Магистр слова

Я люблю библиотеки. Тишину, запах книг, дерева и кофе. Мириады загадок, откровений, историй, размышлений в аккуратных рамках переплетов. Ящики Пандоры, полные опасных фантазий и рискованных игр воображения. Это мир, которого я творец и творение. Именно здесь я принимаю своих визитеров и здесь вершу свою магию.

Посетительница мнется, комкает в руках платок, тискает пальцы бледной девочки, которую привела с собой. Дочь не смотрит ни на нее, ни на меня, съежилась на краешке кушетки.

- Невозможно, просто невозможно! Уж как мы ее ни заставляем, ленится, отлынивает! Не накажешь, за уроки не возьмется. Прошу вас, господин магистр, сделайте так, чтоб Лиза хорошо училась!

Я смотрю на Лизу. Она упрямо не слушает, разглядывает корешки книг. На меня не смотрит, но я вижу огонек интереса, разгорающийся в карих глазах. Киваю.

- Приходите завтра, - для пущего впечатления можно было бы заставить ее подождать, но я люблю сразу же отдавать свои творения тому, для кого они предназначены.

Посетительница еще долго благодарит, кланяется, дергает Лизу за руку, наконец, уходит, чуть ли не пятясь. Закрыв за ней дверь, я с облечением вздыхаю. Мне не терпится вернуться за стол. Ведь тут все просто, я уже вижу, как ляжет текст.

Вставив в машинку свежий лист бумаги, начинаю печатать:

«Хотим мы того или нет, знания нужны нам, чтобы выжить. Учиться приходится даже животным, чья жизнь проста, человеку же, чтобы преуспеть, нужно освоить неизмеримо больше. Но повторенье – не мать, а мачеха ученья. Любознательность и интерес – вот истинные родители осмысленного освоения знаний…».

Строчки одна за другой складываются в заклятие, формируя вероятности и расчищая путь осуществлению задуманного. Завтра Лиза прочтет его про себя и для себя, потом вслух. А потом сделает из полученного от меня листа бумаги кораблик и отпустит его на волю, чтобы колдовство свершилось. Я не сделаю ее умнее или способнее. Я просто пробужу в ней любовь к ученью, и все сложится так, как хочется ей самой, пусть пока и неосознанно. Главное волшебство не в тексте заклятия, а в том, чтобы понять, есть ли в человеке то, что нужно для исполнения желания.

Мой следующий посетитель требует слишком многого.

- Я не создаю заклятий против воли того, на кого направлено мое волшебство.

Чванливый не по возрасту юнец возражает мне:

- Она хочет стать моей, но кривляется, по девичьему обыкновению.

Я не спорю.

- Приходите с ней вместе. Если я увижу, что вы правы, я напишу для вас заклятие.

Юнец задумывается, непривычное занятие его утомляет. Мне незачем следить за ним, чтобы понять, к чему приведут его раздумья: сначала он предложит мне деньги, потом сошлется на влиятельного отца. Угроз я не боюсь, а что до золота, всех сокровищ мира не хватит, чтобы окупить мою потерю в случае нарушения правил. Ибо я лишусь самой способности писать волшебные эссе, меняющие судьбы людей.

Выпроводив и этого визитера, я приглашаю полную даму, чьи манеры носят оттенок вульгарности. Она пишет пьесы для театра и просит меня, своего, хм, коллегу усилить ее творческий дар. Я мог бы мне не хочется помогать ей. Она зла и глупа, и не понимает, что невозможно писать о том, чего не испытываешь и даже не в состоянии представить.

Последняя посетительница излагает свою просьбу, не глядя мне в глаза. Тот, кто дороже ей всех на свете, потерял волю к жизни. Он хочет умереть. Она просит меня спасти его. В ее словах нет надежды, она побывала у многих до меня, и получила вполне ожидаемый ответ. Наверное, я последний, к кому она обращается.

Я вижу ее своим даром слова. Я вижу, как они встретились когда-то, не подозревая о своем предназначении друг другу, как расставались, не желая признавать очевидного, как стремились вернуться. Я вижу, как медленно крепло и зрело самое прекрасное в мире чувство, как оно превратилось в непреодолимую силу, долгие годы делавшую их неуязвимыми для всего, кроме болезни. И как он, сраженный недугом, стал по капле терять любовь, а вместе с ней и желание жить.

Посетительница поднимает на меня глаза, и я вижу еще кое-что. И я бросаюсь к машинке, строча так быстро, что треск клавиш сливается в ровный гул. Искры слов сыплются из-под моих пальцев, воспламеняя пожар, в котором исчезнет без следа болезнь и равнодушие, который согреет семейный очаг и вернет жене мужа, а не родившемуся еще ребенку отца. Я вкладываю в это заклятие всю мощь своего дара, ибо нет чуда важнее, чем чудо любви.