1945. Войне конец. Отец вернулся

«И забыть не можем ничего мы...»
Л.Ошанин

Война закончена в мае 45-го. Нашей Великой Победой.
Радость непередаваемая, всеобщая. Столица, города большие и маленькие ликуют, не отстают от них сёла и деревни, от м;ла до вели;ка, – праздник!
Праздник… со слезами на глазах: чествуем героев, вернувшихся с фронтов, вспоминаем тех защитников, кто лёг за нас на веки вечные и никогда уже не вернётся.

В последних днях декабря 45-го, перед самым Новым годом пришёл отец.
А на нашей кавказской окраине особенного энтузиазма демонстрировать, получается, некому. Остававшиеся под оккупацию активисты, в основном, русские, были местными предателями преданы фашистам и расстреляны. Местные, (я умышленно не называю эти две народности: они впоследствии своё вполне получили), как проявившие «гостеприимство» немцам, насупились: праздник не для них! Почуяли, что час расплаты неумолимо приближается.
И – наступил! Сталин не стал особенно разбираться по конкретным именам, а просто сослал «всех сразу» подальше от веками обжитых и насиженных мест. Часть – в Казахстан, часть – на север. Как бы «посадил», ни много, ни мало, а всех местных, от мала до велика, и – на 25 лет.
Так что праздник Победы в этих ранее благодатных советских краях особенно и не праздновали, кто по причине справедливой-несправедливой ссылки, а кто и не хотел «публичных выступлений»; всё прошло по-тихому, без помпы.
Город Микоян-Шахар переименовали в Клухори, а вся область была передана Грузии. Потихоньку грузины стали заполнять образовавшийся «вакуум». Отец мой сразу почувствовал резкий дискомфорт в отношении изменившегося «климата» и принял решение нашей семье переселиться, уехать из этих предательских мест навсегда.
И куда? И кто и где нас ждёт?
Да, были у нас родственники на Кавказе: в Пятигорске, Кисловодске, Новочеркасске, но Кавказ, как место нашего нового обитания, отец исключил (как бы по утрате доверия) напрочь, и через военкомат оформил направление на «новое местожительство» – по месту своего рождения – «Слобода Даниловка Усть-Медведицкого округа, Донской Епархии», теперь это уже Сталинградская область. Здесь нас тоже ждать некому, поскольку родственников на горизонте видно не было.
С окончанием войны началась демобилизация: страна переходила на мирные рельсы.
В части отца из двух капитанов одного надо было «отправить на гражданку». Вызвали в штаб, речь была короткой: у папы две гражданские специальности, – преподаватель и землемер, а у его коллеги – ни одной. Решение ясное… Дали ординарца помочь с переездом, и – вперёд!
Поблизости от Даниловки, в станице Сергиевской, отцу предложили место районного землеустроителя… Здесь мы и «осели капитально», а на какое время – Бог весть! А Он распорядился: не на долго, потому что есть на земле ещё места интересные, которые вам всем посмотреть не мешает. В своё время!..
Нечерноземье, послевоенная разруха, неурожайные годы, надвигался настоящий голод. Но страна вышла победителем из страшной мировой войны, родители были молоды, оптимистичны: «Нам нет преград ни в море, ни на суше», – гремел по радио Марш Энтузиастов.

Папа был призван в апреле 1942-го года. До войны – «на гражданке» – без отрыва от преподавательской работы, он поступил на заочное отделение МГУ на «мехмат», первую сессию сдал на отлично, и уже имел производственный опыт преподавания в вузе (математика и начертательная геометрия), плюс опыт геодезиста-землеустроителя (с 1930 года). Конечно, он был уже «кадром» не простым-необученным, а уже готовым к серьёзным делам, востребованным в боевых условиях.
4 месяца «учебки», и с августа 1942-го года он уже – на передовой.

Вот скупые выписки из военного билета моего отца – гвардии капитана Федосова Евгения Ивановича – о его участии в Великой Отечественной войне.
С августа 1942-го по декабрь 1943-го года он на Северо-Кавказском фронте, – начальник разведки полка.
С декабря 1943-го по март 1944-го года – помощник начальника развед.отдела штаба дивизии на 1-ом Украинском фронте. Затем на 4-ом Украинском фронте по декабрь 1945-го года – до демобилизации – помощник начальника развед.отдела штаба 18-ой Армии.
Что и говорить: славная боевая карьера! Главное в которой – ВЕРНУЛСЯ!
За боевые заслуги отец был награждён:
Орденом Отечественной войны,
тремя Орденами Красной Звезды и
двумя медалями: «За оборону Кавказа» и «За Победу над Германией».
Прекрасный боевой «иконостас»!

На фронте отец был дважды ранен: «планки» – красная и жёлтая.
Свой боевой путь он закончил на 4-ом Украинском фронте в Чехословакии.

К сожалению, в его военном билете «последнего образца» 1968 года, о боевых наградах ветерана ни единой записи, – «скромный молчок», будто бы через 23 года после Победы о вкладе ветеранов власти «запамятовали»…
В мирное время, правда, бывших фронтовиков награждали юбилейными медалями, видимо, также, как и отца, – без записи в военном билете, уж, ладно…

«Трофеи», вывозимые с фронта, конечно устанавливались каждому участнику персонально непосредственным военным начальством. С учётом непритязательного папиного характера, ему достались вещи, хоть и довольно крупные, но, на первый взгляд, непрактичные применительно к послевоенной обстановке «на гражданке».
Самым крупным «трофеем» был ковёр. Вроде как персидский, красный, «с огурцами». Немаленький: размером порядка 4х3 метра. Тогдашняя почта не принимала, так как превышался допустимый для посылки вес в 2 раза. Тогда наш боевой капитан принял решение, после которого почта посылку приняла без вопросов: папа разрезал ковёр своим ножом на две равные части, упаковал в две посылки, и вопрос был решён. А что другого можно было придумать, тем более, что своих «жилых площадей» для размещения такого здоровенного ковра не было и не предвиделось в ближайшем будущем? Так в этом – «раздвоенном» – виде ковёр позволил нашей семье выжить, когда на частных квартирах нам приходилось спать на полу: одну половинку кладём на щелястый пол, откуда дует зимний ветер, чуть ли не со снегом, а второю накрываемся опять же всею семьёй.
Вторым «трофеем» был патефон «Электро;ла» немецкого производства начала века. Тоже вещь не маленькая, – здоровенный ящик, и только для стационарного пользования. Весом – килограммов 10, а то и больше, на пикник в лес не возьмёшь. Не сравнить с довоенными советскими патефонами, практически портативными. Но звук у этого «мастодонта» был превосходным, громовым. Раструб «динамика» выходил на переднюю стенку, закрываемую дверками, а при открытии дверок раструб ещё более увеличивался, а вместе с тем и – звук. В конце пластинки происходило автоматическое отключение аппарата. Регулятор скорости позволял выбрать любую частоту: от 78 оборотов практически до нуля.
В приложении к патефону – грампластинки. Особый интерес вызывали пластинки-гиганты с записями классической музыки; здесь были и непревзойдённый Чайковский с музыкой из «Щелкунчика» и «Лебединого озера», и признанные немецкие классики – «философы» Бах, Бетховен и громоподобный Вагнер. И в этом случае говорить о непрактичности моего отца не следует, скорее надо – о прозорливости, потому что, пожалуй, именно с этого и началась в нашей семье, по крайней мере, у меня лично, любовь к настоящей музыке. 
Бо;льшая часть пластинок на 78 оборотов была разбита в результате многочисленных переездов с места на место, но классика «жива» и по сей день! Хотя со временем стала изрядно «шепелявить»…
Трофейных «тряпок» практически не помню, кроме одного старого папиного пиджака, в который я был облачён по случаю вечера в родной Пушкинской школе на встрече нового 1955 года: материальное положение семьи не дозволяло «наряжаться», даже и через 10 лет после Великой Победы.

Все эти «трофеи» в принципе – мелочь, несоизмеримая с людскими потерями: отец воевал… за другое.
Победил и вернулся, вот – Главное! 

2020