01. Произвольная трактовка истории философии

Первым догматом эпистемологии, вытекающим непосредственно из доведённой до абсурда автономии рассудка, является догматический произвол в отношении всей предшествующей истории философии. Однако, этот произвол и эта догматизация отличаются от тех, что имели место во времена схоластики. При феодализме всякий философствующий метафизик, богослов или схоласт, оправдывал своё мнение ссылкой на авторитет церкви, на писаные церковные догмы, которые предшествовали всякому непосредственному философствованию и опосредовали его, прикрепляя к расчерченному и закодированному рифлёному пространству деспотической мысли. На основании коллективно зареплённых догм, опирающихся на авторитет божества, верховного помещика (именуемого в разных странах по-разному: королём, царём, басилевсом, императором, султаном и т.п.) и церкви происходило всякое философствование и принятие или отвержение предшествующих философов – например, критическая рецепция фрагментов Платона и Аристотеля в средневековой европейской, арабской и иудейской схоластике, и полное отвержение учения Эпикура как чувственного и богоборческого (чего стоит хотя бы тот факт, что средневековые схоластики, не имея представления о существовании Эпикура, объясняли происхождение наименования эпикурейской школы искажением гипотетического латинского выражения supracurantes – что можно перевести как заботящиеся сверх меры о многих бесполезных вещах).

Верно то, что вся буржуазная философия, как метафизическая так и диалектическая, отмежёвывается от предшествующей ей феодальной и античной, однако на раннем периоде (от начала Возрождения до Декарта) и на зрелом периоде (от Декарта до Фейербаха) эта детерриториализация остаётся творческой и продуктивной, наращивая проработанный проблематический материал, в котором вызрела и из которого произросла диалектико-материалистическая философия Маркса и Энгельса вплоть до наших дней. Однако поздняя буржуазная философия в лице ранних позитвистов, а затем и виталистов (Шопенгауэра, Ницше, Кьеркегора и всех буржуазных интеллигентов, кто им поверил), отмежёвывается уже от положительных достижений зрелого этапа, достигнутых Шеллингом, Гегелем, Фейербахом, и вышедшими за пределы объективного буржуазного идеализма Маркса, Энгельса, Дицгена и прочих пролетарских мыслителей. Что характерно, это отмежевание представляет собой движение не вперёд, а назад, то есть ретерриториализацию на проблема-тике автономного рассудка, непреложные выводы из которой с неизбежностью подчиняют автономию рассудка всеобщему сначала в абстрактной гегельянской, а затем и в конкретной марксистской формах, точно также, как рыночная мелкобуржуазная стихия, чьим выражением и является автономный рассудок эпохи просвещения, в силу своей логики порождает абстрактный порядок финансовых монополий, а затем конкретный порядок коммунистического общества. Позитивисты и волюнтаристы повернули назад, и несмотря на формально декларируемый отказ от метафизики и всей предшествующей истории философии, на практике они всего лишь выбирают из истории философии тех мыслителей, которые подтверждают их субъективно-идеалистические догмы, и воз-водят всяческую неправду на всех материалистов, а также на объективных идеалистов, иначе говоря, на всех философов, кто признавал и признаёт существование объективной реальности и возможность её познания вне зависимости от того, из чего составленной эту реальность считали противники эпистемологистов – из материи или из нематериальных призраков. Этим, в частности, объясняется появление такой пошлой и безграмотной книги как «Открытое общество и его враги» Карла Поппера, в первой части которой автор нападает на учение о государстве Платона, приписывая ему возникновение так называемого “тоталитаризма” в XX веке – гипотетического состояния государства, способного контролировать всю жизнь в обществе, вплоть до колебаний атомов и электронов, из которых состоят его граждане, и которое в реальности никогда и нигде не существовало, за исключением воображения либералов и позитивистов, которые в него веруют сильнее, чем маркетолог в силу рынка; а во второй – на учение Маркса и Энгельса. Смехотворная по форме, ничтожная по содержанию, эта книга стала настоящим талмудом всех позитивистов-антисоветчиков, обслуживающих идеологические интересы крупного финансового капитала. Основной ошибкой автора является не что иное как неспособность понять теории как Платона, так и Маркса – к примеру, в основе учения Платона о государстве лежит его диалектика идей, бытия и единого, следовательно, для того, чтобы опровергнуть его по существу, следует прежде доказать, что никаких нематериальных идей над чувственным миром и бесформенной материи под ним нет, а бытие, единое, многое и прочие чувственные и умопостигаемые сущности соотносятся друг с другом иначе, чем Платон это утверждает. Поппер по причине собственного невежества неспособен понять диалектику соотношения категория бытия, единого, иного, становления и прочих ни у Платона, ни у Гегеля, и не признавая ни объективной реальности, ни законов её существования, нападает на то, что не понимает с позиций субъективного идеализма, воспроизводя эту самую догму волюнтаризма, о которой мы уже сказали. О том же самом говорит и тот факт, что в своих книгах он хвалит софистов, Канта и Бертрана Рассела, приписывая в частности, последнему, большие достижения в философии, нежели Карлу Марксу.

В противовес эпистемологическому волюнтаризму, диалектико-материалистическая гносеология осуществляет двустороннюю критику всей предшествующей истории философии, с одной стороны раскрывая ошибки, привнесённые экономическими факторами – как, например, полагание Платоном всех сущностей трансцендентными материальному миру было выражением господства класса рабовладельцев надо всем обществом – или полагание Кантом мира трансцендентным имманентному содержанию сознания, связь между которыми осуществляется посредством трансцендентального субъекта было выражением атомизации и индивидуации мелких буржуа в рыночной стихии зарождавшегося капитализма; с другой стороны – выявление собственно логических ошибок в рассуждениях философов-идеалистов и метафизиков, не связанных непосредственно с экономической структурой общества. Результатом этой критики становится вышелушивание здравого, диалектико-материалистического ядра всякого учения, если таковое имеет место быть – или выявление отсутствия такового, если это учение только притворяется философским, а в действительности представляет собой всего лишь идеологию, ложное сознание, и выражает лишь экономические противоречия того общества, в котором оно было сформулировано, а также невежество и неряшливость своего автора.