03. Метафизическое понимание опыта

Третьим догматом эпистемологии является учение о чистом эмпиризме, согласно которому, будто бы существуют чистые факты без примеси истолкования. Но это нелепо, так как факт есть по определению отражение действия субъект-субстанции, схваченное человеком в его орудийно-языковой практике. Тем не менее, позитивисты, отгородившиеся от всякой разумной критики и материалистической диалектики каменной стеной, строили на этом шатком основании настолько антинаучные теории, что впоследствии заставили их кинуться в иную крайность, а именно - отрицание эмпирических фактов вообще, о чём будет сказано в следующем подразделе.

Исходя из этой ложной гипотезы о существовании «чистых фактов» позитивисты делают массу ложных и нелепых выводов, в том числе таких, согласно которым невозможно умозаключение от фактов к долженствованию, получивший наименование Гильотины Юма, в честь английского агностика, придумавшего его. В области теории же эпистемологисты вывели из этой догмы принципы верификации и фальсификации, согласно первому, гипотеза может считаться научной в том случае, если её можно проверить при помощи чистых фактов; а согласно второму, гипотеза может считаться научной в том случае, если возможно привести факты, её опровергающие. Ясно, что исходя из таких ложных и метафизических посылок, многие научные теории не укладываются в это прокрустово ложе, и объявляются позитивистами ненаучными. Так, например, многие позитивисты считают на основании этих теорем ненаучной религию, утверждая, что будто бы таким образом они её опровергли. В действительности, поскольку всякий факт является априори интерпретированным, представляя собой композит явления и интерпретации, то такое заявление не относится к религиозным воззрениям, так как если позитивист заявит какой-нибудь святоше, что не существует фактов, доказывающих бога, то святоша скажет ему, что существование бога подтверждают чудеса, свидетелем которых он был лично, затем существование природы, которая должна иметь при-чину в нематериальном боге-творце, и наконец, «нравственный закон» в его душе. А если тот святоша будет также и начитанным книжником, то он ещё сошлётся на учение позитивиста Майкла Полани, согласно которому существуют только личные факты, притом не все из них могут быть переданы в словесной форме от человека к человеку, так что «Мы можем знать больше, чем способны рассказать» – следовательно, факт явления божества, или сияющего ангела с крылами, или святого Николая-Угодника просто недоступен в данный момент позитивисту, чем и объясняется его безверие. Затем святоша предложит позитивисту применить свой принцип верификации на практике, и проверить существование божественной реальности на деле, повторяя все религиозные обряды и исполняя заповеди. А если позитивист, зажатый в тиски между собственным никуда не годным постулатом и софизмами какого-либо богослова, решит проверить существование бога предложенным ему способом, и станет исполнять посты, исповеди, литургии, читать молитвы, евангелия и жития святых старцев, четь-минеи, псалтири, номоканонцы и маноканонцы, и каждую ночь совершать ночные бдения – то есть насильственно лишать себя сна, проводя время в размышлениях о божественных чудесах и собственных греховодствах – то в скором времени ему и в самом деле начнут видеться все те образы, о которых рассказывают церковники и монахи, и когда они станут для него «несомненным фактом», то религиозных фанатиков будет уже двое, так как принцип верификации в принципе не способен противостоять религиозной пропаганде, подкреплённой известной долей остроумия, эрудиции и наглости. Аналогичной будет ситуация и в случае, если позитивист попробует опровергнуть фанатика при помощи догматики фальсифицируемости, сфальсифицированной на пустом месте для обмана невежественных граждан австрийско-английским идеологом Карлом Поппером, который сам себя провозгласил философом в надежде обогатиться, что ему, собственно, при жизни и удалось. Позитивист-попперист скажет, что религия является ненаучной, так как не предполагает фактов, при помощи которых её можно опровергнуть. На что поп ему может сказать, что религия вполне опровержима – для её опровержения достаточно умереть и не попасть ни в ад ни в рай; или апологет может перейти в наступление, и озадачить позитивиста вопросом: как тот может опровергнуть существование непосредственно воспринимаемых ощущений, утверждая, что ощущает бога непосредственно, не умом, а сердцем, которое заблуждаться не может, и потому критерий фальсифицируемости на него не распространяется. В таком случае позитивист попадает опять в идиотское положение, и вынужден будет либо утверждать вздор, что якобы эмоции и чувственно воспринимаемый мир нереальны, поскольку по причине своей тотальности не могут быть фальсифицируемы, и тогда он попадает в болото солипсизма, из которого он уже ничего никому, разумеется, доказать не сможет – либо он будет вынужден признать, что существует опыт, который не подлежит фальсификации – и тогда ему уже недалеко до признания, что духовный опыт церковников имеет место быть, и почему бы самому его не испробовать? В этом случае, нашему горе-позитивисту опять-таки прямая дорога в религию.

Ещё более сокрушительное поражение теории верификации и фальсификации терпят со стороны диалектического материализма, который они тщетно пытаются опровергнуть – так как это поражение основано не на теологических софизмах, а на логике самой реальности, не желающей мириться с той клеветой, которую на неё возводят эпистемологисты, утверждая, что либо реальности вовсе нет, либо что она непознаваема, либо что создаётся их собственным воображением. Допустим, некий позитивист, вооружённый верификационическим теологуменом, станет утверждать, что диалектический материализм ненаучен, поскольку его никак нельзя проверить, то есть будто бы нельзя привести никаких фактов, которые бы подтверждали существование материальной субстанции либо противоречий в ней. Против этого можно выдвинуть по меньшей мере четыре возражения:

1) Чистых фактов без реальности нет – ведь если допустить, будто факт, то есть нечто, возникает без причины, то это будет нарушением общепризнанного принципа ex nihilo nihil sunt, что нелепо и смешно, и не может быть принято ни одним здравомыслящим человеком. Следовательно, существует некая материальная сущность, порождающая явления, и тождество-различие между ней и миром явлений будет доказательством реального существования онтологических противоречий.

2) Чистых фактов без истолкования нет – ведь если мы предположим, что то или иное явление не опосредовано орудийной и языковой деятельностью, то его вовсе никак нельзя понять, и его восприятие никак не будет отличаться от восприятия оркужающей действительности какой-нибудь рыбой, кошкой, или собакой, или ещё какой-нибудь бессловесной скотинкой, которой в своём невежестве эпистемологисты стремятся уподобиться. А если нет фактов без истолкования, без детерриториализации явления в научно-материалистической картине мира, то сам метод верификации оказывается антинаучным, так как факт без интепретации можно толковать вообще как угодно.

3) Реальность тотальна, так как ей ничто не противостоит, и потому всякий факт будет на неё указывать прямо, если он ей соответствует, как верно истолкованные факты точных, естественных и социальных наук – или косвенно, как факты метафизиков, мистиков и визионеров, которые видят галлюцинации, хотя и не выражающие сами по себе никакой истины, но всё же порождаемые той же единой реальностью, и потому на неё указывающие, будучи истолкованными как софизмы либо как нездоровые состояния сознания. А поскольку бытию реальности противостоит ничто, то между ними имеется объективное противоречие, опять же указывающее на её диалектический, то есть противоречивый характер.

4) Диалектический материализм тотален, и потому лежит в основе науки, являясь наукой par excellence – и потому вопрос о научности диамата некорректен, и следует говорить о соответствии или не соответствии той или иной научной теории диалектическому материализму как основанию всякой научной истины. Таким образом, между наукой-в-себе как абстрактным миросозерцанием и наукой-в-диалектическом-материализме как конкретным миропониманием имеется диалектическое противоречие, ещё раз подтверждающее противоречивость самой реальности, неведомую эпистемологистам как невежественным метафизикам.

Совершенно аналогично эти четыре возражения могут быть применены и к догматической теории фальсификационализма. В том, что касается применения этих «критериев» для «опровержения» каких-либо частных теорий, гипотез или методов, то они оказываются никуда не годными, так как прежде всего, чистые факты для человека-в-обществе в принципе невозможны, и без истолкования в принципе ни о чём не говорят. Так, например, если мы отправим на луну робота, и этот луноход привезёт нам грунт с такими-то и такими-то параметрами, то это не будет опровержением того учения, что луна на самом деле состоит из голландского сыра, так как в момент прикосновения к нему лунохода он может превращаться в известную смесь минералов, и сколько бы позитивисты ни старались, до тех пор, пока они утверждают, будто факты могут существовать вне истолкования, им эту сырную теорию опровергнуть не удастся – так как отрицание конкретного истолкования фактов означает, что факты можно и нужно толковать как бог на душу положит, и ни одно мнение в такой ситуации не будет более весомым нежели другое. Также, следует сказать, что в бесконечной мультивселенной никакая проверка не может быть окончательной, и даже если позитивист станет днём и ночью проверять тот или иной факт, то он не сможет тем самым опровергнуть по существу претензии сумасшедших, мистиков, спиритуалистов и попов на то, что луна сделана из голландского сыра, человека из глины слепил собственноручно бог Яхве шесть тысяч лет тому назад, а святой Николай-Угодник самолично является всякому, кто сорок раз прочтёт псалтири и маноканонцы в его честь сорок раз подряд. Также и фальсификационализм не работает на бесконечных множествах фактов, которые практически нереализуемы, и потому ни одна научная теория, согласно ему, вовсе не является научной.

Наконец, сам принцип верификации должен быть верифицирован – но его верификация оказывается невозможной, опровергая его применение; а принцип фальсификации – фальсифицирован, и он таковым наоборот, является, опровергая сам себя; и оба они, следовательно, являются ложными, антинаучными, и должны быть отвергнуты всеми здравомыслящими людьми.

С этими выводами, наметившимися неявно в рамках позитивизма уже в 30-е годы XX века связан кризис эмпирической эпистемологии и её ниспадение в болото превратного языкознания, а вернее сказать, языконезнания, и возникновение и трансформации так называемого «логического позитивизма» и «постпозитивизма», о которых будет сказано в следующем подразделе.