу вам сказать, товарищи командиры. Вы понимаете, что пехотные подразделения, защищающие рубеж цементного завода – это, наш щит.  Сегодня мы отстрелялись неплохо и здорово им помогли, но, думаю, немцы к утру придут в себя и завтра снова попытаются продавить нашу оборону. Если оборона будет прорвана, нам прикрыться больше нечем, тогда нам всем придется погибнуть. Вспомните, как погибла канонерская лодка «Кореец»? Команда, не желая сдаваться, взорвала корабль, но вот нам сделать это, ну никак нельзя. Поэтому хочу изложить свои соображения. Полагаю, что завтра немцы не будут сосредотачивать «кулак» для прорыва, а предпочтут наступать по всей линии обороны, усилив отдельные участки танками. Думаю, начнут они в 5, не раньше. Как там написано у них в уставе? – война войной, а завтрак по расписанию? Поэтому предлагаю начать артподготовку не дожидаясь немецкой атаки». - Зубков открыл карту. – Протяженность линии их атаки будет примерно 2400 метров. При плотности огня 10 снарядов на 100 метров немецкого переднего края, расход составит 60 снарядов на орудие. Темп стрельбы 10 секунд на выстрел, стрелять будем в три этапа. Сначала обрабатываем передний край, через 10 минут переносим огонь на 500 метров вглубь немецких позиций и еще 10 минут с тем же темпом. Потом снова обрабатываем передний край. Итого полчаса. Начало артподготовки 4.50 утра. Службе обеспечения огня - обеспечить своевременный подвоз боеприпасов к промежуточным погребам и зарядным ящикам. Наблюдателям и зенитчикам - не пропустить нападение немецкой авиации на огневые позиции батареи. Головой отвечаете. У меня все. Какие будут предложения»? … 




*     *     *
Наблюдатели
               
           Сашка сидел в развилке старого дуба и смотрел на хребет отрога сопки, лежащей внизу.  Сизый туман отдельными клочьями сползал с перевала и оторвавшись, стремительными кусками летел по ущелью к морю. Было тихо и только шум ветра на перевале был ровным и спокойным, так шумит только море, и действительно казалось, что слышно, как где-то далеко шумят волны…
Большая серая птица резко взлетела из леса и кругами пошла по ущелью. Сашка от неожиданности вздрогнул.
- Спугнули - раздался внизу громкий шепот - да ты внимательно гляди, вон они на хребте уже - и только тут Сашка увидел немцев. Все в маскировочной форме, прижимаясь к краю леса, они короткими перебежками двигались вверх. - Егеря, - сказал Савельич - десять человек, с пулеметом. Косторез, мать твою…
- Ты как тут, Савельич, ты же спать должен, ты, ты…
- Да с тобою все проспишь, я их уж минут пять, как гляжу, а ты и не слышишь.  Эх ты, разведка. А я волка всегда на подходе чуял, а вот меня волк - никогда.  Давай, командуй наших на позиции. Таким шагом они через четверть часа будут здесь.
- Савельич - сказал Сашка - встань где хочешь и как хочешь, твоя задача пулемет. Чтоб он ни единого выстрела не сделал, ты понимаешь?
- Да понимаю, понимаю, считай нет у них пулемета. Мой выстрел первый, потом гранаты, как договаривались.
-  Ажур - Сашка шмыгнул в кусты….
Слившись, в предрассветной темноте леса, за одно целое со стволом громадного дерева Сашка смотрел, как немцы выходили к поляне. Один из них, видимо старший, поднял вверх руку. Все замерли. Два фрица, которые шли последними, бесшумно залегли и установили пулемет. Старший повернулся лицом к поляне … Трах-тах - раздался выстрел «токаревки» и немецкий пулеметчик ткнулся лицом в траву. Сашка едва успел спрятаться за толстый ствол, как стали рваться гранаты. Их осколки превращали кору могучего дерева в труху и пыль. Все, последняя, Сашка выскочил из-за дерева. Похоже всех уложили - подумал он. За соседним деревом мелькнула тень. Второй номер немецкого пулеметного расчета бежал мимо дерева прочь от поляны, не заметив, что за ним стоит Сашка. Сашка ловко выставил ногу, немец покатился по траве, но тут-же вскочил, в руке его блеснул нож. 
- Брось ножик, падла - сказал Сашка и пошел на немца расставив руки.
Немец сделал выпад, Сашка увернулся и резко взмахнул левой рукой. Немец выронил нож и снова покатился по траве, закрыв лицо руками и страшно воя.
Через мгновение Сашка уже сидел у немца на спине и связывал ему руки брючным ремнем.
- Ну как, покурил? - спросил он немца, перевернув его на спину. Лицо пленного было красным из глаз текли слезы.
- Чем это ты его? - спросил подошедший Савельич.
 - Махорочкой.
- Ишь ты, и где научился?
 - Научил, как-то, один фраер на Привозе. Я его неделю потом по всей Одессе искал. Жалко не нашел. Видать залётный какой-то был.  Ну да ладно, спасибо за науку хорошему человеку.  А я всегда в разведку с собой пачку махорки беру. Мало ли что. И от собак присыпать можно. А старшина, начпрод, не дает, зачем тебе, ты все равно не куришь! Ну, не курю, правда. Так я других угощаю…
… Встать! - сказал Коган по-немецки. Немец ошалело мотал головой и выл.
- Саша, промойте ему глаза.
- Товарищ лейтенант, да у нас воды - одна фляга на четверых.
- Сержант Литвиненко, выполняйте приказ!
Сашка разорвал пакет и смочил бинт водой. Немец шарахнулся от него как ошпаренный.
 - Да он его боится, товарищ лейтенант. Ей богу.
-  Ну тогда вы, Маштаков.
- Подними голову - Савельич промывал немцу глаза и бормотал про себя, - лучше бы я тебя в паре грохнул с дружком твоим, лежит вон тоже с промытым глазом, воду еще на тебя тратить.
- Маштаков, мы не можем так обращаться с пленными. Тем более что я его должен допросить.
- Wie hei;en Sie? Как твое имя?
- Rang? Звание?
- Einheitennummer? Номер воинской части?
- Какое задание выполняла ваша группа?
- Мы должны были уничтожить русских корректировщиков.
- Как вы должны были известить свое командование о выполнении задания?
- Мы должны выпустить две зеленые ракеты, а ровно через полминуты еще две.
 - Кто должен пускать ракеты?
- Гюнтер и я, ракетницы только у нас.
- Сейчас ты выйдешь на открытое место и по моей команде выпустишь две зеленые ракеты. Подойди сюда. Смотри.
Коган перевернул убитого немецкого пулеметчика. Пуля Савельича попала ему прямо в глаз и вместо глаза на лице убитого было огромное кровавое отверстие.
- Ну как впечатляет? Это он так стреляет - Коган показал на Савельича. - Он из Сибири.
- Да, да, Сибирь, ужасное место, я читал - пробормотал немец, лицо его стало белым.
-  Да, Сибирь – это край зверей. Там у них все так стреляют. С детства. Это у них как дышать. Так что без глупостей.
- Саломатин, возьмите ракетницу, встаньте вот за теми кустами и по моей команде дайте две зеленых.
 - Он пустит две ракеты, а через тридцать секунд ты выбежишь на середину вот этой поляны и выпустишь две зеленые ракеты. Потом поворачиваешься и спокойно идешь к нам. Ты понял?
- Саша, развяжите его, дайте ему ракетницу и две зеленые ракеты …
… Две зеленые ракеты с шипеньем расцвели в предрассветном небе. И через полминуты еще две.
                *     *     *
Коган крутнул ручку полевого телефона - Колыванов как там у тебе на болоте? Все в порядке? Сейчас к тебе пойдет пленный, язык. Сам пойдет, встреть его у кривого дерева, придет смена немедленно переправьте его на батарею. Понял, сделаем товарищ лейтенант - ответил связист.

                *     *     *
- У тебя есть возможность сохранить свою жизнь, выбирай - или тебя сейчас расстреляют или ты сам, добровольно, пойдешь в расположение нашей части. Надеюсь, у тебя есть сведения, которые могут быть интересны нашему командованию. Например, номера воинских частей, их расположение, состав и имена командиров? Пока будешь идти, вспоминай все что знаешь. Предупреждаю, если ты будешь молчать или начнешь говорить неправду - тебя расстреляют сразу. Тебя будут допрашивать знающие люди и им некогда будет разбирать твою ложь. Поэтому вот мой тебе совет, если хочешь сохранить свою жизнь – только правда может спасти тебя.
- Ну что, будем готовить тебя к отправке - Сашка взял немецкий нож и подошел к немцу. Он деловито распорол на нем галифе от гульфика до пояса и развязал ему руки - Штаны держи.
- Савельич, держи его на прицеле, на всякий случай. Готово, товарищ лейтенант, можно пускать.
-Ты пойдешь по этому склону к тому кривому дереву. Видишь? Не вздумай бежать. Он застрелит тебя раньше, чем ты сделаешь третий шаг. Тебе все понятно? Иди.


                *     *     *

Товарищ старший лейтенант, вас командир НП просит
Зубков взял трубку - Ну что там у вас? Приходили гансы?
- Пришли, десять человек, с пулеметом. Мы организовали им прием, как в лучших домах. Одного взяли живым, сейчас он на болоте у связистов. Я приказал с первой же сменой переправить его к вам. А для немцев, мы сразу дали условный сигнал, что нас нет.
- Ага, четыре зеленых, видел. Как думаешь, гансы поверили?
- Думаю, да.
- Что видите?
- Немцы за ночь мелкими группами рассредоточились по всему фронту. Два танка стоят за каменным домом, прямо напротив нашего Сарайчика, а два стоят за Домом культуры недалеко от моста.
- Ага, я так и думал. Давай корректировщика мне на трубку, начинаем работать
Зубков включил микрофон громкой связи - Боевая тревога, орудия на позиции. Расчеты, к орудиям, орудия к бою. Внимание наблюдателей. Смотреть воздух в четыре глаза…
Ровно в 4.50 батарея начала обстрел изготовившегося к атаке противника.

*     *     *
Telefongespr;che

(Из докладов командирам подразделений 73 пехотной дивизии 5-го армейского корпуса вермахта о выполнении задания по уничтожению группы русских корректировщиков на высоте 555 «Сахарная голова», по телефону)

… - Зеленые ракеты, господин лейтенант, это условный сигнал. Русские корректировщики уничтожены. Да, я уверен, я видел Курта в стереотрубу, он вышел на поляну и выпустил две ракеты, нет, Гюнтера я не успел рассмотреть, он пускал ракеты первым, но Курта я видел, как на ладони…
… - Господин полковник, задание выполнено, получен условный сигнал, корректировщики уничтожены…
… - Да, господин генерал, так точно, корректировщики уничтожены, мы начинаем. Но все же предлагаю накрыть батарею авиацией. Слушаюсь, больше не давать идиотских советов …

                *     *     *
(Из доклада командира 173 артиллерийского полка подполковника Отто Хитцвельда командиру 73 пехотной дивизии 5-го армейского корпуса вермахта генералу Рудольфу фон Бюнау, по телефону)

… - Господин генерал, он стреляет как дьявол. Такое впечатление, словно он стреляет на полигоне, на котором ежедневно тренировался много лет и что у него давно пристреляно все до сантиметра. Да, господин генерал, я знаю, что такое контрбатарейный огонь. Но, к сожалению, этот русский тоже это хорошо знает. Наша дальнобойная батарея была размещена в местечке Гейдук. Она смогла дать только два пристрелочных залпа и через десять минут из четырех орудий осталось только одно. А это почти 15 километров. По нашим данным на русской батарее установлен большой корабельный оптический дальномер. Поэтому, он не пристреливает цели, а бьет сразу на поражение, как в тире. Прошу, помогите авиацией или мы застрянем тут надолго …

                *     *     *
(Из разговора командира 73 пехотной дивизии 5-го армейского корпуса вермахта генерала Рудольфа фон Бюнау с командиром 51 эскадры Люфтваффе полковником Эрнстом  Купфером, по телефону)

… - Полковник, нам очень мешает эта батарея. Не могли бы ваши «асы» заставить хоть ненадолго её замолчать. А лучше навсегда.
- Господин генерал, мы пытались ее атаковать несколько раз, но каждый раз неудачно.
- В чем причина неудач?
- Я не хочу оправдывать моих, как вы сказали, «асов», но батарея очень неудобно расположена - при атаке со стороны перевала самолеты попадают под огонь зенитных орудий, расположенных на склоне, а при атаке со стороны моря склон горы не дает возможности машинам выходить из крутого пике.  В дополнение ко всему, при подходе наших самолетов русские ставят дымовую завесу и летчики очень плохо видят цель.
- Черт побери, неужели действительно вы ничего не можете сделать?
- Ну почему же? Господин генерал, наши инженеры работают и сегодня у меня имеется отличный сюрприз для этих артиллеристов. Думаю, что после такого подарка, они не смогут стрелять из своих пушек неделю, а то и больше.
- Вы меня очень обяжете, полковник. Надеюсь на вас. Заранее благодарен …

*     *     *
Батарея

Немецкий бомбардировщик «Юнкерс-87» зашел на позиции батареи со стороны солнца на большой высоте. Заградительный огонь наших зениток не дал особого эффекта.  На выходе из пике самолет сбросил четыре гигантские сигары, которые со диким воем понеслись к земле.  Не долетев до земли, сигары раскрылись на две половинки, как стручки гороха, и из них посыпались сотни крылатых цилиндров. Это было немецкое взрывное устройство «Дикенвенден-2Б» - противопехотная крылатая бомба-мина СД-2Б "Бабочка", изобретение специалистов «Люфтваффе». Бомбы, порхая, как бабочки, на тонких круглых металлических крылышках, засыпали собою боевые позиции батареи. Каждая десятая бомба при соприкосновении с землей взорвалась с жутким грохотом и большим количеством осколков, нанеся непоправимый ущерб окружающим деревьям и кустарникам. Остальные бомбы остались лежать на земле неразорвавшимися. В некоторых из них тикал часовой взрыватель. Это была страшная затаившаяся до времени смерть …
… - Товарищ старший лейтенант, докладывает минный пост: бомбардировка произведена бомбами замедленного действия.
- Личному составу укрытия не покидать! Командира минного отделения ко мне!
Дверь командного пункта открылась и вошел высокий, могучего телосложения моряк.
- Командир минного отделения старшина второй статьи Прохоров по вашему приказанию прибыл – отрапортовал вошедший.
- Старшина, доложите обстановку.
- Это «бабочки» - сказал Прохоров - подлая вещь. Все сразу они не взрываются. Они будут рваться сериями через каждые пять минут по установкам на часовых взрывателях, некоторые, через пять, некоторые - через десять, некоторые - через пятнадцать и так до получаса. На взрывателях можно установить любое время и задать любое количество взрывов в одной серии и сделать любое количество серий из шести, угадать это нельзя. Но в этом не вся подлость этой штуки. Это только половина боеприпаса. Остальные бомбы, после удара о землю, это уже мины поставленные на неизвлекаемость - они взрываются при малейшем прикосновении. 
- По докладам зенитчиков немцы сбросили на наши позиции четыре большие кассеты.
- Большие? Это, без малого, почти шестьсот штук. Ну вот, половина взорвется сама, останется триста штук. Сначала надо подождать полчаса, потом можно приступать к разминированию.
- Как будем разминировать?
- Подрывать будем "кошкой" с бушлатом. Каждую. По-другому никак.
- Старшина, нужно будет организовать несколько групп разминирования, по количеству бойцов в твоем отделении. Сколько у тебя в отделении минеров?
- Вместе со мной - шесть.
- Значит будет шесть групп, по три человека, в каждой группе – минер старший. Возьми двенадцать человек добровольцев.
- Товарищ старший лейтенант, тогда мне «выброски» нужно метров 200 и бушлатов старых десяток, "кошки" у меня есть.
- Зайдешь в хозчасть, скажешь я приказал. Ждем время – Зубков посмотрел на часы – пока проведи подробный инструктаж и приступаем к разминированию. Сначала проход к огневым позициям, потом орудийные дворики, потом остальное. Через тридцать пять минут начинайте. При изменении обстановки докладывать мне немедленно.
- Есть докладывать.
- Соедини меня с пехотой – попросил Зубков телефониста.
- «Стена», я «Прибой», вызываю 17-го. Пехота на проводе, товарищ старший лейтенант – телефонист протянул Зубкову трубку.
- Здесь первый.
- 17-й слушает.
- Георгий, не обессудь, помочь тебе сегодня не смогу, меня бомбер «бабочками» засыпал.
- Паскудная штука. И безжалостная. Попадал под них один раз. Пока всех не добьёт - не успокоится. Чем я тебе могу помочь?
- Я, конечно, постараюсь откопаться быстро, но если бы ты саперов своих ко мне отправил, тогда дело бы куда быстрей пошло.
- Сейчас скажу деду чтоб запрягал всех своих коней и быстренько перебросил все отделение к вам.
- Мы сейчас по норам сидим и встретить их не сможем, поэтому пусть начинают разминировать проход нашим на встречу. Скажи капитану: «бабочки», похоже три сотни. "Кошкой" надо ...
- Да уж скажу, только они и сами с усами, а ученых учить, знаешь, только портить.
- Это точно. Ты сегодня без прикрытия остался, гансы это знают, похоже сейчас попрут, так что давай держись.
- Попрут говоришь? Пусть попробуют. Теперь у нас все есть для достойной горячей встречи. Тебе спасибо.
- Не за что. Удачи вам.
- И твоим не хворать. …

*     *     *
Наблюдатели.
- Что пригорюнился, Санек? - спросил Савельич. 
- Да кислое дело, Савельич. Телефонисты вчера всю ночь повреждение искали, потом тянули запасную линию. Им не до нас было, поэтому ни воды, ни еды, нам не принесли. Сухари вроде у нас еще остались, а воды нет ни капли. А днем не сунешься, на склоне все, как на ладони. Снайпера шарашат уж который день. Если связисты вечером питание доставить не смогут, двоих ребят отправлю к ним на подмогу, ну ночью они вернутся, но мы-то до темноты без воды тут сдохнем.
 — Да, беда, а ты сказал бы, я бы уж давно воды принес.  Когда я давеча тут шарил по округе, родничок нашел в лесу, отсюда ну полкилометра не больше, разреши, я схожу за водой.
- Савельич, ну ты даешь! Ты чего молчал-то?
- Да мне как-то и не к чему было. Так чо, идти или как?
- Давай иди по-быстрому, только возьми с собой кого.
- Да нет, мне одному сподручней и шума меньше. Собирай фляги, да я побег.
… Укрываясь за деревьями, Савельич тихо шел по лесу. Вот и родник, спрятался на склоне в глубине большой замшелой ямы. Какое-то тревожное чувство вдруг возникло у Савельича внутри, он прислушался, да нет, вроде все ничего, и он спустился к роднику. Напился холодной родниковой воды и стал наполнять фляги. Фляг было девять, все они были надеты на немецкий солдатский ремень. Савельич закрутил колпачок на последней фляге и приподнял потяжелевший пояс.  Тяжелые. Вдруг Савельич услышал, что где-то в лесу негромко хрустнула ветка, он осторожно выглянул из ямы и увидел между деревьями, что прямо на него идет немец с автоматом на перевес.  Сто метров, прикинул Савельич. Он выстрелил, практически не целясь и выскочил из ямы волоча за собой пояс   с водой. Сзади раздалась автоматная очередь и пули защелкали по листьям и стволам деревьев. А, чтоб тебя, Савельич упал на землю, перекатился и выстрелил на вспышку. Он только увидел краем глаза, как второй немец вываливается из-за дерева, снова схватил свою тяжеленную ношу и побежал …
… Когда Сашка услышал первый выстрел у него все оборвалось внутри. Савельич!
- Вадик, Валька, за мной, бегом! - Застрекотал немецкий автомат, трах-тах ответила токаревка, автомат замолчал. Ну да, Савельич не мажет, подумал Сашка. Сколько их?  Снова ударил автомат. Бил короткими, за ним второй, прижали похоже, головы не дают поднять. Да нет, Савельич за просто так в обиду себя не даст. Он один пятерых стоит. Сашка бежал   напрямую через кусты и ветки орешника больно били по мокрому лицу.
 - Валька, ты обходи справа.  А я прямо, я их на себя отвлеку. А ты, Вадик, ты слева, постарайся подойти на бросок гранаты - и Сашка побежал дальше.
Немецкие автоматы стреляли уже совсем рядом. Впереди открылась широкая прогалина. Сашка не глядя и не разбираясь дал для начала длинную очередь от живота и рухнул в сухую траву, в два приема ужом подполз к дереву и из-за дерева дал еще очередь, но уже прицельно.  Похоже для немцев такое Сашкино вступление было неожиданностью. Трах-тах снова бухнула токаревка, похоже одному из фашистов эта секундная заминка стоила жизни. Впереди слева грохнула граната, потом еще одна, справа ударил ППШ, немцы, отстреливаясь, стали отходить в лес.
- Савельич, ты где? - крикнул Сашка.
- Да вот я.
- Чего лежишь, вставай!
 - Саня, похоже зацепило меня… 

                *     *     *
… Сколько их было? спросил Коган. Откуда шли?
- Шли со стороны Неберджая.  На Савельича вышло отделение, мы пять человек уложили: Савельич трех и мы с Валькой, двоих, остальные ушли, похоже это разведка, а основное подразделение, наверное, рота, где-то на подходе. Сейчас подвалят.
- Саша, нужно уходить, бери ребят, Савельича и быстрым шагом тащите Савельича на «Лысую».
 -Чо, тащите, я сам доковыляю, хоть и на одной ноге!
Коган взял немецкий пулемет. - Давайте быстрее, я вас прикрою.
- Тогда я тоже останусь - сказал Сашка.
- Нет - сказал Коган – я, как командир, отвечаю за всё и лучше знаю, что кому нужно делать.  Что толку, если мы все тут погибнем? А с «Лысой», что, корректировать огонь не надо? Там внизу пятьсот человек стоят насмерть. И надеются на нас.   Младший сержант Литвиненко, выполняйте приказ: вывести группу через минное поле на «Лысую»! Саша, ведь только ты найдешь «заход – проход» в этом чертовом минном поле, все, выполняйте, дорога каждая секунда.
- Есть, вывести на «Лысую». Внимание, группа слушай команду: идем по хребту, на склон не спускаться, если немцы появятся, то только слева. Остапец - ты идешь первым, увидишь вешки – командуй - группа стой. Саломатин, Стрельцов - помогаете Маштакову, я - замыкающий, бегом, марш.
Саша, повремени минутку - сказал Савельич – правда, негоже оставлять лейтенанта одного. Давай, я, пожалуй, с ним останусь, да и ходок из меня сейчас, сам видишь, хреновый. Я только тормозить вас буду. А я лучше тут лейтенанту подсоблю. Как ему одному с пулеметом-то управляться? Пока, ребятки. Привет там нашим…

                *     *     *
… Сашка стоял в рваной гимнастерке, без пилотки и слезы текли по его грязному лицу.
- Сашка, ты, ты что?
- Товарищ старший лейтенант, мне стыдно, что я вернулся.
- Молодец, Саша, что вернулся. Мне уж доложили.
- Простите, я Савельича не уберег и лейтенанта. Понимаете, я теперь в таком долгу перед всеми, что мне никогда не отдать. Понимаете, в тот последний миг все пронеслось у меня в голове, ну  ничего я не мог сделать, понимаете, как правы они были, и лейтенант, ну не мог он позволить или приказать кому то, погибнуть за себя, и Савельич, ну какой из лейтенанта пулеметчик, с его то зрением, а из Савельича, ясно, ходок был никакой, он понимал, случись что, мы его не бросим и всем тогда хана, а группу нужно было выводить. Лейтенант с Савельичем почти час оборону держали. Мы уж на «Лысую» поднимались, когда бой затих. Я ведь, вешки когда снимал, проход запомнил, и мы с Валькой, вечером, как чуть стемнело, пошли на Сахарную. Немцы ушли, даже пост не выставили, и убитых своих унесли всех. Нашли мы наших, и лейтенанта, и Савельича, в воронке их похоронили. Пирамидку я там сложил, такую приметную, из камня…

 (конец первой части)